Жизненный путь Маты Хари, приведший ее в зал суда, начался в северном голландском городке Левардене. 7 августа 1876 года у жены торговца Адама Зелле родилась дочь. Девочку нарекли Маргарета Гертруда. В 14 лет ее отослали в монастырскую женскую школу для обучения искусству домоводства и подготовки к замужеству - традиционное воспитание для девушек ее класса. Но Маргарета Гертруда не была создана для жизни в рамках традиций. За месяц до девятнадцатилетия она вышла замуж за Кемпбелла Маклеода, офицера голландской армии шотландского происхождения, который был на 21 год старше ее. Замужество оказалось роковой ошибкой.

Рождение Маты Хари

Роковые путешествия

В ожидании вызова

Священника вызвали для совершения последнего обряда к приговоренному к смерти заключенному. Ждал его не простой узник, а один из бывших доверенных лиц Папы Льва X, кардинал Альфонсо Альберто Петруччи. Кардинал отказался от услуг священника и с надменной яростью отослал его прочь. Ухода своего следующего посетителя Петруччи уже не видел - к нему был прислан мавр для исполнения смертного приговора: считалось неподобающим поручить христианину убийство князя церкви. Накинув петлю из темно-красного шелка на шею кардинала, мавр медленно задушил Петруччи.

Князь эпохи Возрождения на престоле Святого Петра

За четыре года до этих событий, в марте 1513 года, Папой римским был избран 37-летний Джованни де Медичи. Второй сын Лоренцо Великолепного, правителя Флоренции, он с юных лет посвятил себя церкви, получил домашнее образование под руководством придворных наставников и был отослан в университет города Пизы для изучения теологии и церковного права. Хотя в 17 лет он был назначен в Коллегию кардиналов, после неожиданного вознесения на папский престол его пришлось срочно посвятить в духовный сан и возвести в сан епископа. После смерти старшего брата, случившейся за десять лет до этого, он был занят мыслями о возвращении своей семье господства во Флоренции, после того как сторонники религиозного реформатора Савонаролы изгнали семью Медичи за предательство республиканских идеалов города.

«Будем наслаждаться папством, дарованным нам Господом», - написал Лев X брату сразу после своего избрания Папой римским. Церемония, посвященная его коронации, своею пышностью скорее напоминала триумфальный парад императора, чем скромную религиозную процедуру. Деньги за более чем 2000 распроданных церковных владений рекой текли в папские закрома, поддерживая его расточительный образ жизни. Решив превратить Рим в центр искусств, он посвятил себя завершению работы, начатой его предшественником, Папой Юлием II, который приказал разрушить старую базилику Св. Петра и начал строительство великолепного здания, возвышающегося ныне в центре Вечного города. Среди художников, работавших над его проектами, были Рафаэль и Микеланджело. «Из него мог бы выйти замечательный Папа, - писал историк тех дней, - если бы к своим достижениям в области искусства он добавил хоть малую толику понимания религии».

Лев X устраивал пиры, где предлагались такие деликатесы, как павлиньи языки и пироги, из которых выпархивали живые соловьи. Карлик-шут был специально нанят, чтобы развлекать его. Но главным любимцем двора был белый слон Анно, подарок короля Португалии, которого научили опускаться на колени перед Папой римским.

Восторженным сторонником расточительных привычек Папы Льва X был 27-летний кардинал из Сиены, Альфонсо Альберто Петруччи. Однако Петруччи, как и другие члены Коллегии кардиналов, сильно расстроился, увидев, как папские богатства направляются на войну с герцогом Урбино. Лев X преследовал цель сделать своего племянника, Лоренцо, правителем Урбино. Но когда Папа заменил брата Петруччи на высшем посту в Сиене фаворитом семьи Медичи и завладел семейными богатствами, кардинал решил, что пришла пора действовать.

Неудавшийся заговор

Петруччи поступил неосторожно, заручившись поддержкой других кардиналов и написав низложенному герцогу Урбино. А когда он публично обронил, что готов убить Льва X, папские агенты начали просматривать его письма. Из них в середине мая 1517 года Лев и узнал о коварных планах своего соперника.

Некоторое время Папа римский страдал желудочно-кишечными болезнями. Петруччи подкупил флорентийского доктора Баттисту де Верчелли с тем, чтобы тот ввел Папе яд во время операции, после чего рекомендовал Льву воспользоваться услугами Баттисты. Заранее предупрежденный, Папа велел схватить врача, заставить признаться в заговоре и предать мучительной смерти.

После этого Лев созвал кардинальскую консисторию. По завершении длинной речи Лев приказал швейцарцам-телохранителям арестовать первого из заговорщиков, некоего кардинала Риарио. Две недели спустя, во время следующей консистории, Папа сообщил, что среди них находятся еще двое врагов. Сняв митру и подняв ее над кардиналами, он произнес: «Именем этого символа Христа обещаю даровать прощение, если они сознаются в своем преступлении». Когда никто не вышел вперед, Лев подошел к каждому кардиналу по очереди со словами: «Виновен или не виновен?» Не выдержав пронизывающего взгляда Папы, кардиналы Содерини и Адриан покорно упали на колени.

Во время бурной третьей консистории 22 июня Лев огласил приговоры первым из трех кардиналов, уличенных в заговоре, и объявил, что зачинщиком был Петруччи. За совершенное преступление Петруччи был приговорен к смерти и отправлен в мрачную цитадель, замок Сайт-Анджело.

1 июля, решив, что следует держать Коллегию кардиналов под строгим контролем, Лев назначил 31 нового князя церкви, большинство из которых внесли существенные вклады в его истощившуюся казну. Среди новых кардиналов оказались двое двоюродных братьев и трое племянников Папы.

Папство на пороге кризиса

Расправившись с заговором Петруччи, Лев X мог спокойно заняться делами по укреплению господствующего положения своей семьи в Италии. Заручившись союзом с Испанией, Папе удалось вынудить французского короля Людовика XII отказаться от притязаний на Милан и Неаполь. Однако преемник Людовика, Франциск I, вновь вторгся в Италию, одержал блистательную победу у Мариньано, в результате чего Папа римский лишился изрядной доли влияния на французскую церковь.

Вслед за этим Лев ввязался в распри по поводу преемника святейшего римского императора Максимилиана I, скончавшегося в 1519 году. Папа противился притязаниям на престол как со стороны Франциска I, так и со стороны Карла I Испанского и, опасаясь, что Италия окажется в тисках между Испанией и Францией, объединился с Германией. Но когда его кандидат, Фредерик Саксонский, проиграл Карлу, Льву ничего не оставалось, как поддержать испанского монарха.

Настоящий кризис папского правления Льва X тем не менее разразился далеко от Рима и остался практически им не замеченным. Протестуя против торговли индульгенциями, 31 октября 1517 года Мартин Лютер вывесил текст своих 95 тезисов на воротах церкви Виттенбергского замка. Когда весть об этом дошла до Рима, Папа Лев X предположительно произнес: «Брат Мартин замечательно талантлив, но это всего лишь очередная монашеская распря».

Исходная цена равнялась примерно восьми миллионам долларов в сегодняшних деньгах. К несчастью, оспа свела монарха в могилу, прежде чем сделка была завершена. Его преемник, Людовик XVI, женился на австрийской принцессе Марии-Антуанетте. Известная своим легкомыслием и увлечением роскошными украшениями, она казалась идеальной покупательницей для такой несравненной безделушки, однако королева поразила ювелиров и своих многочисленных критиков тем, что дважды от нее отказалась.

Хотя за глаза ее презрительно называли Мадам Дефицит за то, что она выбрасывала громадные деньги на балы и пышное убранство комнат в Версале. Мария-Антуанетта, по-видимому, не оставалась полностью безучастной к финансовым проблемам государства.

Когда Боммер зарыдал и сказал, что разорится, и даже пригрозил покончить жизнь самоубийством, королева резонно посоветовала ему взять себя в руки, разобрать ожерелье и продать камни по отдельности. Упрямый ювелир попробовал предложить ожерелье испанскому королевскому двору, но и там от него отказались. Тем временем сумма выплат процентов за драгоценные камни продолжала неумолимо расти. Казалось, ожерелью было предназначено судьбой стать самой дорогой и никчемной безделушкой века.

Нечестивый кардинал

Корыстолюбивый, беспутный, высокомерный и недалекий, Луи де Роган принадлежал к одному из самых знатных родов Франции. Несмотря на скандальную личную жизнь, многочисленные любовные связи, Роган был кардиналом римской католической церкви, официальной государственной религии Франции. С 1772 по 1774 год он служил французским послом в Вене, столице Австро-Венгерской империи, которой правила мать Марии-Антуанетты, Мария-Тереза, женщина обстоятельная и строгих взглядов. Хотя разгульный образ жизни снискал Рогану популярность среди немалого числа подданных пожилой императрицы, ее возмущало, что духовное лицо проводит дни за охотой, а ночи - в плотских утехах. Она засыпала свою дочь жалобами, пока Марии-Антуанетте не удалось добиться того, чтобы Роган был отозван с дипломатического поста в Вене.

Однако кардинал быстро воспрял духом, получив должность главного раздатчика милостыни, и оказавшись, таким образом, обладателем самого высокого духовного сана при дворе в Версале. В его обязанности входило служить мессу по великим праздникам и участвовать в других церемониях, но Мария-Антуанетта настолько старательно его игнорировала, что позже могла утверждать, будто за восемь лет ни разу ни одним словом с ним не перемолвилась. Роган, залезший в громадные долги на подновление своих многочисленных наследственных владений и содержание прихлебателей, чувствовал себя униженным. С его происхождением, шармом и положением он заслуживал того, чтобы быть в дружеских отношениях с королевской семьей, во всяком случае, ему так казалось, и он пустился во все тяжкие, лишь бы быть принятым при дворе.

