Часто звучит вопрос, особенно в ситуации, касаемо инсулиннезависимого диабета - почему я, употребляя бананы, имею уровень СК порядка 10,0 ммоль/л, а родственник с похожей формой достаточно свободно употребляет этот продукт без особого скачка сахара в последствии, а замер проводили вместе, одним глюкометром.

Как известно - все люди разные, и, как выражается в своей книге "Настольная книга диабетика" М. Ахманов: "У каждого свой диабет", перефразировав его, можно сказать - у каждого диабетика заболевание протекает по-разному.

Реакция на употребление одних и тех же продуктов в отношении сахара крови может быть различна, диабетические осложнения поражают различные органы и системы (каждый диабетик имеет "свое слабое место"), самочувствие при одинаково высоком сахаре может быть сильно отличительным, причины возникновения гипогликемических проявлений разнятся - кто-то может (конечно, с риском для жизни) "перехаживать" сахар 2,0 - 1,0 ммоль/л, а у другого при 4,0 ммоль/л практически предкоматозное состояние.

Поэтому, обучаясь жить с сахарным диабетом, нужно учитывать вышесказанное, наблюдать внимательно за течением заболевания у себя, перенимать чужой опыт, проводить корректировку и делать выводы, что бы потом умело и грамотно "противостоять" врачам, когда есть чувство, что они ошибаются. А ошибаются они не редко. И винить их в этом совсем не стоит; легче, дешевле и безопасней эту ошибку просто исправить.

Что интересно, высокий сахар в крови может влиять на настроение (нередки проявления повышенной раздражительности и нервозности, часто абсолютно беспочвенных). Высокий сахар воздействует на сны - они становятся более яркими, часто фантастическими, целыми осмысленными запоминающимися историями.

Возможно, это повторное замечание, но главное -компенсация диабета, каким бы он ни был "своим", и достичь этого необходимо любыми способами.

Можно в очередной раз перечислить эти методы:

1. При сахарном диабете первого типа: инсулинотерапия (введение подкожно определенных доз инсулина), обязательное запрещение любых сахаросодержащих продуктов - быстроусваиваемых углеводов. Медленно всасывающиеся углеводы (многие из них строго ограничивают) можно "перекрыть" введением инсулина (подкорректировав дозу или вводя дополнительно);

2. При диабете второго типа: основа - диетотерапия, дополнительный прием сахароснижающих отваров (сборов) лекарственных трав - легкие формы СД 2; при средней степени - все вышеперечисленное и обязательная медикаментозная терапия - назначаются препараты;

 3. При тяжелой форме течения диабета - диета, препараты и рассматривается целесообразность и необходимость медикаментозную терапию комбинировать с вводом инсулина из вне ("подколка").

Основной критерий оценки компенсации диабета - нормальный сахар крови (или близкий к норме - при замерах в любое время суток), и допускаемый уровень гликерованного гемоглобина - до 7%.

При сахарном диабете, помимо основных тяжелых диабетических хронических осложнений - разрушение сосудов, капилляров, их закупорка, тромбообразование - очень часто происходит прогрессирование воспалительных процессов в ротовой полости (пародонтоз, пародонтит), в результате чего возможна потеря зубов полностью или интенсивное их разрушение.

В таких случаях проводится протезирование зубов имплантация, в результате чего у человека восстанавливается функция полноценного эффективного жевания, что позволяет принимать пищу в сыром (овощи, фрукты) виде. Что немаловажно для диабетика - потребление овощей является для него жизненной необходимостью. Протезирование зубов в такой ситуации - немаловажный шаг, дающий возможность применять необходимую диету для поддержания уровня сахара в крови близким к норме.

Первый тревожный симптом, сигнализирующий о нарушении кровообращения десен - их кровоточивость: при приеме пищи, при чистке зубов, при чистке межзубного пространства зубочисткой. До начала лечения у стоматолога рекомендуется на фоне нормализовавшегося уровня сахара (это обязательно!) ежедневно употреблять по 2 - 3 яблока. При этом проводят контроль сахара крови, устанавливая влияние употребления яблок на СК. Если колебания незначительны, то количество яблок можно увеличить. Эффект, как правило, наступает через 15 - 30 дней, проходит кровоточивость, снимается болевой синдром при жевании плотной пищи. В случае отсутствия эффекта (что случается) необходима консультация квалифицированного специалиста.

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть I

 

Не помню, от кого я впервые услышал эту многозначительную фразу. Кажется, от врачей 3-й петербургской больницы в тот год, когда меня перевели с таблеток на инсулин. Впоследствии, встречаясь с больными и докторами-эндокринологами, с членами Петербургского диабетического общества, читая книги, газеты и журналы для диабетиков, я в полной мере осознал всю мудрость этой поговорки.

В самом деле, у каждого — свой диабет. Эта болезнь коварна, многолика и может протекать в разнообразных формах. Временами она почти незаметна и не доставляет больших хлопот: больной должен всего лишь придерживаться диеты или, вдобавок к ней, принимать таблетки, и доживает он в этом случае до преклонных лет без особых осложнений, пока его не настигнут недуги старости. Но бывает так, что диабет принимается за человека всерьез, и даже с помощью инсулина и контрольных приборов стабилизировать сахара весьма трудно. У больного случаются комы — то кетоацидозная, то гипогликемическая, содержание глюкозы в крови резко скачет, развиваются хронические осложнения, и в результате больной необратимо слепнет, или лишается ног, или гибнет от диабетической нефропатии. Это — самая тяжелая форма заболевания, так называемый лабильный диабет.

Течение болезни и ваше самочувствие зависят также от многих других причин — от того, худощавы ли вы или склонны к полноте, какой ведете образ жизни, насколько вам легко отказаться от сладкого, какие у вас имеются вредные привычки и сопутствующие заболевания. Наконец, от самого важного, на мой взгляд: в каком возрасте вы заболели? Ибо в каждом возрасте — свои проблемы, и нам с вами, дорогой читатель, вполне понятно, что диапазон этих проблем исключительно широк и варьируется от трагедии до неприятности. Детский и юношеский диабет — это всегда трагедия, поскольку с ним приходится сосуществовать всю жизнь — не 10 — 20 лет и даже не 30 — 40, а все 60, а то и 70. У человека в преклонных годах ситуация принципиально иная — жизнь он прожил, всего достиг, жить ему с диабетом осталось лет 5 — 10, да и диабет у него другой, обычно не требующий лечения инсулином. Действительно, неприятность, а не трагедия... Так, во всяком случае, считал мой отец, старый опытный врач, у которого проявилась легкая форма диабета в 73. Он лечился диетическим питанием и таблетками, сохранял бодрость, работал до самых последних дней и умер в 76 от инсульта.

Верно говорят: у каждого — свой диабет... И я, пользуясь правом автора, хотел бы начать эту книгу со своего диабета.

Должен признаться, детство у меня выдалось беспокойное, так как мой отец был офицером, военным врачом, а это значит, что переезжали мы довольно часто. Родился я в послеблокадном Ленинграде, в 1945-м, у моей матери был туберкулез, и от этого страшного заболевания она лечилась долгие годы. Странствуя вместе с родителями, я успел поучиться в десяти разных школах и в разных городах, потом поступил на физический факультет Ленинградского университета, закончил факультет и аспирантуру, защитил диссертацию, пошел работать в НИИ научного приборостроения и с тех пор постоянно живу в Ленинграде — ныне Санкт-Петербурге. Насколько мне помнится, в детстве и в зрелые годы я ничем особенным не болел, кроме простуд, но простуды донимали часто, временами по пять—шесть раз в год. Может быть, они и стали причиной моего диабета?

В 1985 году умерла моя мама. Умерла скоропостижно и слишком рано, в 61 год, от гипертонической болезни, во время отдыха в санатории. Случилось это с какой-то беспощадной стремительностью: я помню, как мы с женой провожали отца и мать в Пятигорск, и было это числа 10-го или 12-го сентября; а 19-го в нашей квартире раздался звонок, и отец, превозмогая слезы, сказал, что мама скончалась. Я вылетел к нему, и через три дня мы привезли домой мамино тело, запаянное в цинковый фоб.

Каждый, кто внезапно терял любимых и близких, знает, какой это удар. Такие удары не проходят бесследно. Может быть, причиной моего диабета стали пережитое горе и нервный стресс?