Последняя из династии Валуа

Самым невероятным, но и самым важным действующим лицом в той афере, которая позже стала известна как «дело об ожерелье», была коварная и соблазнительная Жанна де Валуа, дочь пьяницы-браконьера и сбившейся с пути истинного служанки. Юной нищей замарашке каким-то образом удалось убедить благородную патронессу в том, что она - последняя из потомков бывшей королевской династии Валуа. Так оно и было на самом деле, но строгая монастырская школа, в которую ее отправили, не надолго привлекла ее внимание. Она сбежала оттуда с беспутным жандармом по имени Николя де Ляммотт. Месяц спустя они поженились, у нее родилась двойня.

Чувствуя, что распутный Роган будет легкой добычей, Жанна добилась приглашения в один из его замков, и вскоре он пал жертвой ее чар. Кардинал оплатил долги ее разгульного супруга и способствовал его повышению в капитаны драгун. Неистощимая на выдумки и невероятно дерзкая, эта бессовестная авантюристка, именовавшая себя теперь графиней де Ляммотт-Валуа, приехала в Версаль и инсценировала обморок в зале для приемов. Когда ее муж объяснил потрясенным придворным, что в ней течет королевская кровь, но она ослабла от долгих лет недоедания, мнимой графине пожаловали внушительное ежегодное пособие.

Тут волею случая на сцене появляется очередной пособник в мошенничестве. Алхимик, известный под именем Калиостро, регулярно вымогавший деньги у доверчивого Рогана, рассказал графине, что кардинал отчаянно стремится занять высокий политический пост, но понимает, что этому препятствует неприязнь королевы.

Ухватившись за тонкую соломинку, в 1784 году графиня начала намекать кардиналу на свою «близкую подругу» Марию-Антуанетту. Она пообещала Рогану, что королева многозначительно кивнет в его сторону во время следующей придворной церемонии. Главный раздатчик милостыни увидел то, что хотел увидеть, и в благодарность за воображаемый королевский кивок наградил свою посредницу деньгами. Вслед за этим неутомимая графиня воспользовалась талантами другого своего любовника, приятеля ее мужа Рето де Виллета, заставив его поработать своим «первым секретарем» и подделать письма на золоченой бумаге, украшенной геральдической лилией - эмблемой королевского дома Франции. Фальшивые послания призывали легковерного Рогана к благоразумию и одновременно уверяли его в том, что королева наконец его простила.

Доказательство преданности

Окончательно поймать на крючок кардинала тем не менее не удавалось, пока графине не пришел в голову дерзкий план - якобы устроить ему свидание с королевой поблизости от рощи Венеры в ее личном саду, куда даже король не мог зайти без разрешения. Прежде всего граф де Ляммотт отправился в известный парижский бордель, где нашел глупую молодую девицу по имени Николь, внешне напоминавшую Марию-Антуанетту.

Хитроумные супруги обрядили Николь в белое платье, в точности такое же, как на известном портрете королевы, и заставили заучить несколько строк текста. Безлунной ночью главный раздатчик милостыни прокрался меж сосен, кедров и фиговых деревьев, а завидев предполагаемую королеву, низко поклонился. Тщательно придерживаясь текста, Николь тихо прошептала: «Можете надеяться, что прошлое будет забыто». Дабы не перенапрячь ее драматический талант, тут же возник слуга в дворцовой ливрее, со словами: «Уходите, уходите скорее». Убегая, Роган заметил лицо слуги, как и было задумано.

Отныне, убежденный в том, что его надеждам вскоре суждено осуществиться, бедный кардинал сделался еще податливее и безоговорочно поверил в выдумки хорошенькой Валуа. Когда она сообщила, что королева собирается помочь обедневшему знатному роду, но сама испытывает денежные затруднения, он с готовностью вручил ей 50000 ливров наличными. Сам по уши в долгах, он вынужден был одолжить эту сумму у ростовщика. Естественно, что деньги прикарманила его любовница.

Поверив слухам о близкой дружбе Валуа с королевой, Боммер и Бассанж попросили изощренную мошенницу выступить в роли посредника и уговорить Марию-Антуанетту купить знаменитое ожерелье. 29 декабря 1784 года графине продемонстрировали великолепное творение ювелиров.

Желание королевы — закон

Дальнейшие события не поддаются объяснению. По этой причине большинство французов стали подозревать, что эта история не что иное, как прикрытие, призванное обелить Марию-Антуанетту. Имеющиеся факты тем не менее свидетельствуют в пользу следующего развития событий.

Графиня сказала Рогану, что королева хочет купить дорогие бриллианты тайком от Людовика. Более того, в связи со вновь обретенным доверием Марии-Антуанетты к кардиналу она считает, что только ему можно поручить выполнение столь секретной миссии. Наивный Роган согласился купить ожерелье в рассрочку на два года, внося четыре взноса по 1,6 миллиона ливров. Коварная любовница отмела все его сомнения, забрав договор на покупку и вернув через некоторое время с пометками «Согласна» у каждого параграфа и собственноручной подписью королевы в конце: «Мария-Антуанетта Французская». Вскоре после того, как ожерелье доставили в дом Рогана, появился молодой человек и нараспев произнес: «По приказу королевы». Бриллианты были переданы ему незамедлительно, ибо это был тот самый слуга, на лицо которого мельком дали взглянуть Рогану в королевском саду.

Первые муки сомнения

После краткого периода радостного возбуждения кардинала Рогана стало беспокоить, почему королева не надевает замечательные украшения по торжественным случаям. Изобретательная графиня отвечала, что ее царственная подруга не хочет афишировать безумно дорогую безделушку. Может быть, сбросить цену? Ювелиры с готовностью согласились уступить 200000 ливров, и 12 июля, принеся во дворец какие-то другие бриллианты, Боммер передал королеве записку, в которой подтверждал согласие сбавить цену.

Тем временем один почтенный торговец бриллиантами доложил в полицию, что в Париже некий Рето де Виллет предлагает ценные камни по подозрительно низким ценам. На вопросы полицейского исполнителя внушающий уважение «первый секретарь» чистосердечно признался, что выступает агентом графини де Ляммотт-Валуа. Громкий титул возымел действие, однако графиня, почуяв неладное, отослала мужа в Лондон, чтобы распродать оставшиеся от разобранного ожерелья бриллианты.

Тем не менее даже графиня не могла отвести неизбежное - дату первого платежа. Она предприняла дерзкий выпад, сказав ювелирам, что подпись королевы в договоре поддельная и им следует вытребовать деньги у богатого кардинала. Но Боммер и Бассанж прекрасно знали, что Роган в долгах как в шелках. Решив во что бы то ни стало получить деньги и будучи уверен, что ожерелье у королевы, Боммер отправился на прием к королеве Марии-Антуанетте.

Однако жизнь обошлась сурово отнюдь не с одной участницей этого скандала. Калиостро, которого Людовик изгнал из страны, в конечном счете умер в тюрьме, в Италии. Роган был отлучен от двора и вынужден доживать свои дни в провинции. В 1791 году мнимая графиня, очевидно в припадке безумия, разбилась насмерть, выпрыгнув из окна заведения с дурной репутацией. Короля Людовика XVI вместе с супругой обезглавили на гильотине. когда пожар революции охватил Францию и навсегда уничтожил защищаемый ими порядок.

- Солдаты, они наказывают невинного человека. Солдаты, они бесчестят невиновного! - восклицает арестант. - Да здравствует Франция, да здравствует армия!

Огромного роста сержант в форме республиканской гвардии выходит вперед, наклоняется над приговоренным и срывает с его фуражки и рукавов офицерские знаки различия. После этого сержант срывает форменные пуговицы с кителя и нашивки с брюк арестанта. В довершение всего он выхватывает из ножен офицера шпагу и ломает ее о колено. Разжалованного проводят мимо войскового строя, сажают в полицейский фургон и отправляют в городскую тюрьму, как обыкновенного преступника. По дороге он проезжает мимо своего дома, где провел столько счастливых лет с женой и детьми.

Своей любимой жене 35-летний экс-капитан напишет позже, в тот же день: «О моя дорогая, сделай все, что только можно, чтобы найти виновного... Изменник действительно существует, только это не я». Две недели спустя закованного в цепи Дрейфуса сажают на поезд, отправляющийся в порт Ля-Рошель. Там ждет корабль, который должен доставить его на остров Дьявола, у берегов Французской Гайаны. Для большинства заключенных пребывание в печально известной исправительной колонии равносильно смертному приговору.

Информация о новых уликах в деле Дрейфуса неминуемо просочилась в прессу. Более того, в армейских и правительственных кругах росло подозрение, что в деле замешан еще один виновник. Опасаясь, что попытки привлечь Эстергази могут быть блокированы армейским начальством, Пикар поведал о своих открытиях личному адвокату и уполномочил его передать информацию в правительство. Адвокат рассказал благожелательно настроенному сенатору, что «бордеро», как может быть доказано, написана Эстергази, а не Дрейфусом; сенатор поставил в известность брата осужденного, Матье. 15 ноября 1897 года Матье Дрейфус официально обвинил Эстергази в измене, за которую был осужден его брат, - позаботившись о том, чтобы копия письма, отосланного военному министру, попала в ведущую парижскую газету.

Решив пойти ва-банк, Эстергази потребовал созвать трибунал. Военные сомкнули ряды в поддержку подсудимого, и судебная коллегия поспешно оправдала Эстергази. Приговор, выражаясь словами писателя Эмиля Золя, «прозвучал смертельным ударом по истине и правосудию».

Как и рассчитывал Золя, за сенсационные обвинения его привлекли к суду за клевету. После бурных судебных заседаний, полностью вскрывших двуличность армейских чинов, знаменитого писателя признали виновным. Приговор гласил: «Год лишения свободы и штраф в размере 3000 франков». В ожидании повторного суда после опротестования решения суда Золя нашел пристанище в Англии, где и оставался до июня 1899 года.

На самом же деле это был сэр Роджер Кейсмент, британский государственный служащий ирландского происхождения, получивший дворянское звание в награду за деятельность по защите порабощенных народов Африки и Южной Америки. Впоследствии, однако, он встал в ряды ирландских националистов, которые надеялись, что Первая мировая война отвлечет внимание Великобритании и это предоставит Ирландии возможность провозгласить независимость.

Через два дня Кейсмент был доставлен в Лондон, и в то время, когда в понедельник, 24 апреля, его допрашивали в Скотленд-Ярде, до столицы дошли известия о неудавшемся восстании в Дублине. Один из членов парламента потребовал, чтобы «этот предатель [Кейсмент] был немедленно расстрелян». Суд, продолжавшийся четыре дня. признал его виновным в государственной измене и 29 июня приговорил к смертной казни.

В поисках приключений

Роджер Кейсмент родился 1 сентября 1864 года недалеко от Дублина. Его семья принадлежала к ирландскому протестантскому меньшинству. По желанию его матери он был тайно окрещен в католики. Ему не было и десяти лет, когда родители умерли. Мальчика увезли в Ольстер, где его воспитывал в протестантском духе один из родственников отца. Только уже в зрелом возрасте, когда его политические взгляды изменились, он вновь вернулся к католичеству.

Кейсмент надеялся поступить на британскую гражданскую службу, но вместо этого был вынужден работать клерком в ливерпульской конторе одной из судоходных компаний. Добившись назначения интендантом на корабль, готовый к отплытию в Западную Африку, он получил шанс окунуться в приключения, чего он так страстно желал.

В то время Африку делили между собой европейские державы. Одним из победителей в борьбе за разграбление Африки был бельгийский король Леопольд II, который в 1885 году был провозглашен правителем Свободного государства Конго и управлял им впоследствии как своим личным владением. Кейсмент работал на строительстве транспортной системы в глубинных районах Конго. Несмотря на то что его ценили за усердие, руководство чувствовало, что его отношение к туземцам было, возможно, слишком мягким. Кейсмент писал критические докладные по поводу жестокого обращения своих соотечественников с туземцами, которые в конце концов становились известны в высших правительственных кругах в Лондоне. В 1895 году он был назначен британским консулом в португальской Восточной Африке, ныне Мозамбик. Задачей Кейсмента была защита британских подданных и соблюдение британских интересов.

Его следующим назначением стала португальская Западная Африка, ныне Ангола, но затем в 1900 году он получил назначение, которое упрочило его репутацию, - Кейсменту поручили создание нового британского консульства в Киншасе в Свободном государстве Конго.

Разоблачение злодеяний европейских колонизаторов

Прежде чем приступить к исполнению своих новых обязанностей, Кейсмент отправился в Брюссель для беседы с королем Леопольдом. Почему туземцев заставляли работать как каторжников, спросил он? С них не взимаются налоги, ответил король. А как насчет таких злодеяний, как отсечение руки в качестве наказания за непослушание? Это только слухи, сказал король.

Кейсменту не потребовалось много времени, чтобы по прибытии в Свободное государство Конго убедиться в том. что король лгал. Вниз по течению реки Конго нескончаемым потоком шел каучук - плод рабского труда жителей внутренних районов страны; вверх же по течению поступали лишь ружья и боеприпасы для удержания туземцев в повиновении. Фотографии документально подтверждали неслыханные изуверства по отношению к непокорным. Донесения Кейсмента прикладывались в британском министерстве иностранных дел к «списку злодеяний» Леопольда II, и в 1908 году они были использованы против короля для проведения реформ в его африканских владениях.

Тем временем Кейсмента направили в Южную Америку для расследования предполагаемых злодеяний по отношению к туземцам на принадлежавших Британии каучуковых плантациях вдоль перуанской реки Путумайо. Он подтвердил верность этих предположений и в следующем году был награжден за свою службу дворянским титулом.

Новое дело

Годы службы в тропическом климате настолько подорвали здоровье Кейсмента, что он был вынужден в 1913 году уйти с государственной службы. Вернувшись в Ирландию, он вскоре оказался вовлеченным в движение за ее независимость.

С 1801 года Лондон управлял Ирландией как своенравной и беспокойной частью Соединенного Королевства. В конце XIX века дважды отклонялся законопроект о самоуправлении Ирландии, а в 1913 году он был принят Палатой общин лишь для того, чтобы его заблокировала Палата лордов. Тогда Кейсмент принял на себя руководство «ирландскими добровольцами» - движением сопротивления, направленным на защиту прав и свобод ирландского народа.

В июле 1914 года Кейсмент поехал в Соединенные Штаты Америки, чтобы собрать деньги и приобрести оружие для нужд движения. Когда в следующем месяце разразилась Первая мировая война, он перешел на сторону Германии. После увиденного в Конго он не мог согласиться с тем, что защита Бельгии - достаточная причина для вступления Британии в войну против Германии. Для установления контакта с германским послом в Вашингтоне он использовал влиятельную ирландско-американскую организацию «Клан-на-Гаэль». Он надеялся на то, что Германия окажет Ирландии поддержку в борьбе за независимость.

Лишенный доверия

Деятельность Кейсмента в США закрыла ему возможность вернуться в Британию, поэтому в октябре он отправился в Германию через Норвегию. Его сопровождал молодой норвежский моряк по имени Адлер Кристенсен - слуга и переводчик с немецкого языка. В Христиании, нынешнем Осло, Кристенсен попытался сдать Кейсмента британскому посланнику, но встретил категорический отпор. Кейсменту моряк заявил, что британцы предложили ему 5000 долларов, чтобы он заманил своего хозяина туда, где его можно будет похитить или, возможно, убить. «Я так рад, что привез его с собой, - писал Кейсмент о своем слуге, - он настоящее сокровище». Кейсмент абсолютно не подозревал, что вероломный Кристенсен продолжал снабжать британскую миссию в Норвегии сведениями о деятельности Кейсмента.

В Берлине, куда Кейсмент приехал 31 октября, он поставил себе три задачи: сформировать из ирландских военнопленных бригаду для участия в войне с Британией, добыть оружие для грядущей борьбы Ирландии за независимость и добиться от германского правительства публичной поддержки его дела.

Хотя 20 ноября германское правительство заявило о своей поддержке идеи независимости Ирландии, новые друзья Кейсмента в Берлине не очень-то ему доверяли. Из его плана создания ирландской бригады ничего не вышло, а переговоры о поставках оружия велись не Кейсментом в Берлине, а скорее организацией «Клан-на-Гаэль», действовавшей через германское посольство в Вашингтоне. В то же время благодаря информации Кристенсена были составлены планы поимки перебежчика.

Грязные дневники

Обвинительный приговор в деле Кейсмента не был неожиданностью, и обвиняемый был готов сделать решительное заявление о неправомочности британского суда. Его единственной виной, доказывал Кейсмент, было то, что он превыше всего ставил интересы Ирландии. К народу его страны относились настолько бесчеловечно, что даже первобытное племя не стало бы безропотно сносить это. «Если борьба против подобной чудовищной участи - измена, то я горжусь тем, что вхожу в ряды повстанцев», - закончил он свое выступление.

Опасаясь, что смертный приговор в отношении обвиняемого не будет приведен в исполнение, британские власти предприняли шаги по дискредитации Кейсмента. В ход пошли его личные дневники, датированные 1903 и 1910 годами. В них имелись подробности личной жизни, разоблачавшие его как гомосексуалиста. Как только появились эти сенсационные разоблачения, известные государственные и церковные деятели в Британии и Соединенных Штатах отказались поддержать его просьбу о помиловании. 3 августа Кейсмент был повешен.

Были ли так называемые грязные дневники настоящими? Те, для кого Кейсмент предатель Британии, полагают, что дневники подлинные; те, для кого он патриот Ирландии, объявляют их сфабрикованными. Согласно второй точке зрения, Кейсмент был казнен не за измену, а за свои убеждения.

Лишь в 1949 году Ирландия получила полную независимость от Британии, хотя шесть из девяти графств Ольстера остались в составе Соединенного Королевства как Северная Ирландия.

Спустя годы ходатайства Ирландии о том, чтобы британцы разрешили перевезти останки сэра Роджера Кейсмента на родную землю для перезахоронения, были удовлетворены. 23 февраля 1965 года гроб был доставлен в Дублин, на улицы которого вышли тысячи людей, чтобы отдать дань уважения этому человеку. Врачи предостерегали 88-летнего Президента Ирландии Имона де Валеру от участия в церемонии похорон, но тот настоял на этом. После чего его уговаривали хотя бы надеть шляпу ввиду ненастной погоды. «Кейсмент заслуживает лучшего отношения», - ответил де Валера и произнес надгробную речь, которая во многом перекликалась с последним словом Кейсмента.

Подозрение пало прежде всего на Андерсона, работодателя Мэри, который часто по вечерам провожал ее домой. Хотя Андерсон и не смог представить убедительное алиби на день ее исчезновения и. предположительно, смерти, он вскоре был освобожден, и все взоры обратились на жениха Мэри Дэвида Пейна, проживавшего в пансионе ее матери в Хобокене, Нью-Джерси. Пейн признал, что видел Мэри утром в день исчезновения, за три дня до того, как было найдено ее тело.

Первые улики по этому делу были обнаружены в лесистой местности около реки: комбинация, шаль, зонтик от солнца и носовой платок с инициалами «М. Р.». Трава на поляне выглядела примятой, как будто там происходила борьба. Вскоре после этого Дэвид Пейн покончил с собой на этой поляне, выпив избыточную дозу лауданума - настойки опия. «Это произошло здесь, - написал Пейн в предсмертной записке. - Да простит меня Господь за мою растраченную впустую жизнь!» Доказывало ли это, что именно он убил Мэри? Нет. утверждала полиция, у него было алиби.

Преступление оставалось нераскрытым; следствие продолжалось.

Вымысел на основе фактов

Среди читателей газетных хроник был 32-летний Эдгар Аллан По, шесть сборников коротких рассказов и стихов которого уже снискали ему некоторую известность, но не богатство. Имея 800 долларов годового дохода, которые он получал, будучи литературным редактором журнала в Филадельфии, и больную туберкулезом молодую жену на руках, он обдумывал сюжет своего следующего за дебютным «Убийством на улице Морг» детективного рассказа. Преступлением, которое должен был расследовать вымышленный им инспектор Дюпен, стала история Мэри Роджерс. Но в изложении По Мэри получила имя Мари Роже; Нью-Йорк превратился в Париж, Гудзон - в Сену.