Иных поводов я не вижу, так как наследственной предрасположенности к диабету в нашей семье не наблюдалось. Болезнь моего отца не в счет — легкая форма, II тип, связанная с естественной «разбалансировкой» эндокринной системы в преклонных годах. А у меня — инсулино-зависимый сахарный диабет (ИЗСД или I тип) и, судя по всему, он является моим личным приобретением.

Месяцев через 6 — 7 после смерти матери я начал ощущать сильную жажду и пересыхание рта. Я вообще много пью, но эта жажда была особенной, хорошо знакомой каждому диабетику, когда пьешь и никак не можешь напиться. Кроме того, я похудел: мой обычный вес 82 килограмма, а тут он упал до 76-ти. Все эти симптомы резко проявились в мае, и отец сказал, что есть подозрение на диабет и нужно срочно провериться, сделать анализ крови на сахар. Я же о диабете не знал ровным счетом ничего, кроме названия, и возиться с анализами мне совсем не улыбалось — тем более, что в то лето мы с женой наметили поездку в Чехословакию и ГДР. А в прошлые времена такой туристический вояж, даже совсем крохотный, семидневный, был сопряжен с изрядными хлопотами: рассмотрение в парткоме, утверждение в райкоме, плюс медицинское освидетельствование.

Сейчас я с изумлением думаю о собственном невежестве; думаю о том, сколько у нас прекрасных специалистов по квантовой физике и программированию, химии и машиностроению, сколько деятелей искусства, артистов, писателей, музыкантов — и в большинстве своем эти интеллигентные образованные люди почти ничего не знают о телесных человеческих недугах. Непростительное легкомыслие! Непростительное никому — ни физику, ни домохозяйке, ни композитору, ни слесарю. Фактически, мы узнаем о болезнях лишь в двух случаях: когда, по несчастью, заболеваем, в молодые годы, или когда наступает старость с ее неизбежными немощами. Я полагаю, что если бы мы знали больше о раке и диабете, болезнях сосудов и сердца, почек и печени, то и болели бы реже; ведь болезнь легче предупредить или хотя бы отсрочить, чем излечить.

Но я, повторяю, ничего о диабете не знал и с анализами не торопился. Возможно, я так бы и уехал за рубеж в полном неведении, ел чешские кнедлики, пил немецкое пиво и в результате доигрался бы до крупных неприятностей. По счастью, в тот год ввели обязательную проверку крови на сахар перед турпоездкой, и мне, волей-неволей, пришлось отправиться в свою поликлинику и сделать этот злополучный анализ, а затем и повторить его.

Сахар натощак был 9 — 10 ммоль/л. Я не понимал, что это значит. До той поры я не интересовался, каким должен быть нормальный сахар. Прежде эта цифра на бланке с анализом была как бы не для меня, а для врача: врач кивал головой, говорил, что все в порядке, и мне казалось, что иного и быть не может. Но на этот раз...

Меня пригласили в кабинет заведующей отделением нашей поликлиники. Я немного знал эту милую женщину — ее дочь и мой сын учились в одном классе. Она сказала, что у меня диабет; голос ее дрожал, а глаза, к моему изумлению, налились слезами. Я отреагировал спокойно. Нервы у меня крепкие, и к тому же, при всей скудости своих медицинских познаний, я твердо помнил, что умирают от рака, инфаркта и инсульта, а с диабетом вроде бы живут. Возможно, мне его вылечат за пару недель. Или за пару месяцев. «Вы не понимаете, что это значит»,— сказала та милая докторша и отправила меня к эндокринологу. Эндокринолог (тоже женщина) поставила диагноз — диабет II типа (ИНСД, то есть инсулинонезависимый), назначила таблетки бутамида, дала мне бумажку с диетой, объяснила, что я должен есть, а чего не должен, и отправила восвояси. О диабете я знал не больше прежнего. Недели за две до диагноза мне исполнился 41 год. Что было потом? Собственно, ничего ужасного — ведь при диабете ничего не болит. К тому же диета и бутамид подействовали с молниеносной быстротой; сахар стабилизировался за неделю, и я поехал в свой вояж, только кнедликов и белого хлеба не ел и не пил пива. Но я равнодушен к пиву и вообще к спиртному, люблю мясо, молоко, черный хлеб и гречневую кашу. Так что из-за пива я не переживал, а любовался красотами Праги и музеями Берлина.

Затем, на протяжении семи с половиной лет, до самого конца 1993 года, я не имел никаких хлопот с диабетом. По-прежнему много работал в институте, начал переводить с английского фантастику и публиковать свои первые переводы, трудился на даче, ездил в командировки и даже добрался до Америки — словом, вел привычный активный образ жизни. Утром и вечером принимал бутамид, соблюдал диету (более или менее) и раз в месяц ходил в поликлинику, где работал мой отец, делал анализы. Анализ был тройной (или, как его еще называют, «с завтраком»): первый раз берут кровь натощак, затем принимаешь таблетку, через некоторое время ешь свой завтрак, и кровь берут еще дважды, через час и два часа после еды. Такой анализ позволяет выяснить, насколько эффективно прописанное вам лекарство.

Я приведу результаты своих анализов за несколько лет (в принятых медиками единицах ммоль/л — ммоль на литр). Результаты были такими:

 

 

Эти цифры в дальнейшем помогут нам ориентироваться в вопросе: что такое «хороший» или «нормальный» сахар крови, и что такое «плохой»? Напомню, что у здорового человека сахар крови натощак составляет от 3,3 до 5,5 ммоль/л, а через час — два после еды — от 4.4 до 7,8 ммоль/л. Таким образом, мои анализы были очень неплохими: сахар натощак слегка повышен (что допустимо для моего возраста), а сахар после еды — нормальный; значит, таблетки действовали на меня с должной эффективностью. И это значит, что мой диабет был хорошо компенсирован.

Кроме таблеток и диеты, я ежедневно принимал гомеопатический препарат (настойку черничного листа) и микроэлементы, а также - по два раза в год - «трентал» в таблетках (это сосудорасширяющий препарат), эссенциале форте (защита печени) и витамины. Вес мой восстановился, но только частично, и стабилизировался на 78-ми килограммах вместо прежних 82-х; никаких осложнений не наблюдалось; зрение, как и раньше, было практически 100%, зубы находились в полном порядке, никаких онемений я не ощущал и сохранял высокую физическую активность. Единственная неприятность, на которую обратил внимание, состояла в том, что теперь после простуд мне приходилось дольше восстанавливаться; это занимало не 5 — 7 дней, а 2 недели.

Все эти годы я наблюдался у своего врача в поликлинике по месту жительства, а также у опытнейшего старого эндокринолога Нины Федоровны Николаенко, ученицы профессора Баранова, одного из основателей советской эндокринологической школы. Их мнение было однозначным: у меня — диабет II типа, то есть инсулинонезависимый (ИНСД) или, как его еще называют, диабет пожилого возраста. Это означало, что моя поджелудочная железа продолжает вырабатывать инсулин, но в недостаточном количестве; но с помощью таблеток, побуждающих железу к большей активности, инсулина становится столько, сколько нужно. Ситуация, в корне отличная от той, которая складывается при диабете I типа или инсулинозависимом (ИЗСД), когда поджелудочная железа практически не вырабатывает инсулин и его необходимо вводить извне с помощью уколов. Диабетом I типа обычно болеют молодые — дети, подростки и лица в возрасте до 25 — 30-ти лет, поэтому данный тип диабета еще называется юношеским или диабетом молодых.

Итак, все у меня было в относительном порядке. От диеты я не слишком страдал и не могу сказать, чтобы она меня угнетала: не ел белый хлеб, макароны, рис, сладкое, виноград, однако вовсе не сидел целыми днями на капусте. Ел мясо, рыбу, яйца, молочное; ел гречневую кашу и черный хлеб — столько, сколько хотелось; ел домашнее варенье на ксилите, яблоки, груши, сливы, дыню, арбуз, ягоды; из овощей ел кабачки, баклажаны, огурцы, помидоры, лук, морковь — и, разумеется, капусту (замечу, что имеется множество превосходных блюд из капусты, от шницелей и голубцов до салатов и винегретов). Раз в неделю я диету нарушал — ел картошку, пельмени, беляши или блины, плов с рисом, домашний пирог или кусочек торта. Такие нарушения в моем случае и в моем возрасте большого вреда не наносят, так как повышение сахара до 12 — 15 ммоль/л в течение 5 — 8-ми часов один раз в неделю не приводит к быстрым сосудистым осложнениям. Кроме того, я не переедал: скажем, пельменей ел не больше десяти штук, а если ел торт, то после овощных и мясных блюд, к которым не добавлял ни хлеб, ни кашу. Глюкометров в те времена в России не было, «полосками» я не пользовался, но свое состояние мог проконтролировать по физиологическим ощущениям, знакомым мне раньше. И отчетливо помню: после нарушений режима питания я не чувствовал ни особой жажды, ни пересыхания рта.