«Под предлогом описания того, как Дюпен разгадывает тайну убийства Мари, я фактически чрезвычайно скрупулезно исследую реальную трагедию в Нью-Йорке, - писал По своему приятелю 4 июня 1842 года. - Не упуская никаких деталей, я последовательно анализирую мнения и доводы наших газетчиков по этому делу и показываю (я надеюсь, убедительно), что к раскрытию этого преступления никто еще и близко не подходил. Газеты пошли по совершенно ложному следу. На самом деле, я полагаю, что не только продемонстрировал ошибочность версии гибели девушки от рук банды, но и выявил убийцу».

Рассказ По «Тайна Мари Роже» печатался в трех номерах журнала для женщин с ноября 1842-го по февраль 1843 года. С безукоризненной логикой инспектор Дюпен (то есть По) доказывал, что убийцей мог быть лишь «смуглолицый человек», морской офицер, последний, с кем видели Мари (Мэри) и с кем она тремя годами ранее исчезала куда-то на несколько недель. На этом, так и не назвав имя преступника. По и завершил повествование. Он прибегал к этому приему в своих более ранних детективных рассказах. Редакцией было дано разъяснение: «По причинам, которые мы не будем упоминать, но которые многим читателям покажутся очевидными, мы позволили себе опустить из текста переданной нам рукописи подробности, касающиеся продолжения распутывания явно слабого следа, на который напал Дюпен».

Против Рейли были выдвинуты четыре обвинения: стремление низвергнуть короля Якова I и посадить на его место свою кузину Арабеллу Стюарт: подстрекательство к восстанию в королевстве: организация заговора с целью возвратить католической церкви ее былые позиции и организация испанского вторжения в Британию.

После всего лишь 15-минутного совещания присяжные вынесли вердикт о виновности. Главный судья сэр Джон Попем, не колеблясь, объявил ужасающий приговор. Рейли должен был быть повешен, но затем еще живым вынут из петли и четвертован, «ваша голова будет отсечена от туловища, а тело будет расчленено на четыре части, чтобы таким образом покончить с вами по распоряжению короля - и да простит Господь вашу грешную душу!»

Взлет фаворита

Сын девонширского сквайра, Рейли в 1569 году бросил учебу в Оксфорде, так и не получив степень, и в 17 лет отправился во Францию воевать с протестантами. Спустя десятилетие он составил компанию своему сводному брату, сэру Хамфри Гилберту, в так называемом путешествии с целью открытия новых земель, которое на деле должно было стать наступлением на испанские владения в Вест-Индии. Братья добрались лишь до островов Зеленого Мыса. Затем Рейли помогал усмирять восстание в Ирландии и в декабре 1581 года был направлен с донесением о боевых действиях к королевскому двору в Гринвич.

Рассказ о том, как Рейли расстелил свой плащ на грязной дороге, дабы королева Елизавета не промочила ног, вероятнее всего, легенда. Однако несомненно, что высокий красивый солдат, которому еще не было и тридцати, известный своим мужеством, изысканными манерами и находчивостью, пришелся по вкусу незамужней 48-летней королеве. Ее давнишний фаворит граф Лестершир накануне вновь женился, и Елизавета страстно искала общества Рейли, осыпая его подарками. В 1584 году она пожаловала ему дворянский титул.

После смерти своего сводного брата Гилберта Рейли получил его патент на право исследования неведомых земель Нового Света и захвата их именем королевы. Первая посланная им экспедиция заявила права на побережье Атлантики к северу от Флориды в качестве владения Англии. Эту территорию королева назвала Виргинией - в честь себя, королевы-девственницы. Позднее, когда Елизавета запретила Рейли покидать двор, он отправил своего двоюродного брата, сэра Ричарда Гренвилла, с миссией основать колонию в Роаноке; это была первая из двух неудачных попыток закрепиться на Североамериканском континенте.

Прибытие ко двору в мае 1587 года графа Эссекского Роберта Деверо означало появление у Рейли соперника в отношениях с королевой, и он на время отбыл в свои ирландские владения. Вернувшись ко двору, он вступил в любовную связь с Элизабет Трокмортон, одной из фрейлин королевы. За нанесение такого оскорбления ревнивой королеве они оба были заключены в лондонский Тауэр. В конце концов любовники были освобождены и получили разрешение вступить в брак при условии, что они покинут двор и будут вести тихую жизнь в отдаленном поместье.

В 1595 году Рейли получил наконец разрешение покинуть Англию и возглавил экспедицию, отправленную с целью захвата испанских территорий в Новом Свете и поисков золота в верхнем течении реки Ориноко в Южной Америке. На следующий год он принял участие в удачном нападении на испанский порт Кадис и к 1597 году вновь стал не только фаворитом королевы, но также членом парламента.

Рассвет новой эры

Смерть Елизаветы I 24 марта 1603 года положила конец правлению Тюдоров. Спустя несколько часов король Шотландии Яков VI - сын злополучной Марии Стюарт - был провозглашен королем Англии Яковом I и два королевства были объединены под его единоличным правлением. Для Рейли это означало конец его привилегиям при дворе.

Двоим из тех, кого Рейли считал своими друзьями, было уготовано судьбой предать его. Один из них, сэр Роберт Сесил, низкорослый, болезненного вида горбун - Елизавета звала его «мой карлик», - с 1596 года занимал должность министра при дворе Елизаветы и вел тайную переписку с королем Шотландии Яковом VI по вопросу о престолонаследии. Сесил поддерживал планы Якова по укреплению монархии, ослаблению парламента и прекращению вражды с Испанией. Рейли же был противником всего этого, и Сесил довел это до сведения Якова. Вторым лжедругом оказался лорд Кобем, который впоследствии выступил единственным свидетелем, и на основе его показаний Рейли был признан виновным в измене.

Когда Рейли поспешил принести клятву верности новому королю, Яков отнесся к фавориту Елизаветы с подчеркнутой неприязнью. В течение двух недель Яков лишил Рейли всех его должностей и торговых лицензий и приказал покинуть лондонский дом, дарованный королевой несколькими годами ранее. 14 июля Сесил, сохранивший при Якове пост министра, вызвал Рейли на королевский совет в Виндзорский замок для выяснения обстоятельств заговора против нового монарха.

Обвинен в измене

Бывший друг Рейли лорд Кобем не скрывал своего недовольства королем Яковом и презрения к Сесилу. От графа Аремберга, посла Нидерландов, входивших в число европейских владений Испании, Кобем получил заем в 500000 крон для финансирования государственного переворота с целью возведения на трон Арабеллы Стюарт. Узнав о заговоре, Сесил стал на совете выяснять у Рейли, что ему было известно о действиях друга. Вначале Рейли отрицал какое-либо участие в плане Кобема, но позднее в письме Сесилу признал, что Кобем предлагал ему 10000 крон за установление мира между Испанией и Англией.

Когда письмо Рейли было предъявлено перепуганному Кобему, тот заявил, что инициатором заговора был Рейли. Именно это обвинение и привело Рейли 17 ноября на судебный процесс в Винчестере.

Годы ожидания

Казнь Рейли была назначена на 10 декабря. Накануне этого дня король милостиво распорядился отсрочить приведение в исполнение смертного приговора, но заключил Рейли в лондонский Тауэр. Хотя ему было разрешено находиться в обществе жены и сына, следующие 13 лет Рейли пришлось провести в тюрьме.

После многолетних ходатайств об освобождении и одобрения составленного Рейли плана следующей экспедиции в Новый Свет в начале 1616 года ему была предоставлена свобода. К июню следующего года он собрал достаточно средств для своего путешествия, при этом монарх наказывал ему избегать столкновений с испанцами.

Экспедиция обернулась катастрофой, и самым трагичным в ней было то, что в ходе нападения на испанское поселение погиб сын Рейли. По возвращении в Англию в июне 1618 года Рейли был арестован и вновь брошен в лондонский Тауэр. Поскольку Рейли уже был приговорен к смертной казни, его нельзя было судить за нарушение приказа короля избегать столкновений с Испанией. И тогда 29 октября он был отправлен на эшафот во исполнение смертного приговора 15-летней давности.

Попросив показать ему топор, который должен был отсечь ему голову, Рейли провел пальцем по его лезвию и пошутил: «Это острое и вполне подходящее средство для излечения меня от всех болезней». Когда один из свидетелей потребовал, чтобы, кладя голову на колоду, осужденный повернул лицо на восток, Рейли ответил: «Неважно, где находится голова, главное - чтобы сердце было на месте». И это высказывание - подходящая эпитафия для придворного фаворита, впавшего в немилость.

В то же самое время возле Белого дома собралась внушительная толпа: одни требовали помилования супругам - единственным американцам, когда-либо приговоренным к смертной казни за шпионаж в мирное время, другие, напротив, держали плакаты с лозунгом: «Смерть коммунистическим крысам!»

Около восьми часов вечера Джулиуса Розенберга привели в ярко освещенную комнату. Он был бледен и отрешен. Когда приговоренный увидел электрический стул, у него подкосились ноги. Он молчал с момента своего последнего заявления, сделанного ранее в тот же день, которое завершилось словами: «Никогда не позволяйте им искажать правду. Мы невиновны». После стандартного включения электричества - одного короткого и двух длинных разрядов - в 20.06 была констатирована его смерть. Вслед за ним была казнена Этель Розенберг. Двое их сыновей - девяти и шести лет - остались сиротами.

Мастера обмана?

Для Дж. Эдгара Гувера, директора Федерального бюро расследований, дело Розенбергов было «преступлением века». Предполагалось, что Джулиус Розенберг был руководителем шпионской сети - а может быть, и двух, - с помощью которой Советский Союз создал свою атомную бомбу на много лет раньше, чем смог бы это сделать самостоятельно, и, таким образом, баланс сил в мире изменился.