Мне хотелось больше знать о диабете, и я начал расспрашивать врачей. Ответ был таков: знать вам особенно нечего, соблюдайте диету, принимайте таблетки и доживете с вашей легкой формой диабета до глубокой старости. Вот молодых — тех, что на инсулине — мы учим, а вас учить незачем. К тому же вы — человек образованный, и если вам так любопытно, найдите и почитайте книги. На то их и пишут, эти книги, чтобы их читали!

Я начал разыскивать книги — сам, в библиотеке и с помощью отца — и с удивлением убедился, что книг для диабетиков, в общем-то, нет (напомню, дело было в конце 80-х годов). Есть книги для врачей, более или менее сложные, но даже самые простые из них недоступны рядовому пациенту, какой-нибудь старушке без высшего образования, привыкшей читать детективы и любовные романы. И я сам, будучи не медиком, не биологом, а физиком и программистом, читал эти книги не без труда и мало что понимал. Я не смог осилить «Эндокринологию» Потемкина и другие учебники для медицинских вузов и серьезные монографии, и все свои знания о диабете почерпнул в основном из книги Мазовецкого и Беликова «Сахарный диабет», которая вышла в 1987 году в серии «Библиотека практического врача».

На восьмом году болезни, в начале 1994 года, наступило резкое ухудшение с обычными симптомами: жажда, пересыхание рта, потеря веса, полиурия (медицинский термин означает частое мочеиспускание). Анализы были такими:

 

 

Легко сообразить, что это значит — бутамид перестал на меня действовать, и мой диабет превратился в декомпенсированный. Что же делать? Тут могло быть, по крайней мере, три варианта:

1. Если у меня все-таки диабет II типа, то надо перейти на другое лекарство, подобрать другой, более сильный сахароснижающий препарат. Это самое простое решение по целому ряду причин: во-первых, бутамид — самый слабый и к тому же устаревший препарат; во-вторых, существуют более мощные и современные средства — например, диабетон и манинил; в-третьих, эффект привыкания к определенному лекарству, когда оно перестает действовать, врачам известен, и во многих случаях диабет успешно компенсируют, назначая другое лекарство;

2. Если у меня, опять-таки, диабет II типа и таблетками вместе с диетой его не удастся компенсировать, то можно перейти на так называемую смешанную терапию, когда один раз в день принимают таблетки и один раз делают подколку инсулином. Или же временно перейти на инсулин, на год-два, чтобы поджелудочная железа «отдохнула», а затем вернуться на подходящие таблетки;

3. Наконец, если у меня диабет II типа, то следует безвозвратно и однозначно переходить на инсулин. Это, кстати, означало, что диагноз, поставленный мне восемь лет назад, был неверен.

Можно ли упрекнуть в этом врачей? Вряд ли — ведь у каждого, как говорилось выше, свой диабет. Обычно диабетом I типа заболевают в молодом возрасте, и развивается он довольно быстро — несколько недель или месяцев; так, зафиксирован случай, когда у молодой женщины, внезапно потерявшей мужа и испытавшей тяжелый стресс, ИЗСД развился за три дня. Что же до диабета II типа, то он развивается медленно и заболевают им исключительно в старости или в зрелом возрасте, примерно после сорока. Однако диабетом I типа, несмотря на его название «юношеский», тоже болеют в пожилые годы, причем он может развиваться как быстро, так и медленно. При медленном развитии, занимающем несколько лет, различить два типа диабета крайне трудно — для этого необходимы сложные анализы, которые стали производиться у нас лишь в недавнее время. Но врачам известны случаи, когда диабетом I типа заболевают люди старше сорока лет, причем он развивается неторопливо и до поры до времени очень похож на диабет II типа. Это факт известный и, как говорили мне врачи, не столь уж редкий.

Вернусь к своей болезни. Итак, у меня наступило ухудшение, и отец посоветовал обратиться к Владимиру Романовичу Слободскому, его коллеге по платной поликлинике, исключительно опытному пожилому врачу, доценту ГИДУВа и тоже, как и Николаенко, ученику профессора Баранова. Владимир Романович затруднился в точности диагностировать мой диабет, сказал, что надо понаблюдать за течением болезни, и посоветовал лечь в больницу и перейти на инсулин. Должен заметить, что он был первым эндокринологом, который начал кое-что рассказывать мне о диабете; так, он объяснил, что не надо бояться перехода на инсулин, поскольку даже у нас в России близится XXI век: инсулины теперь хорошие, человеческие (само собой, импортные); делать инъекцию не больно, иглы шприцов тонкие (шприцы тоже импортные); наконец, имеются глюкометры для анализа сахара крови в домашних условиях (и они, разумеется, импортные). Итак, он мне об этом рассказал, но я все равно опасался и попросил, если возможно, оставить меня на диете и таблетках.

Тогда Владимир Романович прописал мне «манинил» в максимальной дозе, самый сильный сахароснижающий препарат, и велел тщательно следить за собой — за весом, режимом питания и физиологическими ощущениями. На «маниниле» наступило некоторое улучшение — жажда уменьшилась, но вес не восстановился. Так я прожил два года, и это было тяжелое время.

В 1995 году мне показалось, что теряется чувствительность некоторых пальцев ног. Онемение пальцев не прогрессировало, но появилось легкое онемение голеней, иногда — стоп и бедер. Прикосновения одежды и постельного белья раздражали; временами ощущение было таким, будто от них кожа на ногах начинает гореть. Зрение стало хуже; теперь при взгляде вдаль все казалось мутноватым и как бы скрытым легким туманом. Читать вблизи я уже не мог, книгу приходилось отодвигать подальше, так что пришлось выписать очки. Кроме этих симптомов я нередко ощущал учащенное сердцебиение. Пришлось осмотреться у сосудистого хирурга и невропатолога, и их диагноз был таким: диабетическая ангиопатия и полинейропатия.

Объясню, что это значит. Слово «ангио» используется в медицине для обозначения кровеносного сосуда, а приставка «поли» соответствует понятию «множественный». Диабетическая ангиопатия — общий термин, означающий сосудистые нарушения вследствие диабета (как правило, мелких сосудов ног); эти нарушения сопровождаются полинейропатией или поражением нервных окончаний, вследствие чего теряется чувствительность кожи. То и другое — типичные хронические осложнения диабета, происходящие из-за постоянно повышенного сахара крови. Они развиваются довольно быстро при значениях Сахаров 12 — 15 ммоль/л, а если уровень глюкозы в крови составляет 20 — 25 ммоль/л и более, то заработать их можно за считанные месяцы. Вот я и заработал!

«Как лечиться? — спросил я у невропатолога и ангиолога (хирург, специалист по сосудам).— Может, мне массаж сделать? Или целительной мазью помазать? Или принять какие-нибудь таблеточки, сделать какие-нибудь укольчики?»

Оба врача надо мной посмеялись и сказали: вам диабет нужно лечить, сахара стабилизировать, высокий сахар всему виной. Будет ваш диабет компенсированным, и тогда — если уже не поздно! — есть надежда, что состояние сосудов и нервных окончаний улучшится.

Прошел год, и летом 1996 повторились прежние симптомы: жажда, пересыхание рта, частое мочеиспускание; кроме того, я сильно похудел и весил теперь 67 килограмм вместо прежних 77 — 78-ми. Анализы были такими:

 

 

Это была уже катастрофа. Я позвонил Слободскому, и он велел срочно ложиться в стационар, посоветовав больницу № 3, учебную базу ГИДУВа. Я обратился в свою поликлинику, к эндокринологу Михаилу Александровичу Герасюте, и он тут же отправил меня в эту больницу. В ней я пробыл больше трех недель на попечении заведующей отделением эндокринологии Елены Владимировны Арефьевой, моего персонального врача Юленьки и, разумеется, Слободского. Меня научили подсчитывать съеденное по таблице замены хлебных единиц (ХЕ), делать самостоятельно уколы (это оказалось до смешного просто), не бояться признаков гипогликемии и купировать ее, а также подобрали инсулин и методику инъекций: две инъекции, пролонгированный хумулин Н, утром — 28 единиц, вечером — 16. Как только это было сделано, жажда и полиурия исчезли, а вес — за десять дней! — увеличился с 67-ми килограммов до 77 — 78-ми. Выписывался я из больницы с такими анализами:

 

 

Это лучший мой результат, но бывали дни, когда сахар натощак достигал 8,5 ммоль/л, а после еды — 13 — 14 ммоль/л. Так что было еще чему поучиться и над чем поработать.

Когда я находился в больнице № 3, то узнал, что есть у нас в Петербурге еще две больницы с большими отделениями эндокринологии — больница им. Куйбышева и больница № 2, база Санкт-Петербургского Медицинского университета им. Павлова (наш бывший Первый Мед). В последней из этих больниц принимала Алсу Гафуровна Залевская, наш главный городской эндокринолог. Я решил попасть к ней на консультацию, но не сразу, а через два—три месяца, когда привыкну к жизни на инсулине, освоюсь с новым своим положением, и у меня появятся вопросы. Я приобрел глюкометр «One Touch Basic» фирмы «Джонсон и Джонсон», научился им пользоваться и продолжал вводить инсулин по отработанной в больнице схеме. Общее самочувствие было хорошее, работоспособность нормальная, вес — стабильно 78 килограмм; практически восстановилось зрение, а онемение ног сделалось меньше. Но теперь я мог контролировать сахар крови с помощью глюкометра, и в этих анализах меня устраивало далеко не нее. Некоторые вещи оставались для меня совершенно непонятными. Например, такая:

 

 

Во-первых, обратите внимание, что в то время, осваивая глюкометр, я измерял сахар пять раз в день — натощак, после завтрака, перед обедом, после обеда и перед сном. Вот вам преимущества глюкометра: не надо ходить в поликлинику, все можно сделать дома и проконтролировать сахара не только утром, а в течение всего дня. Последнее очень важно: у вас может быть нормальный сахар натощак, а к вечеру он часто поднимается до 15 — 20 ммоль/л, и вы об этом узнаете только в больнице, так как в поликлинике вечерних анализов не делают. Да вы и не можете бегать в поликлинику несколько раз в день две недели подряд — для таких исследований есть стационар. Или ваш верный помощник — глюкометр. Мал, надежен, удобен; все хорошо — вот только цена кусается...

Во-вторых, посмотрите, какая разница между результатами от 12 и 13 ноября! Кололся одинаково, ел примерно одинаково (с точностью до одной ХЕ — хлебной единицы), работал одинаково, а анализы — как ночь и день! Первый анализ — неважный, а второй — очень даже не плох. Кроме того, вечерний анализ от 12-го числа (8,1 ммоль/л) подсказывает, что можно ложиться спать со спокойной совестью, а анализ от 13-го числа (6,7 ммоль/л) — что было бы нелишним съесть бутерброд или выпить стакан молока, чтобы не рисковать ночной гипогликемией. Но главное — почему такая разница? И почему у меня в период от 17-ти до 19-ти часов, перед вечерней подколкой, бывают высокие сахара — 14 — 17 ммоль/л? Насколько это опасно?

В общем, я набрал кучу таких вопросов и отправился на консультацию к Залевской, а потом — к Слободскому.

Тут необходимо заметить, что эти врачи представляют как бы две разные эндокринологические школы. Слободской — это школа профессора Баранова; как мне говорили «информированные источники», более жесткая и суровая в части соблюдения диеты, режима питания и физических нагрузок. Алсу Гафуровна Залевская представляет более либеральное направление западного толка, когда пациенту на инсулине разрешено почти все — при условии, что он обучен и контролирует свой диабет. Но школы — школами, а ум — умом, и эти два умных опытных врача сказали мне фактически одно и то же. Послушайте, что именно.

1. Мой первый вопрос был таким: какого типа мой диабет? Лично мне это было уже безразлично, но у меня есть сын, а диабетические заболевания I и II типа наследуются с различной вероятностью (об этом мы поговорим во второй главе). Так что вопрос был вполне закономерен.

Ответ: У пациента (то есть у меня) диабет I типа с длительным периодом развития. Это означает, что уже через два-три года после начала болезни (когда я принимал бутамид, и анализы были прекрасными) стоило для профилактики на полгода-год перейти на инсулин, а затем вернуться к таблеткам. Такая мера не избавила бы пациенте от перехода на инсулин в будущем, но дала бы возможность «передохнуть» поджелудочной железе и отсрочила окончательный переход на несколько лет.

2. Доза 28 единиц инсулина утром и 16 единиц вечером отработана в больнице, когда я весил 67 килограмм. Сейчас я вешу 78 килограмм. Должен ли я увеличить дозу на 4 — 6 единиц?

Ответ: Нет. Увеличение дозы при двух инъекциях приведет только к частым гипогликемиям. Доза вполне достаточная — 44 единицы на 78 килограмм, то есть 0,56 Ед на 1 килограмм веса; так примерно и положено. Но дозу рекомендуется перераспределить и инсулин хумулин Н (инсулин промежуточного действия) частично заменить инсулином короткого действия хумулином Р.

Утром делать инъекцию не в 8, а в 9 часов, вводить 24 Ед хумулина Н и 4 Ед хумулина Р; вечером колоться не в 8.30, а пораньше, в половине восьмого, и вводить 14 Ед хумулина Н, плюс 2 Ед хумулина Р.

Должен заметить, что эти рекомендации Залевской и Слободского я соблюдаю по настоящее время. Не сошлись они только в одном: Алсу Гафуровна советовала (как возможный вариант) делать промежуточную подколку в 5 часов вечера, должным образом перераспределив короткий инсулин, а Владимир Романович твердо стоял за две инъекции.

3. Меня смущает большой разброс результатов анализов и большая чувствительность к еде — одна хлебная единица влияет самым неприятным образом. Скомпенсирован мой диабет или нет? Как сбалансировать питание и дозу инсулина?

Ответ: Должным образом не скомпенсирован. Высокие сахара 14 — 17 ммоль/л в период от 17-ти до 19-ти часов (фактически — гипергликемия) доказывают, что утреннюю инъекцию нужно сдвинуть на более позднее время или перейти на три укола в день, сочетая длинный и короткий инсулины (см. ответ на предыдущий вопрос). Кроме того, надо учитывать, что действие инсулина зависит не от лишней хлебной единицы, а от многих других обстоятельств: в какое место укололи, куда попал инсулин (под кожу, в мышцу или в кровь), какова температура инсулина, жарко ли в комнате или прохладно — и т. д., и т. п. .

4. Ангиолог и невропатолог говорили мне, что для того, чтобы не развивалось поражение сосудов ног, сахар надо удерживать в пределах нормы, не выше 8,0 ммоль/л. Так ли это?

Ответ: Да, но достигнуть этого очень тяжело. Практически же для вашего возраста не следует выходить за значение 10 ммоль/л.

Мнения Залевской и Слободского существенно разошлись лишь в одном пункте. В больнице № 3 мне делали внутривенные инъекции трентала и уколы никотиновой кислоты. Владимир Романович считал это мероприятие полезным, а Алсу Гафуровна — бесцельным. Я им, разумеется, не судья, но моим товарищам по несчастью могу дать один совет: если в больнице вам стали колоть никотинку и вливать трентал, знайте, что вы попались в руки докторов суровой отечественной школы; а если колют только витамины В₆ и В₁₂, то эту школу мы обозначим, как либеральную.

Кроме всего, изложенного выше, Владимир Романович объяснил, что в стационаре (то есть в больнице) отрабатывают лишь методику инсулиновых инъекций, а дозу нужно подбирать в домашних условиях, с учетом фактических нагрузок и питания — ведь в больнице эти обстоятельства совсем иные, чем в реальной жизни. Что же касается Алсу Гафуровны, то она повторяла о необходимости обучения и о том, что теперь есть, где поучиться: при Петербургском диабетологическом центре открыта школа для диабетиков. По прошествии недолгого времени я попал в такую школу, и в дальнейшем расскажу вам об этом, а сейчас замечу, что рекомендации Залевской и Слободского пошли мне на пользу. На протяжении двух последних лет мой вес стабилен — 78 — 80 килограмм; онемение в ногах исчезло, и регулярные проверки с помощью глюкометра дают такие результаты:

 

 

Бывает и хуже; если вечером появятся признаки гипогликемии, нужно как следует поесть, в том числе — сладкое, и тогда сахар натощак будет 9 — 10 ммоль/л; а если пожадничать с едой, то вечером сахар поднимется до 10 — 12 или даже до 14 ммоль/л. Все мы люди, все нарушаем правила... Главное, чтобы это происходило не слишком часто.