Ничто в прошлом Джулиуса Розенберга и Этель Грингласс не указывало на то, что им уготована печальная слава. Оба были старшими детьми в разорившихся семьях, боровшихся за существование в самые отчаянные годы Великой депрессии. Будучи одаренным юношей, Розенберг в возрасте 16 лет поступил в Нью-Йоркский городской колледж, где стал специализироваться в области машиностроения, несмотря на то что отец хотел, чтобы он стал раввином. Вскоре, напуганный подъемом нацизма в Германии и возмущенный социальным и расовым неравенством в Соединенных Штатах, Джулиус увлекся коммунистическими идеями и в ущерб учебе начал активно работать в Лиге коммунистической молодежи.

Этель Грингласс была вынуждена расстаться с мыслью о высшем образовании в 15-летнем возрасте и устроиться на конторскую работу в судостроительную компанию. Она получала семь долларов в неделю. Подрабатывая вечером в Международном союзе моряков, Этель встретила Джулиуса Розенберга, который был почти на три года моложе ее, и влюбилась в него. До конца жизни они сохраняли пылкие чувства друг к другу.

В 1939 году Джулиус получил диплом инженера. Вскоре они поженились. В 1940 году в качестве гражданского инженера-специалиста он поступил на работу в Бруклине в войска связи американской армии. Через год его назначили на должность инженера технического контроля. В это время супруги вступили в Коммунистическую партию США, так же как и младший брат Этель Дэвид Грингласс. В 1943 году, после рождения их первого сына, супруги Розенберг вышли из партии, но через два года Джулиус был уволен с работы из войск связи за то, что скрыл свои убеждения.

Похищение американских атомных секретов

28 августа 1948 года СССР успешно испытал свою первую атомную бомбу. В начале следующего года сотрудник управления контрразведки ФБР обнаружил, что в КГБ имеется копия доклада о Манхэттенском проекте, секретном плане Америки по созданию атомной бомбы. Он был написан блестящим физиком, немцем по происхождению, Клаусом Фуксом, который работал в Лос-Аламосе в штате Нью-Мексико, а затем основал лабораторию в Центре атомных исследований Харвелла в Англии. Он признался, что в 1933 году вступил в Коммунистическую партию Германии, чтобы бороться против нацизма, и что начал шпионскую деятельность в пользу СССР позднее, уже в Англии. После того как Фукса перевели в Соединенные Штаты, он установил контакт с курьером, о котором знал лишь то, что его зовут Раймонд. Этому человеку Фукс и передал документы с описанием первой атомной бомбы, испытанной в пустыне штата Нью-Мексико.

Основываясь на полученной от Фукса информации, ФБР установило наблюдение за Раймондом, которым оказался химик Гарри Гольд, и тут начали проявляться контуры шпионской сети. По словам Гольда, его «контролером», или резидентом, был советский вице-консул в Нью-Йорке Анатолий Яковлев. Гольд признался, что по распоряжению Яковлева он в 1944 году ездил в Нью-Мексико для встречи с Дэвидом Гринглассом, который был принят на должность механика в лос-аламосскую лабораторию. Молодой шурин Джулиуса Розенберга, как оказалось, взял 500 долларов за чертежи внутреннего устройства атомной бомбы. Почему Дэвид Грингласс и его жена Рут верили Раймонду? Позднее в своих показаниях они признались, что приехавший незнакомец показал условную метку от Джулиуса Розенберга.

Как рассказывал Гольд следователям из ФБР, со слов шурина, Розенберг строил планы вывезти свою семью из страны и отчаянно убеждал семью Гринглассов уехать тоже, обещая 4000 долларов наличными на устройство побега. Но никто из них сделать этого не успел. 15 июня 1950 года Грингласс был арестован ФБР и сознался в шпионаже, сдав тем самым своего зятя. 17 июля был арестован Джулиус, 11 августа - Этель, ей даже не дали времени поручить чьей-либо заботе своих детей.

Заговор призраков

Неоспоримых свидетельств о том, что Джулиус Розенберг руководил шпионской сетью, не было. Тем не менее тучи сгущались. Двое друзей еще со студенческой скамьи, один из которых упоминался в некоторых советских документах, неожиданно исчезли. Еще один однокашник - Мортон Собелл - вместе с женой укрылся в Мексике, но в итоге был передан ФБР и, как и супруги Розенберг, был осужден за шпионаж.

Но что на самом деле совершила эта «шпионская сеть»? Какие «секреты» были переданы противнику? Причиной, по которой так много людей до сих пор сомневаются в обоснованности правительственных обвинений против Розенбергов и Собелла, является недостаток прямых доказательств: обвинение строилось на показаниях Гринглассов. Некоторые обозреватели полагают, что, свидетельствуя против Розенбергов, супруги Грингласс спасали себя.

«Хуже, чем убийство...»

По мнению многих, суд, начавшийся 6 марта 1951 года, не дал ясных ответов. Супруги Розенберг решили дать свидетельские показания в собственную защиту и настаивали на своей невиновности. Но Джулиус вел себя надменно и заносчиво, что мешало ему парировать умные выпады со стороны обвинителя Ирвинга Сейпола.

Приговор, по которому оба обвиняемых были признаны виновными, был вынесен единогласно. Судья Ирвинг Р. Кауфман, приговоривший Розенбергов к казни на электрическом стуле, произнес: «Я считаю, что это преступление хуже, чем убийство».

Мортон Собелл был приговорен к 30 годам тюрьмы, а Дэвид Грингласс - к 15, и в 1960 году он был освобожден условно-досрочно. Его сотрудничество со следствием, как гласят правительственные архивы, явилось основой для соглашения не предъявлять обвинение его жене Рут. Гарри Гольда тоже приговорили к 30 годам тюремного заключения.

В последующие два года дело Розенбергов получило международный резонанс, так как через судебную систему прошла целая серия отклоненных апелляций. Все это время Розенберги содержались на этаже, где находились камеры смертников. Общаться друг с другом им удавалось редко, так же нечасто им разрешалось видеться с сыновьями.

После казни Розенбергов на их похоронах в Бруклине собрались 8000 человек, полностью убежденных в их невиновности по предъявленным обвинениям. Нобелевский лауреат Гарольд Юрей так выразил свое мнение: «Человек со способностями Грингласса никак не мог передать математические, физические и химические выкладки, имеющие отношение к атомной бомбе». Известный французский философ-экзистенциалист Жан Поль Сартр определил казнь Розенбергов как «узаконенное линчевание, запятнавшее кровью всю нацию». Но Гувер считал вынесенный обвинительный приговор одним из величайших достижений ФБР, а в 1954 году Конгресс причислил шпионаж в мирное время к разряду государственных преступлений - закон, который получил известность как «закон Розенбергов».

Таково было обвинение, внесенное 5 июля 1820 года на рассмотрение Палаты лордов. Поскольку Пергами был иностранцем и не подпадал под юрисдикцию британских законов, а преступления, о которых шла речь, имели место за пределами Британии, суд по обвинению в измене был невозможен. Билль - частная инициатива, внесенная на обсуждение от имени неназванной стороны, хотя все знали, что это был король, - рассматривался как способ наказания королевы Каролины без проведения собственно суда. Для Георга IV это был удобный способ положить конец супружеским разногласиям, в течение последней четверти века отравлявшим ему личную жизнь.

Своенравный принц

По иронии судьбы обвинителем по делу о неподобающем поведении королевы должен был стать сам король. Старший сын короля Георга III был привлекательным, умным, приветливым молодым человеком. Но слишком скоро принц Уэльский превратился в растолстевшего повесу. Его многочисленные любовные связи и расточительность повергали в смятение подданных его отца, которые прозвали его распутным принцем.

Потом, в 1784 году, в возрасте 22 лет наследник трона влюбился - с первого взгляда - в Марию Фицхерберт, женщину, которая была на шесть лет старше его. К сожалению, на пути к их браку стояли непреодолимые препятствия. Миссис Фицхерберт была католичкой, что исключало возможность вступления в брак с наследником престола. И поскольку Георгу не исполнилось еще 25 лет, он не мог жениться без согласия отца, которого король никогда бы не дал.

Когда добродетельная миссис Фицхерберт отказалась стать любовницей принца, Георг симулировал самоубийство, чтобы заманить ее в свой лондонский дом и вырвать у нее обещание выйти за него замуж. Узнав об обмане, Мария уехала на континент. Просьба Георга жить за границей - в целях экономии, как он объяснил отцу, а на самом деле чтобы быть поближе к Марии Фицхерберт - была, естественно, отклонена королем, которого постоянно информировали о развитии этой интрижки.

Спустя год Георгу удалось завлечь миссис Фицхерберт обратно в Англию, и 15 декабря 1785 года они поженились в гостиной ее дома в Лондоне. Священник англиканской церкви, незаконно обвенчавший их, получил деньги на погашение своих долгов и обещание быть произведенным в сан епископа, когда Георг станет королем. Хотя в последующем принца постоянно видели в обществе миссис Фицхерберт и их брак был секретом полишинеля, они продолжали жить раздельно, чтобы не нарушать приличий.

Нелюбимая невеста

После тайного венчания Георг не перестал ни волочиться за другими женщинами, ни транжирить деньги. Его ссоры с миссис Фицхерберт становились все более частыми, а долги росли. Наконец принц понял, что только официально признанный брак с принцессой протестантской веры способен спасти его от финансового краха. Его младшему брату герцогу Йоркскому, вступившему в достойный брак, король повысил размеры содержания. В августе 1794 года Георг сказал отцу, что он порвал с миссис Фицхерберт и готов вступить в брак с особой королевской крови.

В качестве невесты Георг избрал дочь герцога Брауншвейгско-Вольфенбюттельского, свою двоюродную сестру Каролину. Его мать, королева Шарлотта, была в шоке и писала своему брату, что Каролина совершенно не подходит. Принцесса, как говорили, была настолько чувственной натурой, что ее отец не разрешал ей ходить из комнаты в комнату без дуэньи. Гувернантка получила наставления следовать за ней по пятам на придворных балах, чтобы та не «выставляла себя на посмешище, ведя с мужчинами непристойные разговоры». Лорд Малмсбери, получивший полномочия свата, описывал ее как девушку маленького роста и полную, с несоразмерно большой для ее туловища головой. Несмотря на это, она была весела и постоянно смеялась. Ее отец говорил, что она вовсе не глупа, а просто ей не хватает рассудительности и она не может удержаться от неожиданных бестактных замечаний и резкой критики в адрес других.

Шиллинг за принцессу

В январе 1796 года Каролина родила дочь. Через три дня Георг, подавленный, больной, убежденный, что он вот-вот умрет, составил новое завещание. Согласно этому документу, он оставлял все деньги и собственность своей «любимой и обожаемой Марии Фицхерберт», называя ее «дамой своего сердца и души». Своей новорожденной дочери он завещал драгоценности, ранее подаренные Каролине. Своей законной жене, «той, которая называется принцессой Уэльской», он оставил ровно один шиллинг.

В последовавшей долгой переписке принцесса потребовала, чтобы с этого момента они с Георгом считались мужем и женой лишь формально. Он не должен пытаться заставить ее родить еще одного наследника, даже в случае смерти их дочери. «Природой мы не созданы друг для друга», - ответил принц. Достигнув соглашения жить раздельно, он со злобой добавил: «Оставшаяся часть нашей жизни пройдет в неизбывном покое». Все старания короля сохранить брак сына ничего не дали, хотя он отказался дать согласие на официальный развод.

К лету 1797 года Каролина обустроилась в поместье в нескольких часах езды от Лондона. Покинутая немногими друзьями, приобретенными в аристократических кругах, принцесса окружила себя молодыми морскими офицерами, политиками и писателями. Георгу доносили, что его отвергнутая жена ведет скандальный образ жизни, и дело дошло даже до того, что от одного из своих многочисленных любовников она родила ребенка. В декабре 1805 года комитет, состоявший из членов королевского совета, снял с нее это обвинение. Единственная ошибка, когда-либо сделанная ею, как беспечно заметила Каролина, заключалась в том, что она делила ложе с мужем Марии Фицхерберт.

Наконец-то свободен

Душевная болезнь, которой Георг III страдал уже долгое время, стала очевидной в 1811 году, и король был объявлен недееспособным, а его сын - регентом. Свои новые властные полномочия принц использовал для того, чтобы совершенно удалить Каролину из дворца и исключить ее участие в празднествах, проходивших в Лондоне летом 1814 года в честь монархов, объединившихся для победы над Наполеоном. В августе, путешествуя под именем графини Вольфенбюттельской, Каролина взошла на борт отплывавшего во Францию фрегата. Присутствовавшие при этом вспоминали, что, когда она покидала Англию, в ее глазах стояли слезы.

Георг надеялся, что она будет тихо жить в уединении где-нибудь в Европе. Но Каролина была полна решимости открыть для себя мир, в полной мере насладиться жизнью и делать только то, что доставляло ей удовольствие. Вернувшись после всех этих лет в Брауншвейг, она с головой окунулась в развлечения: ужины, танцы и карточная игра продолжались до рассвета. В Женеве 46-летняя принцесса шокировала гостей, появившись на маскараде одетой - или скорее раздетой выше талии - в костюм Венеры. А в Милане она взяла камергером смуглолицего, крепкого сложения бывшего солдата по имени Бартоломео Пергами. Он был моложе ее на 14 лет. Очень скоро он был назначен ее гофмейстером и получил титул барона делла Франчина. Именно Пергами организовал ее паломничество в Святую землю - целое путешествие по Сицилии, Алжиру, Греции и Турции, апофеозом которого явился ее въезд в Иерусалим на осле. Вернувшись в Европу, Каролина сняла в Италии виллу и устроила там семью Пергами - за исключением жившей отдельно от него жены. Его маленькая дочь Викторина спала в спальне Каролины и называла ее мамой.

В конце 1817 года Каролина узнала, что ее 21-летняя дочь умерла при родах. С печалью она осознала, что устранено последнее препятствие на пути к разводу с Георгом. Поскольку их ребенок умер, писала она своему адвокату Генри Бруму, Георг без колебаний выдвинет «против меня лживые и грязные обвинения». Летом следующего года Георг направил в Милан комиссию из трех человек для расследования эксцентричного поведения принцессы в Италии и сбора свидетельств ее неверности.

«Noil mi ricordo»

17 августа королева появилась на первом заседании Палаты лордов, посвященном публичному расследованию, которое все называли судебным процессом. Хотя лояльно относившиеся к ней газетчики писали, что она «прекрасно выглядит», менее доброжелательные обозреватели отметили, как она располнела и какой толстый слой косметики нанесен на ее лицо.

10 ноября Палата лордов проголосовала по законопроекту 108 голосами «за» и 99 «против». Понимая, что такой незначительный перевес в Палате лордов делает маловероятным, что законопроект когда-либо будет утвержден Палатой общин, где, как известно, у Каролины поддержка была сильнее, правительство проинформировало короля, что обвинения необходимо отозвать. Три дня Лондон и другие города королевства отмечали победу Каролины фейерверками, кострами, балами и парадами.

Последнее слово, однако, осталось за Георгом IV. Когда 19 июля 1821 года Каролина появилась в Вестминстерском аббатстве на церемонии коронации короля, ее остановили в дверях и не пропустили под предлогом того, что у нее не было надлежащего пропуска.

Почти сразу же после этого отвергнутая королева слегла с острым кишечным расстройством, для лечения которого ее доктора прописали кровопускание, опий и касторку - достаточно, как сказал Генри Брум, чтобы «вывернуть конский желудок». Она умерла 7 августа, шепча по-французски: «Я умираю без печали, я умираю без сожаления».

Полиция обратилась с просьбой ко всем владельцам гаражей в населенных пунктах к югу от Бостона быть повнимательнее к смуглым иностранцам, возможно итальянцам, обращающимся за автомобилями. После девяти часов вечера 5 мая в Бриджуотере, в нескольких километрах к югу от Брэйнтри. Саймон Джонсон только закрыл свой гараж на ночь, как в дверь постучал Майк Боуда, приехавший забрать отданный в ремонт автомобиль. Выглянувшая в окно жена Джонсона увидела еще одного мужчину на мотоцикле и еще двоих, шедших по улице к гаражу. Пока Джонсон тянул с Боудой время, его жена вышла через другую дверь и позвонила в полицию.

Нервничая все больше и больше, Боуда сказал, что вернется за машиной на следующее утро. Затем он сел в коляску мотоцикла и уехал. Двое других мужчин направились к трамвайной остановке. Начальник полиции Бриджуотера Майкл Стюарт позвонил своему коллеге в Броктон, ближайший город в северном направлении, и попросил его задержать этих двоих мужчин. В одиннадцатом часу вечера в Броктоне в трамвай вошли двое полицейских и арестовали подозреваемых: 29-летнего сапожника Николу Сакко и 32-летнего разносчика рыбы Бартоломео Ванцетти.

У обоих имелось при себе оружие, и оба давали уклончивые ответы о цели своего пребывания в Бриджуотере в тот вечер. Они также не смогли вспомнить, где находились 15 апреля. Несколько свидетелей ограбления в Брэйнтри впоследствии опознали Сакко как одного из нападавших. Ванцетти опознал только один из свидетелей. Тем не менее пять месяцев спустя Сакко и Ванцетти было предъявлено обвинение в совершенном в Брэйнтри двойном убийстве.

Время страхов

Приход к власти большевиков в России и их последующий призыв к мировой революции до смерти напугал политических лидеров по всей Западной Европе и в Соединенных Штатах Америки. В 1919 году министр юстиции США А. Митчелл Палмер предостерегал, что 60 000 иностранных радикалов намереваются устроить в Америке «красный» террор. Пришло время, заявил Палмер, отодвинуть в сторону «очень либеральные» положения Билля о правах и принять меры против этих подрывных элементов.

С помощью тайных агентов Палмеру удалось проникнуть в руководство коммунистического и рабочего движения и других радикальных групп. В ходе проведенных 2 января 1920 года рейдов агенты министра юстиции схватили 3000 человек, в большинстве своем иностранцев, которым было предъявлено обвинение в попытке свержения правительства США. Так называемые «палмеровские» рейды продолжались весь июнь, при этом были выданы ордера на арест 6000 нежелательных иностранцев и высылку из страны почти тысячи из них. Налет в Саут-Брэйнтри и последовавшие за этим арест и предъявление обвинения Сакко и Ванцетти имели место как раз в разгар этой истерии.

Дорога в Дедем

Сакко и Ванцетти родились в Италии, в 1908 году эмигрировали в Соединенные Штаты независимо друг от друга. Сакко был женат, имел сына и дочь и обосновался в Милфорде, штат Массачусетс. Ванцетти, так и оставшийся холостяком, работал разносчиком рыбы в Плимуте. Оба они со временем попали под влияние философа-анархиста Луиджи Галлеани, призывавшего к уничтожению капитализма. Во время Первой мировой войны в 1917 - 1918 годах .оба молодых человека укрылись от призыва в армию в Мексике.

Поначалу отрицавшие на допросах в полиции свою связь с радикальными политическими течениями, Сакко и Ванцетти впоследствии признали, что в тот вечер, когда их арестовали, они искали машину, чтобы избавиться от компрометирующей анархистской литературы. Факт ношения оружия, ложные и уклончивые ответы, левацкая деятельность, первичное опознание свидетелями - всего этого было более чем достаточно для составления обвинения в вооруженном налете в Саут-Брэйнтри и совершении двойного убийства. Но прежде, чем провести судебный процесс над ними обоими, предъявили обвинение Ванцетти, отдали его под суд и признали виновным, в результате чего он был приговорен к тюремному заключению за попытку совершить 24 декабря 1919 года вооруженное ограбление в Бриджуотере. Как на первом, так и на втором судебном процессе, открывшемся 21 мая 1921 года в Дедеме, судьей был Уэбстер Тэйер.