В то же время я не могу сказать, что со здоровьем у меня все в порядке — если, разумеется, не считать диабета. Временами побаливают суставы и поясница, утомляются глаза (скорее всего потому, что я 8 — 9 часов в день провожу за компьютером); кроме того, бывает неприятный зуд, и один из зубов начал шататься — это уж точно последствия того периода, когда мой диабет был некомпенсирован. Остается лишь сожалеть, что я не внял совету доктора Слободского, не перешел раньше на инсулин и дожил до начала сосудистых осложнений.

Теперь я поведаю вам историю первой своей книги для больных диабетом.

Все началось в сентябре 1996 года, когда я попал в 3-ю больницу в связи с переходом на инсулин. Должен признаться, что для любого больного это решительный шаг. Мне он дался сравнительно легко: во-первых, деваться было некуда, а во-вторых, в больнице я продолжал писать свой очередной фантастический роман, «Странник, пришедший издалека», и пребывал отчасти в этом самом далеке: то в мире амазонок Амм Хаммата, то на планете злокозненных метаморфов, мечтавших поработить нашу Землю. Но возвращаясь из этих космических далей, я испытывал острое желание почитать про диабет — не книги для врачей, о которых уже упоминалось, а что-то, написанное специально для нас, для больных. Я подумал: за те годы, что болею диабетом, врачи могли что-нибудь да написать, и озадачил своего доктора Юленьку просьбой о книге. К моему удивлению, она принесла мне ксерокс книжки для детей-диабетиков, написанной двумя врачами — немцем П. Хюртелем и американцем Л. Б. Тревисом — лет пятнадцать назад и переведенной на русский в 1992 году. Не отрицаю, это превосходная книга, но количество картинок в ней превышает объем текста, а текст, мягко говоря, не рассчитан на 50-летнего человека с ученой степенью по физике. Надо сказать, что занятия писательским трудом и наукой (я — специалист в области теории твердого тела) приучили меня к методичности и логической строгости, а это отнюдь не детские качества. Мне требовалась книга для взрослых людей — хорошая книга, в которой рассказывалось бы о диабетическом заболевании подробно, откровенно и понятно. Но как сказала мой врач, такой книги на отделении нет.

«Раз нет, надо написать,— решил я.— Написать и подарить этой больнице, и всем другим больницам, а главное — больным». Эта мысль хранилась в запасниках памяти до весны 1997 года, когда я лег на обследование, но уже не в 3-ю больницу, а во 2-ю. Там тоже были хорошие доктора, и там мой врач Елена Валентиновна тоже многому меня научила: как рассчитывать рацион питания, что стоит есть, а что — не стоит, и как вести диабетический дневник. Затем я был принят под наблюдение городским Диабетологическим центром и прослушал там десятидневный цикл лекций. Занятия вела Хавра Саидовна Астамирова, и буквально с первых же часов я понял, что она может стать отличным партнером для создания задуманной мной книги — не просто пособия на 80 страниц, а настоящего учебника для диабетиков.

Теперь, когда мы знакомы больше двух лет, я знаю, что не ошибся в ней. Хавра Астамирова — ученица Алсу Гафуровны Залевской, хороший молодой врач, ориентирующийся в зарубежных эндокринологических новациях, но дело заключается вовсе не в этом. Главное, что привлекло меня с первых же дней нашего знакомства — ее душевное тепло и сочувствие к больным, ибо я твердо уверен, что успех любой книги зависит от трепетности сердца автора. Книги, написанные знающими, но равнодушными людьми, не могут никого согреть и ободрить; не тот случай, если речь идет о больных людях.

Итак, мы написали с Хаврой Саидовной «Настольную книгу диабетика», о которой я упоминал в предисловии, а история создания второй книги — той, которую вы держите в руках — иная.

«Настольная книга» вышла в свет в ноябре 1998 года и, как я надеюсь, завоевала признание читателей. Во всяком случае, мне звонят многие и сообщают свое мнение о книге, дают советы, как ее улучшить; как уже говорилось в предисловии, я встречаюсь с больными, с врачами и активистами нашего Петербургского диабетического общества, рекомендации которых также очень полезны. Эти встречи и беседы убедили меня в том, что нужны такие книги, которые не только чему-то учат диабетиков, но — прежде всего! — доказывают им необходимость обучения и поддерживают психологически. Вот почему я решил написать новую книгу, совсем иную, чем наш с Астамировой учебник.

Мне хочется напомнить вам, дорогой читатель, что каждый из нас не одинок в своем несчастье, что, кроме родичей и друзей, наши тягости и заботы разделяются миллионами больных, и если мы будем помнить о них, то и они будут помнить о нас с вами — а это значит, что в свой трудный час мы получим поддержку и помощь. Может быть, флакон инсулина, который нелегко достать, или совет обследоваться у какого-нибудь особенно знающего врача, или просто доброе слово... В добром слове и дельном совете нуждаются прежде всего подростки, молодые люди и те, кто впервые узнал о своей болезни. Их надо поддержать — а кто это сделает лучше нас, людей старшего поколения, которые болеют диабетом не один год? Мы должны быть для них примером мужества, стойкости и выживания. Представьте, о чем думает больной юноша, когда видит 50-летнего диабетика, полностью ослепшего и с ампутированной ногой? Скорее всего, о том, что жизнь кончена и не видать ему в этой проклятой жизни ни счастья, ни любви... Но если перед ним окажется нормальный человек — тот, кто превозмог болезнь, сохранил энергию и бодрость,— тогда и мысли будут другими. Вот почему, начав со своего диабета, я собираюсь рассказать в этой книге о других диабетиках, добившихся очень и очень многого. Ведь болезнь не лишает нас ни ума, ни таланта, ни нравственной силы, ни даже красоты, выносливости и физической мощи — причем талант, сила, мощь и красота кое у кого из нас выражены так ярко, что могут считаться явлением уникальным. И об этом я тоже расскажу.

Я также постараюсь убедить вас, что важнейшим моментом для диабетика являются знания. Они приходят к нам разными путями — от врачей и других больных, с помощью диабетических школ, через книги и журналы. Ни одним из этих источников не надо пренебрегать; слушайте, читайте, советуйтесь, копите знания и щедро делитесь ими с товарищами по несчастью. Помните: чтобы выжить, нам прежде всего необходимы знания, доброе слово и полезный совет.

Приведу конкретный пример, доказывающий необходимость знаний. Один из первых вопросов, который «начинающий» диабетик задает своему врачу, таков: через какое время после инъекции можно (или нужно) поесть? Ответы довольно разнообразны: через 15 минут, через 30 — 40 минут, через час. На самом деле, при фиксированной дозе и типе инсулина, все зависит от уровня сахара в крови в данный момент и от физической нагрузки за предыдущие 2 — 3 часа. Основной спектр возможных ситуаций выглядит так:

 

 

Обученный диабетик — независимо от того, принимает ли он инсулин или таблетки — должен ориентироваться в таких вопросах или хотя бы иметь под рукой книгу, в которой найдет ответы. А еще лучше — несколько книг; это позволяет шире взглянуть на любую проблему.

 

 

 

 

 

---

 

Часть II

 

В этой главе мы опять поговорим в большей степени о диабетиках, чем о диабете. Но сначала попробуем выяснить — сколько же нас? В главе второй я сообщил вам, что диабетом страдает примерно 2 — 3% населения в любой стране, а значит, на земном шаре проживают сейчас около 150 миллионов диабетических больных, и вдвое больше — со скрытой формой заболевания, когда болезнь распознается с трудом. Число больных постоянно растет: так, в 1965 году в мире насчитывалось 30 миллионов диабетиков, а в 1972 году — уже 70 миллионов; в Соединенных Штатах Америки в 1930-х годах было зарегистрировано 400 тысяч больных, а в 1965 и 1997 годах — соответственно, 2,3 миллиона и 16 миллионов. В Москве около 150 тысяч больных, в Петербурге — 100 тысяч, в России — 4—5 миллионов, а во всех странах СНГ, по разным оценкам, 8 — 10 миллионов.

Эти цифры я встречал во многих статьях и книгах очень авторитетных специалистов. Например, профессор Балаболкин, директор Института диабета, в предисловии к пособию Ч. Кило и Дж. Уилльямсона «Что такое диабет?» пишет, что в мире насчитывается 100 миллионов диабетиков и есть еще 200 — 300 миллионов человек со скрытой формой заболевания. Упомянутая мной книга вышла в переводе на русский в 1993 году, а количество больных удваивается теперь каждые 12 — 15 лет, так что нас и в самом деле миллионов 150.

Как признается подавляющим большинством медиков, основным фактором заболевания является наследственная предрасположенность к диабету. Но он может быть и благоприобретенным, например, по такой причине: как установили британские специалисты, особенно подвержены диабету те, кто родился в весенние месяцы, с марта по май. Связано это с весенней активностью гриппа и других вирусных инфекций, а также с тем, что весной человеческий организм ослаблен и количество вирусных заболеваний растет — в том числе среди беременных женщин. Болезнь будущей матери отрицательно влияет на плод, ослабляя его иммунную защиту. Кстати, это подтверждается на моем примере — я тоже родился весной, и моя мать, по-видимому, уже болела туберкулезом.

Вероятность диабетического заболевания, как выяснилось в последние годы, связана не только с наследственностью, но — что поразительно! — с расой. Особенно подвержены этой болезни чернокожие. Так, негритянская часть населения США составляет сейчас 36 — 37 миллионов, и более 3-х миллионов из них больны диабетом. Особенно часто он поражает женщин: четверть пожилых чернокожих американок — диабетички. Также очень подвержены диабету американские индейцы. В целом, у чернокожих и краснокожих эта болезнь встречается в 2 — 3 раза чаще, чем у представителей белой расы. Причины этого явления пока неясны.

В США и странах Западной Европы диабетом болеют 4 — 5% населения, причем особенно он распространен на землях нашего северного соседа, в благополучной Финляндии — в большей степени, чем в Норвегии, Швеции или,например, Санкт-Петербурге. Зато в Самарской области заболеваемость диабетом составляет всего 1,6% — но вовсе не потому, что самарцы уникальный народ, устойчивый к диабету. Просто из 2 — 3-х больных выявлен и официально зарегистрирован 1.

Провоцирует ли диабет переедание сладкого? Я не добился от врачей четкого ответа на этот вопрос. Одни говорили мне, что прямой зависимости тут нет и человек без предрасположенности к диабету может есть сладкое, сколько угодно, и при этом не заболеет. Другие же отмечали, что сладкоежки поглощают вместе с тортами, пирожными и шоколадом избыточное количество жиров, полнеют и в результате получают диабет. Третьи давали такое объяснение: в минувшие тысячелетия и века сладкое было редкостью, но в современную эпоху, когда открыли способы дешевого производства свекловичного и тростникового сахара, он стоит недорого и доступен всем, особенно в высокоразвитых странах. Дешевый сахар — один из лидеров среди продуктов питания, а значит, современный человек поглощает гораздо больше легкоусвояемых углеводов, чем его предки, которые питались хлебом из жмыха и кашей из дробленого зерна. При нынешнем питании поджелудочная железа получает непрерывные удары, и если организм чуть-чуть ослаблен — в силу генетических причин, стресса, инфекционной болезни,— она сдает. Если формулировать эту точку зрения с полной откровенностью, то она такова: вспышка диабета в нашем веке проистекает от повального, невиданного в истории обжорства!

Возможно, эти специалисты правы. Меня интересовал один вопрос — что было с диабетиками в блокадном Ленинграде, умирали ли они тихой незаметной смертью или все-таки как-то продолжали существовать? Я расспрашивал пожилых врачей, но никто из них тех событий более чем полувековой давности не помнит. Зато они сказали, что во время войн заболеваемость диабетом резко падает, и причина тому одна: голод.

Это отмечается и в книге Ч. Кило и Дж. Уилльямсона: «В Европе в течение двух мировых войн множество людей от недостатка пищи сильно теряли в весе, и в этот же период зарегистрировано падение частоты возникновения диабета. После войны, в условиях изобилия продуктов, значительная часть населения набирала излишки веса и... приобретала диабет».

Но тем, кто был уже болен во время войны, какие-то льготы полагались даже в такое суровое время. В связи с этим Владимир Романович Слободской рассказал мне забавную историю. Мальчиком был он эвакуирован из Ленинграда в какой-то город на Урале или на Волге, и там его семья соседствовала с неким довольно известным актером, чья фамилия Владимиру Романовичу не запомнилась. А запомнилось вот что: как этот актер, больной диабетом, жаловался, что его заставляют мочиться в баночку в присутствии медсестер, то есть сдавать анализ, необходимый для получения доппайка, при облеченных властью лицах. Чтобы все было, так сказать, без подделки.

Так давайте же поговорим об актерах, а еще — о политиках и спортсменах, красавицах и ученых, студентах, путешественниках, писателях и о самых обычных людях, у коих жизнелюбия и мужества чуть-чуть побольше, чем у тех, кто согнулся под гнетом болезни. Поговорим об их диабете.

Среди этой плеяды есть люди поистине великие, такие, как Федор Шаляпин, и есть неизвестные мне, про которых я узнал от больных, врачей или прочитал в книгах, в московском журнале «Диановости» и в нашей петербургской газете «Диабет». Некоторых я не могу назвать по именам, ибо сведения получены мной устно, и я не слышал, чтобы эти люди давали кому-нибудь интервью по поводу своего диабета. Но есть среди них крупнейший российский политик, изменивший судьбу нашей державы на рубеже веков, есть прекрасный питерский актер, которого любит вся страна, и есть великая певица, которая и в 70 лет сохранила талант, энергию и свой неподражаемый голос. Но о тех, кто говорил или писал о своем диабете, я вправе рассказать: молодым — в назидание, пожилым — в утешение.

Говорят, что красавица-кинозвезда Шерон Стоун больна диабетом. Говорят, что болен Сильвестр Сталлоне, а вот Чак Норрис и Шварценеггер пока что держатся. Но у этих кинозвезд, возможно, диабет II типа, а вот великий футболист Пеле — диабетик с 17-ти лет. Говорят...

А вот Михай Волонтир точно живет на инсулине, как многие из нас, поскольку об этом он сам рассказал в телевизионном интервью. Я был поражен. Я очень люблю этого прекрасного актера, видел его фильмы и хорошо помню, что Волонтир не только играет — он, будучи сильным, мощным человеком, выполняет трюки, которые составили бы честь любому каскадеру. Телеведущая-врач (кажется, Волонтир выступал в программе «Здоровье») тоже была поражена. «Как же вы делаете такое с диабетом?..» — спросила она, изобразив руками подобие головоломного прыжка. И Волонтир скромно ответил: а что, мол, такого? Прыгаю, а в кармане — сахар и кусок черного хлеба...

Но он — не единственный боец среди диабетиков. Он все-таки актер, как и Сильвестр Сталлоне, а вот Бобби Кларк, знаменитый канадский хоккеист, относится к числу бойцов и драчунов без всяких условностей киноискусства. Насколько я представляю, Роберт Ирл Кларк является одним из немногих профессиональных спортсменов, которые не делают тайны из своего заболевания. А заболел он в 13 лет — и, разумеется, инсулинозависимым диабетом I типа. Но хоккей был его страстью; Бобби увлекался им чуть ли не с трехлетнего возраста и вовсе не желал бросать любимое занятие по причине диабета. Он его и не бросил: 19 лет играл в качестве любителя, 15 лет был профессиональным хоккеистом, а сейчас, «выйдя на пенсию», является менеджером одной из хоккейных команд США. Бобби Кларк не просто спортсмен, но спортсмен выдающийся, достигший успеха в атлетическом и весьма опасном виде спорта. Он был звездой Национальной хоккейной лиги, он привел команду «Филадельфия Флайерс» к победе в кубке Стенли в сезонах 1973 — 1974 и 1974 — 1975 годов, а из прочих его подвигов известно, что он в одной из схваток на ледовой арене крепко «вырубил» нашего Валерия Харламова. За своим заболеванием Кларк следит со всей серьезностью; он был одним из первых диабетиков, начавшим применять глюкометр, и он утверждает, что именно спорт и рациональное питание помогли ему победить болезнь. Точнее, не победить, а мирно ужиться с ней, не жертвуя главной целью и смыслом своей жизни. Но надо добавить, что судьба его хранила: ни одной серьезной травмы и только два случая гипогликемии с потерей сознания.

В истории американского спорта известны и другие спортсмены-диабетики, но у них, в отличие от Бобби Кларка, был все-таки инсулинонезависимый диабет. К числу их относятся Джим Хантер, игравший за клуб «Оэкленд Атлетике» и признанный самым выдающимся бейсболистом 1987 года; еще один бейсболист — Эд Кранипул, игравший за «Нью-Йорк Мите» в 1962 — 1979 годах (правда, он заболел после окончания своей спортивной карьеры); Вейд Вильсон, игрок Национальной футбольной лиги, сражавшийся 10 сезонов за «Миннесота Викингз» и вышедший в финал национального чемпионата в 1988 году.