На процессе в Дедеме семеро свидетелей обвинения опознали Сакко как одного из участников налета в Брэйнтри; четверо опознали Ванцетти. Из 12 свидетелей со стороны защиты, показавших, что обвиняемые в день налета и убийства находились в других местах, все, кроме одного, были итальянцами. Присяжные, представители среднего класса из маленьких городков, были в основном типичными янки. Позднее один из них признался, что взаимоисключающие показания свидетелей более или менее уравновесили друг друга. «Но все уперлось в пули, - добавил он, - не было никакой возможности обойти эту улику».

В конечном счете обвинению удалось установить, что найденные на месте преступления пули и гильзы были выпущены из изъятого у Сакко при аресте пистолета. Бесспорно установить, что изъятое у Ванцетти оружие принадлежит убитому охраннику, не удалось. Вынесение 14 июля вердикта о виновности Сакко и Ванцетти вовсе не означало, однако, что это был последний акт трагедии.

Жертвы антирадикальной истерии?

В течение последующих нескольких лет, пока Сакко и Ванцетти оставались в заключении, защита подавала одно ходатайство за другим, пытаясь добиться пересмотра дела в суде. Но все ходатайства были отклонены. Решение суда вызвало широкое движение протеста в США и во всем мире, так как многие чувствовали, что обвинительный приговор был вынесен не столько за совершенное преступление, сколько за непопулярные политические убеждения.

В конце 1925 года в деле, казалось, обозначилась брешь, когда в участии в налете в Брэйнтри признался некий Челестино Мадейрос, приговоренный к смертной казни за совершение ограбления банка и ожидавший исполнения приговора в дедемской тюрьме. Мадейрос дал показания под присягой, что нападавшими были не Сакко и Ванцетти. Хотя Мадейрос не мог связно описать налет и рассказать о других его участниках, ему удалось на два года оттянуть приведение в исполнение своего смертного приговора. Его «признание» никак не помогло Сакко и Ванцетти в их попытках добиться повторного рассмотрения дела.

Весной 1927 года профессор права Гарвардского университета и позднее член Верховного суда Феликс Франкфуртер опубликовал сенсационные разоблачения судебного процесса в Дедеме, что вызвало новую волну протеста против приговора. Уступая давлению, губернатор штата Массачусетс Элвин Т. Фуллер назначил ректора Гарвардского университета Лоуренса Лоуэлла главой комиссии из трех человек по пересмотру дела.

При пересмотре дела комиссия Лоуэлла изучила стенографическую запись процесса, заново вызвала и опросила свидетелей и побеседовала с судьей Тэйером, прокурором и присяжными. Заключение было таково: Сакко виновен вне всякого сомнения; Ванцетти также виновен, хотя свидетельства против него «не так убедительны». 8 августа ходатайство защиты об отсрочке исполнения приговора было отклонено.

Дело, которое никогда не забудут

В первом часу ночи 23 августа 1927 года сначала Сакко, а затем Ванцетти приняли смерть на электрическом стуле. «Да здравствует анархия!» - крикнул Сакко по-итальянски. «Я невиновен», - протестовал Ванцетти. Весть о казни разожгла антиамериканские выступления по всему миру.

Три десятилетия начиная с середины 50-х годов американский писатель Фрэнсис Рассел изучал, размышлял и писал о деле Сакко и Ванцетти. Поначалу он встал на широко распространенную точку зрения, что процесс представлял собой пародию на суд, а вынесение обвинительного приговора явилось нарушением правосудия. Но к тому времени, когда он опубликовал свою первую книгу, «Трагедия в Дедеме», он придерживался мнения, что Сакко был виновен, а Ванцетти нет. Сакко мог бы избавить своего товарища от смерти, если бы признался, но для него это было бы предательством анархистского движения.

В ноябре 1982 года Рассел получил подтверждение своего тезиса - письмо сына последнего из оставшихся в живых членов Комитета защиты Сакко и Ванцетти Джованни Гамберы. За несколько месяцев до своей смерти Гамбера-старший признался сыну, что каждый анархист в Бостоне знал, что Сакко виновен, а Ванцетти нет. Но никто и никогда не нарушил кодекса молчания, за что Ванцетти заплатил жизнью.

В субботу утром, гуляя в саду со своим шестнадцатилетним сыном, Роммель вслух рассуждал о предстоявшей встрече. «События могут развиваться по двум сценариям, - сказал он, - или все останется как есть, или сегодня же вечером меня здесь уже не будет». В полдень на виллу фельдмаршала прибыл Бургдорф со своим заместителем генерал-майором Эрнстом Майзелем. Отказавшись от угощения, предложенного Люси Роммель, они попросили разрешения побеседовать с ее мужем с глазу на глаз. Все трое удалились в кабинет Роммеля. Через некоторое время они сели в небольшой автомобиль и уехали. С момента прибытия «гостей» не прошло и полутора часов, а фельдмаршал был уже мертв.

Официально было объявлено, что смерть прославленного героя войны явилась результатом серьезной черепно-мозговой травмы, полученной им несколькими неделями раньше. Тогда его автомобиль был сброшен с дороги во время налета британской штурмовой авиации. В действительности же Роммель отравился по приказу фюрера. Приказ о самоубийстве был отдан на основании данных о причастности фельдмаршала к покушению на Гитлера 20 июля 1944 года.

Будучи сыном и внуком школьных учителей, Эрвин Роммель тем не менее избрал для себя военную карьеру. В армию он попал в июле 1910 года, став курсантом военного училища. Ему было 18 лет и восемь месяцев. Во время Первой мировой войны лейтенант Роммель сражался во Франции, Румынии и Италии. Там он заслужил уважение подчиненных и продемонстрировал своим командирам, что обладает врожденными качествами лидера.

20-е годы были для Роммеля ничем не примечательны. Исключениями стали женитьба на Люси Моллин и рождение в 1928 году сына Манфреда. Девять лет он прослужил в Штутгарте, в пехотном полку, командуя стрелковой ротой. В 1933 году он стал командиром батальона. А еще через два года был назначен инструктором в новое пехотное училище в Потсдаме. В сентябре 1936 года, когда Роммелю было поручено заняться обеспечением безопасности лидера Германии во время съезда нацистской партии в Нюрнберге, он обратил на себя внимание Адольфа Гитлера. Фюрер лично прочел его учебник по тактике «Пехотные атаки», опубликованный в 1937 году.

25 августа 1939 года Роммель, недавно произведенный в генерал-майоры, был назначен командиром соединения, охранявшего ставку Гитлера. Здесь ему стало известно, что 1 сентября готовится тайное нападение на Польшу.

Охрана фюрера вряд ли была подходящим делом для офицера, мечтавшего вести войска в бой. И Роммель добился от Гитлера отмены приказа начальника кадров немецкой армии о его последнем назначении. В феврале 1940 года он был назначен командиром седьмой бронетанковой дивизии. Роммель вскоре убедился в том, что в наступательных операциях Германия получит преимущество, используя механизированные и бронетанковые войска. Когда танки Роммеля в мае и июне проходили по Франции, он получил известность как командир «дивизии-призрака», настолько быстрым и скрытным было ее продвижение.

К началу 1941 года англичане оказались очень близки к победе над итальянцами в Северной Африке. Италия, находясь в отчаянном положении, запросила о помощи Германию, своего союзника.

Осуществление спасательной операции было поручено Эрвину Роммелю.

В феврале 1941 года Роммель прибыл в Ливию, где возглавил немецкий экспедиционный корпус в Африке. Атаки, восхищавшие его бдительных противников, были дерзкими и внезапными. За них они прозвали Роммеля «лисом пустыни». Весной 1942 года, получив указания из Берлина, он пересек границу с Египтом и начал наступление.

Хотя 22 июня 1942 года 52-летний Роммель стал самым молодым фельдмаршалом в армии Германии, его продвижение на восток было остановлено англичанами у Эль-Аламейна, примерно в 100 километрах от Александрии и дельты Нила. В сентябре измученный и больной Роммель выехал в Германию на лечение. Но когда в следующем месяце англичане начали контрнаступление, он вернулся в Северную Африку. Приказ Гитлера был таков: «Ни шагу назад! Победа или смерть!»

Отчаянное положение создалось в ноябре, когда англо-американские войска под командованием генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра высадились в Марокко и в Алжире. В начале 1943 года, рискуя попасть под военный трибунал, «лис пустыни» отдает приказ об отступлении и отводит свои войска к немецкому плацдарму в Тунисе. Когда Роммель попытался убедить Гитлера в том, что война в Африке проиграна, ему было приказано отправляться домой и взять отпуск по болезни. Но проницательный фельдмаршал оказался прав. В мае немецкие и итальянские войска, все еще сражавшиеся в Северной Африке, были вынуждены капитулировать перед союзниками.

С тех самых пор, как в 1933 году Гитлер пришел к власти, в разных слоях немецкого общества находились люди, которых не устраивало его авторитарное правление. Накануне Второй мировой войны некоторые члены Генерального штаба вынашивали планы по смещению Гитлера, но успехи во внешней политике сделали фюрера слишком популярным, чтобы его можно было свергнуть. В заговоре. пик которого пришелся на лето 1944 года, наконец объединились усилия гражданских и военных групп, полных решимости избавить Германию от нацистского диктатора.

Заговорщики были раздираемы внутренними противоречиями. Военные должны были выполнять приказы фюрера. Но они, как и Роммель, стали понимать, что вина за военное поражение лежит лично на Гитлере. Гражданские чиновники, подобные мэру Штутгарта Карлу Штрелину, отвечали за бесперебойное функционирование национал-социалистического государства. Но и они в конце концов пришли к убеждению, что, только убрав Гитлера, можно спасти Германию.