Если же вспомнить не о бойцах, а о красавицах, то к Шерон Стоун придется добавить еще многих. Например, телезвезду Мэри Тайлер Мур, а также Николь Джонсон, «мисс Америку» 1998 года.

Этой прелестной молодой женщине 24 года, а диабетом она заболела в 19 лет. Тем не менее, она не только закончила факультет журналистики, но за годы болезни завоевала титул «мисс Виргиния» (это ее родной штат) и трижды боролась на конкурсах за звание «мисс Флорида» (в университете этого штата она училась). В будущем Николь собирается защищать права диабетиков — хотя, на мой взгляд, в Соединенных Штатах прав у них и так хватает. Вероятно, она сознает всю уникальность своего положения, поскольку в социальном плане «мисс Америка» — столь же крупная фигура, как самый превосходный футболист или бейсболист. К тому же очаровательная женщина, королева красоты, может претендовать на роль символа с гораздо большим успехом, чем любой мужчина, спортсмен, актер или политик. Какого символа, спросите вы? Символа того, каких вершин можно достичь, не взирая на диабет, инсулин и диету. Разумеется, когда Николь узнала о своей болезни, это не доставило ей радости, но сейчас она считает диабет лучшим из всего, что случилось с ней в жизни, так как болезнь научила ее преодолевать препятствия. Кстати, я с ней не согласен. Я придерживаюсь такого мнения: лучше, когда человек здоров, а самодисциплине, упорству и преодолению препятствий его учит не болезнь, а иные житейские обстоятельства.

Вот вам еще две истории об американских диабетиках.

Элла Фицджералд, чернокожая певица, прожила 79 лет и скончалась недавно, в 1996 году, в своем доме в одном из фешенебельных районов Лос-Анджелеса. Она стала легендой еще при жизни; на протяжении полувека она была таким же символом джазовой музыки, как великие Дюк Эллингтон и Луи Армстронг. Миллионы поклонников называли ее «первой леди американской песни»; она получила больше десятка высших музыкальных премий и записала больше двухсот музыкальных альбомов. С возрастом она не утратила прекрасного голоса и пела до 74-х лет. Но затем начали прогрессировать осложнения, вызванные диабетом, и великая певица потеряла обе ноги... Это, конечно, трагедия, в каком бы возрасте, юном или преклонном, такая беда ни приключилась с человеком. Но вспомним, что Элла Фицжералд прожила долгую, очень долгую жизнь, и диабет (а были у нее еще и другие болезни) не помешал раскрыться ее таланту и не лишил ее поразительной жизнерадостности.

Имя другого американца, пятидесятилетнего Уинстона Шо, не входит в список великих спортсменов или эстрадных звезд. Он заболел диабетом в 25 лет, унаследовав его, по-видимому, от родителей — оба они были диабетиками и скончались от диабетических осложнений. Судьба была немилостива к Уинстону: диабет он приобрел, а больше не было ничего — ни работы, ни денег, ни советов хорошего врача. Знания пришлось получать из книг и личного опыта, работать то здесь, то там — ночным сторожем, временным преподавателем, внештатным журналистом. Работать и страдать от диабета, поскольку к 30-ти годам у него уже появились признаки диабетической нейропатии — видимо, и здесь сказалась наследственная предрасположенность. Так длилось до тех пор, пока Уинстон — волею судеб и в силу личной склонности — не решил покинуть город и обосноваться на природе. Работу он нашел себе сам, и это очень необычное занятие: он — наблюдатель и хранитель белоголовых орлов на побережье штата Мэн. Точнее, белоголовых орланов, уникальных североамериканских птиц, которых осталось совсем немного. Он оберегал их два десятилетия, и этот труд помог ему не только справиться с болезнью; он нашел свою женщину, женился, обрел прочное место в мире, он счастлив. Когда-то он считал, что диабет отнял у него все радости, а теперь утверждает, что преодоление болезни сделало его сильнее, помогло найти верный жизненный путь. Не правда ли, очень похоже на признания красавицы-королевы Николь Джонсон?

Ну что же, каждому — свое, кому — орлы, кому — королевская корона или хоккейная клюшка; не важно, что именно, важен результат. А он таков: лечит дело. Ради того, чтобы заниматься любимым делом, мы, люди, готовы на любые жертвы. Не есть сладкого, проверять сахар 4 раза в день, блюсти режим и диету... В сравнении с жизненной целью это, в сущности, такие мелочи!

Сам я пишу фантастику, люблю этот жанр как читатель, и одним из моих любимых авторов является Пирс Энтони, превосходный фантаст, известный нам по романам «Хтон», «Заклинание для хамелеона», «Голубой адепт», «Макроскоп» и др. Но о нем самом я ничего не знал; по слухам, он ведет замкнутый образ жизни и практически не дает интервью. Но вот в прошлом году я приобрел шеститомную эпопею Пирса Энтони о Воплощениях Бессмертия («На коне бледном», «Властью песочных часов» и четыре других романа), и в каждой книге этого цикла имелось обширное предисловие, в котором автор рассказывал о себе — о своей жизни вообще и о периоде написания данного конкретного романа. Эти шесть послесловий сложились в автобиографическую повесть, и теперь я знаю о Пирсе Энтони больше, чем о любом другом американском писателе.

Он живет во Флориде, но не в больших ее городах, а, собственно, в джунглях; там у него дом, лошади, хозяйство и семья — жена и две дочери (которые теперь уже взрослые женщины). Он обладает завидной работоспособностью: пишет два романа в год, ведет деловую переписку и отвечает на сотни писем читателей. Он не беден; его романы идут нарасхват, так что он мог позволить себе купить компьютер — еще в те времена, когда персональные компьютеры были редкостью и стоили 10 тысяч долларов. Он занимается спортом — бегом и гимнастикой; бегает, разумеется, по тропинке в джунглях и с гордостью сообщает о своих результатах, вполне приличных для человека под пятьдесят. И он — диабетик. Он пишет о своей болезни довольно подробно, не делая из этого никаких трагедий, и я советую всем — даже тем, кто не любит фантастику — прочитать предисловия к упомянутым выше романам. Фантастика, собственно, здесь ни при чем; это жизнь Пирса Энтони, который ни дня, ни часа, ни минуты не чувствовал себя больным.

Но давайте возвратимся от американских сюжетов к российским.

Передо мной лежит несколько номеров журнала «Диановости», подаренных мне Александром Марковичем Кричевским, и в каждом — своя человеческая история, рассказ о людях пожилых или молодых, мужчинах или женщинах, очень непохожих друг на друга, но объединенных одной общей чертой: способностью противостоять невзгодам. Неважно, чем они вызваны — болезнью или иной причиной, которая может оказаться более горькой, неприятной и жестокой, чем самая жуткая болезнь. Да, болезнь может нас изувечить и убить, но на то она она и болезнь; гораздо страшнее, когда нас увечат и убивают другие люди» когда нас топчут, обманывают, насилуют, унижают, предают. Эти беды пострашнее диабета! И часто случается так, что болезнь, подобно огню в тумане, высвечивает наших истинных друзей, а также врагов, завистников и равнодушных, которые лишь притворялись друзьями.

Однако я хотел рассказать о другом — например, об Александре Николаевиче Яковлеве, известнейшем нашем политике, который принадлежит к плеяде людей, разрушивших гнилую коммунистическую империю. Я видел его много раз в телевизионных передачах, и этот человек, которому порядком за 70, всегда поражал меня своей энергией, глубиной мысли и трезвыми суждениями. Вначале я не знал, что он уже несколько лет болен диабетом; потом в какой-то передаче об этом зашла речь, и Яковлев сказал что-то забавное: мол, диабет — еще не повод, чтобы собирать чемоданы. В интервью журналу «Диановости» он рассказал подробнее о своей болезни, в связи с чем я хотел бы отметить несколько интересных обстоятельств.

Во-первых, по словам Александра Яковлевича, его осматривали наши врачи, а также два известных специалиста в Японии и Израиле (последний, впрочем, оказался эмигрантом из России). Диагноз их был одинаков: не наследственный, а стрессовый диабет. Это не удивительно — политики, бизнесмены, студенты и люди творческих профессий по роду деятельности подвержены сильнейшим стрессам (что я испытал на себе, за 34 года учебы и научной карьеры).