Именно Штрелин, друживший с Роммелем со времен Первой мировой войны, в феврале 1944 года явился к Роммелю и рассказал ему о плане, разработанном некими высокопоставленными офицерами. Предполагалось взять Гитлера под арест и принудить его объявить о своей отставке по радио. Обращаясь к Роммелю как к самому известному немецкому генералу, Штрелин сказал: «Только вы можете предотвратить гражданскую войну. Вы должны разрешить нашему движению воспользоваться вашим именем». Согласившись с тем, что он обязан помочь Германии, фельдмаршал пообещал только, что он будет продолжать оказывать давление на фюрера с тем, чтобы тот посмотрел правде в глаза и осознал всю безнадежность сложившегося на фронтах положения.

Несмотря на то что Хофакер поспешил доложить своему шефу: «Роммель предоставил себя в наше полное распоряжение», нет никаких доказательств того, что либо он сам, либо кто-то еще из заговорщиков информировал фельдмаршала о неизбежности покушения.

То, что Гитлер остался жив после взрыва на военном совете 20 июля, кажется чудом. «Теперь я могу действовать», - изрек фюрер, пока личный врач перевязывал ему раны.

Волна арестов, прокатившаяся после неудачной попытки государственного переворота, накрыла почти всех заговорщиков. И лишь немногие из них смогли вынести пытки в гестапо. Поэтому вскоре в показаниях свидетелей по делу о заговоре всплыло имя Роммеля. Но Гитлер понимал, что, если знаменитый фельдмаршал пойдет под суд и будет осужден, разразится беспрецедентный скандал. Поэтому он отдал приказ о том, что Роммелю надо дать возможность самому распорядиться своей жизнью. Для предъявления ультиматума 14 октября из Берлина отбыли генералы Бургдорф и Майзель.

Роммель попросил всего несколько минут на обдумывание ужасного требования. «Могу ли я взять вашу машину и тихонько куда-нибудь отъехать? - спросил он Бургдорфа. - Я не уверен, что смогу грамотно распорядиться пистолетом». Бургдорф сказал, что они привезли с собой яд. «Он начинает действовать через три секунды». Без видимого волнения Роммель попрощался с женой и сыном.

Потом водитель машины подробно описал заключительную сцену. После того как они отъехали от дома, ему было приказано выйти из машины вместе с Майзелем. Когда Бургдорф позвал их обратно, Роммель явно был при смерти. Упав на заднее сиденье, он всхлипывал. Когда он умер, шофер почтительно возвратил тело Роммеля в вертикальное положение и надел на голову фельдмаршала упавшую фуражку.

После войны один из немногих заговорщиков, не попавших в сети Гитлера, соорудил памятный знак, посвященный тем, «кто погиб, участвуя в заговоре против Гитлера или имея тесные связи с заговорщиками». Среди перечисленных на знаке имен есть и имя фельдмаршала Эрвина Роммеля.

Он предложил остаться еще на два дня, так как в выходные было холодно и дождливо и их первенец, Чарлз-младший, которому был год и восемь месяцев, слегка простудился. Энн всегда сама присматривала за ребенком, по на этот раз она попросила приехать няню из Нэкст Дэй Хилл. Пока родители читали, каждый в своей комнате, их сын спал в кроватке в детской, на втором этаже. Одна ставня на окне в детской не запиралась.

Было 1 марта 1932 года. Примерно в 22 часа няня отыскала миссис Линдберг. Ребенка в кроватке не было, поэтому она подумала, что его забрала к себе мать. Энн ребенка не забирала. Обе женщины, слегка встревожившись, пошли к Чарлзу. Их тревога перешла в ужас, когда они увидели, что Чарлз в комнате один.

Как безумные, все трое помчались наверх, в детскую. Около пустой кроватки они увидели следы, на подоконнике лежал конверт. «Энн, - закричал Линдберг, - нашего ребенка похитили!»

Загадочные улики

Примерно в 70 метрах от дома полиция обнаружила самодельную приставную лестницу, одна из ступенек которой была сломана. Конструкция лестницы предусматривала, что ее можно было быстро сделать переносной, разобрав на три части. Прямо под окном детской были найдены углубления, оставленные лестницей, а рядом чьи-то следы и оброненная стамеска.

Ни на лестнице, ни на стамеске, ни на конверте не было никаких отпечатков пальцев. Записка с требованием выкупа в 50 тысяч долларов мелкими купюрами была написана на странном английском языке с орфографическими ошибками. Вместо подписи была странная эмблема: две синие окружности пересекались, и пространство, образовавшееся при их пересечении, было закрашено в красный цвет. Эта «потдпись», так с ошибкой было написано в письме, фигурировала и в дальнейшей переписке. Линдберга предупреждали, чтобы он не обращался в полицию и ждал указаний по поводу передачи денег.

Когда Линдберг все же сообщил о преступлении, полиция штата Нью-Джерси установила в гараже 20 телефонных линий и днем и ночью бродила по дому. На некоторые улики не обратили внимания, а другие попросту исчезли, когда туда нагрянула целая армия журналистов, жаждавших сенсаций. С тех пор как в 1927 году Линдберг перелетел на своем самолете, названном «Спирит оф Сент-Луис», из Нью-Йорка в Париж, он стал всемирно известен. Теперь знаменитости и политики без приглашения приезжали к нему домой, надеясь оказаться в центре общественного внимания.

Линдберг, в первую очередь озабоченный благополучием своего сына, вступил в конфликт с представителями правоохранительных органов, требовавшими от него полного содействия в поимке похитителя. Пресса, которую авиатор ни во что не ставил, с тех пор как к нему впервые пришла слава, согласилась на некое «отступление» с тем, чтобы похититель снова имел возможность предъявить свои требования. К 5 марта пришли еще два письма, на каждом известная уже «потдпись», но в них не было ни единого слова о судьбе или местонахождении ребенка.

Сомнительный посредник

Линдберг не послушал советов профессионалов и пошел своим путем. Этим он невольно еще больше запутал дело, полное нераскрытых тайн. Публично заявив о том, что он хотел бы «установить личный контакт» с похитителями, он пообещал выполнить все их требования. Тем временем один эксцентричный пенсионер, бывший учитель, доктор Джон Кондон, опубликовал объявление в «Хоум Ньюс», газете, выходящей в Бронксе, одном из районов Нью-Йорка. В объявлении он написал, что согласен выступить в качестве посредника в этом деле. Невероятно, но факт, вскоре он получил письмо с «потдписью», а потом ему стал звонить человек, говоривший с сильным акцентом. Затем последовали ночные встречи на кладбище.

Спрятавшийся в тени человек сказал, что он «всего лишь посредник», и передал Кондону пижаму ребенка. Несмотря на возражения детективов, страдающий отец согласился выполнить первоначальное требование и заплатить 50 тысяч долларов. В одну из ночей Линдберг наблюдал из автомобиля и "слышал, как доктор Кондон передал своему визави деньги и получил от него запечатанный конверт, в котором якобы была информация о местонахождении ребенка. «Мальчик находится на лотке Нелли. Это маленькая лотка 8 метров длинной, два человека на Лотка, он невеновные. Вы найдете лотку между Хорснекс-Бич и Гей-Ход рядом с Элизабет-Айленд».

Ликующий Линдберг летал туда и обратно вдоль побережья Коннектикута и Род-Айленда, нетерпеливо высматривая описанное суденышко. После второго мучительного дня, проведенного в воздухе, он понял, что его одурачили. Доктор Кондон опубликовал еще несколько объявлений в газете, спрашивая: «Вы обманули меня?» Но больше не было ни телефонных звонков от людей, говоривших с сильным акцентом, ни писем с «потдписью».

12 мая на обочине дороги, в непосредственной близости от особняка на холме Сауэрленд, остановился грузовик. Внимание водителя привлекла неглубокая канава, прикрытая листвой. Ковырнув почву носком ботинка, он обнаружил детскую ручку. Когда Линдберг, бледный и похудевший, увидел покрытое саваном тело в морге Трентона, он попросил откинуть покрывало и молчал, пристально вглядываясь в мальчика. Наконец он промолвил: «Да, это мой ребенок».

Вероятно, сын Линдберга был убит ударом по голове и захоронен в ночь похищения. Был ли он преднамеренно убит с помощью стамески? Или же случайно ударился о подоконник, когда обломилась лестница?

Следы ведут в Бронкс

В течение нескольких месяцев появление купюр с номерами серий, уплаченных в качестве выкупа, отмечалось в северном Манхэттене и соседнем Бронксе.

Некоторые свидетели припомнили человека, напоминавшего описанием ночного собеседника доктора Кондона - «бегающие голубые глаза», «немецкий акцент». Эксперт по дереву установил склад лесоматериалов в Бронксе, где были куплены заготовки для сломанной лестницы. Но на складе не вели реестра продаж.

15 сентября 1934 года служащий бензоколонки, заподозрив неладное, записал номер автомобиля, владелец которого расплатился десятидолларовым «золотым» сертификатом. Эти ценные бумаги были выведены из обращения за год до этого. Этот сертификат был частью выкупа. Определив по номеру владельца, полиция установила наблюдение за домом Бруно Рихарда Гауптмана, плотника из Германии, который проживал в Бронксе вместе с женой Анной и маленьким сыном Манфредом. В конце концов представители федеральных правоохранительных органов совместно с коллегами из Нью-Йорка и Нью-Джерси задержали его прямо в автомобиле.

Непристойное шоу

Суд, начавшийся 2 января 1935 года в маленьком городке Флемингтон, в штате Нью-Джерси, послужил причиной возникновения километровых дорожных пробок. Тысячи любопытствующих прибыли туда для участия в спектакле. Ежедневно команда из 68 операторов рассылала по телеграфу репортажи с места события, общим объемом около миллиона слов.

Энн Линдберг дважды появилась в суде. Давая свидетельские показания, она держалась со спокойным достоинством. Ее муж приходил на заседания каждый день, внимательно наблюдал за происходящим, но никогда не выражал никаких эмоций. Адвокат Гауптмана, Эдвард Дж. Рейли, известный высокомерием и грубостью, не продемонстрировал блестящей защиты. За все время процесса защитник потратил на совещания с клиентом всего 38 минут.

13 февраля, когда за стенами здания суда толпа скандировала: «Смерть Гауптману!», судья согласился с вердиктом, присяжных и незамедлительно вынес смертный приговор.