Во-вторых, Яковлев рассказал, что переход на диету от прежнего чрезмерно обильного питания дался ему без больших хлопот и не вызвал никаких психологических трудностей; теперь он ощущает, что ест столько, сколько необходимо в его возрасте.

И, наконец, третье признание: «Я уже так "навострился", что могу без прибора сказать примерно, какой у меня сахар. И цифры почти всегда совпадают». Любопытно, не правда ли? Мы обсудим это важное замечание в конце данной главы.

Наши следующие персонажи — ученые. Владимир Николаевич Страхов, 67-летний академик, директор Института физики Земли, во имя морального долга дважды нарушил основную заповедь диабетика: никогда не быть голодным. Он объявлял две голодовки, двухдневную — в 1996 году, и двухнедельную: в декабре 1996 — январе 1997 года. У него, вероятно, диабет II типа, диагностированный около 5-ти лет тому назад, но с учетом возраста и того, что он находится на грани инсулинотерапии (сейчас принимает манинил), голодовки для него очень опасны. Причиной их была задолженность государства перед институтом Страхова; иными словами, он голодал затем, чтобы институту дали положенные по закону деньги для выплаты зарплаты сотрудникам.

Поистине странные времена наступили в России! Эпоха, когда пожилой академик-диабетик вынужден рисковать жизнью, чтобы вразумить мерзавцев-чиновников и добиться, чтобы дети ученых не голодали! Но, быть может, в том и состоит долг академика и честного человека... А это значит, что наша Россия еще не иссякла героями — не теми, из шоу-бизнеса, кому вешают на грудь ордена, а настоящими героями, людьми долга и чести.

Владимир Николаевич рассказывал, что во время голодовки сахар у него держался на уровне 2,6 — 2,8 ммоль/л, то есть был на пределе гипогликемии. К счастью, все кончилось хорошо: сахар оставался стабильным, деньги вроде бы дали, и Страхов осторожно вышел из голодовки — на жидкой гречневой каше, помидорах и яблоках. Что касается обычного самочувствия, то он определяет его так: «Сейчас я знаю: если сильная сухость во рту — уровень сахара больше 10, небольшие вяжущие явления — 8 и больше, никаких неприятных ощущений — 7 и меньше. Я уже год, наверное, не сдавал никаких анализов. Руководствуюсь собственным индикатором во рту и неплохо себя чувствую». Сравните это со словами Яковлева: «Я уже так "навострился", что могу без прибора сказать примерно, какой у меня сахар». Любопытно, не правда ли?

Борис Иосифович Шмушкович, эндокринолог и ведущий научный сотрудник Института пульмонологии, живет с инсулинозависимым диабетом более 30-ти лет. Заболел он в студенческие годы, уже имея жену и ребенка, а тогда, в 1964-м, болезнь являлась гораздо более серьезной проблемой, чем в наши дни: не было ни человеческих инсулинов, ни шприцов с тончайшими иглами, ни глюкометров — да и знали о диабете не в пример меньше, чем сейчас. За десятилетия жизни с диабетом (подчеркну — активной жизни, связанной, например, с ежедневными поездками на работу!) Борис Иосифович испытал на себе несколько вариантов инсулинотерапии и остановился на том, который предусматривает не меньше трех инъекций в день при небольших дозах. Он ограничивает себя в быстроусвояемых углеводах, питается обычными продуктами (овощи, фрукты, рыба, немного мяса), но сладкое, по собственному признанию, любит и от ложки варенья к чаю не отказывается. Мороженого не ест, и это меня удивило — я его ем по 50—70 грамм без существенного повышения сахара. Что же, у каждого — свой диабет...

Не надо думать, что жизнь Шмушковича была безоблачной: например, по той причине, что он — врач и понимает в диабетическом заболевании много больше нас с вами. Нет, без сложностей не обошлось: он перенес сложную операцию на сердце после инфаркта, приходил после нее в чувство целый год, защитил докторскую диссертацию, работая чуть ли не на износ... И что же он говорит теперь о своей жизни? Послушаем его: «У меня интересная творческая работа, хорошая семья. Внучке семь лет. Мои жена и сын — медики, они поддерживают меня в трудную минуту. Я не верю в загробную жизнь, и потому каждый прожитый день считаю даром судьбы. Разве это можно не ценить?» И еще: «Диабет — это тяжелая болезнь, вынуждающая вести определенный образ жизни, требующая строгости и цепкого внимания к себе, а также знаний. И тому, кто их приобрел, диабет совсем не страшен».

Николай Сергеевич Дмитриев, профессор медицины, хирург Научного центра аудиологии и слухопротезирования, заболел диабетом I типа в 1966 году, в те же времена, что и Шмушкович. Судьбы их во многом схожи: оба защитили кандидатские и докторские диссертации (что связано с неизбежным стрессом), оба больны более 30-ти лет и приближаются к пожилому возрасту, оба ведут активный образ жизни, но при этом Дмитриев — хирург! Практикующий хирург, оперирующий под микроскопом на протяжении нескольких часов. И я согласен с журналом «Диановости»: тут зрение должно быть как у орла, а реакция — как у разведчика...

Образ жизни профессора Дмитриева таков: инсулин он считает не лекарством, а добавкой к недостающему собственному (но инъекции, как я понимаю, делает вовремя и аккуратно); диеты он не признает и уверен в том, что состав питания диабетика на инсулине должен быть таким же, как у здорового человека (но режим питания выдерживает строго и всегда имеет при себе еду — на случай признаков гипогликемии); не любит сахарозаменители и употребляет сладкое (видимо, в меру). При этом в свои 60 он выглядит моложе — значительно моложе, если судить по фотографии в «Диановостях» и комментариям корреспондента журнала.

Вот уж действительно: у каждого — свой диабет!

Хочу подчеркнуть одно важное обстоятельство, о котором сказал профессор Дмитриев: где бы он ни появился, он предупреждает окружающих о своей болезни. Я тоже так делаю, и это правильно по многим причинам.

Во-первых, чего стесняться?

Во-вторых, не хотите же вы быть принятым за наркомана, если возникнет необходимость в инъекции?

В-третьих, вы должны объяснить людям, не знающим о диабете ничего, кроме названия, почему вам надо срочно поесть — или, наоборот, почему вы отказываетесь от предложенного куска торта или лишней рюмки.

В-четвертых, в критическом состоянии окружающие окажут вам помощь — хотя бы вызовут «скорую»; и, наконец.

В-пятых, рассказывайте о диабетическом заболевании с целью передачи знаний. Сегодня человек здоров, а завтра — болен, и лучше, если он узнает о диабете из первых рук. Не пугайте его, но всегда советуйте, чтобы он поискал диабетиков среди своих родичей, а если такие обнаружатся, почитал книги и выяснил, как ему нужно беречься. Может быть, вы спасете кого-нибудь от преждевременного заболевания — ведь потенциальных диабетиков вдвое-втрое больше, чем уже больных.

Я мог бы поведать вам еще несколько историй — о молодом модельере Алексее Лизунове, о женщине по имени Лариса (судьба ее была непростой, и в какой-то момент она чуть не отказалась от жизни), о трагедии в семье Игоря Масленникова, известного кинорежиссера, чья дочь заболела в 11 лет диабетом (сейчас она — прелестная молодая женщина, имеет семью, благополучно родила ребенка). Я мог бы рассказать вам обо всем этом, но лучше приведу письмо одной девочки, Маши Верховцевой, которое было опубликовано недавно в петербургской газете «Диабет». Вот оно:

«Все началось весной. Как говорится, "травка зеленела, солнышко блестело", закончился учебный год. Но ко всей моей радости примешивалось смутное мамино беспокойство, так как я испытывала постоянную жажду, быстро худела и бледнела. Сначала думали, что это от переутомления, но потом все же, для уверенности, мы с мамой отправились к врачу. Врач, осмотрев меня, сказала: "Похоже на сахарный диабет". Эти незнакомые слова абсолютно ничего мне не сказали, поэтому я и не волновалась. А на следующее утро...

Полуобморок, больница, уколы... Для меня, маленькой испуганной девочки, все казалось одним кошмарным сном. Но вот все более или менее нормализовалось, я почувствовала себя лучше, увереннее, больше узнала о своей болезни.

Знаете, самым огромным расстройством для меня было то, что мне нельзя будет есть шоколадки. До сих пор у меня сохранилось воспоминание о большой шоколадке в яркой желтой обертке, где была нарисована пальма — ведь эта шоколадка осталась дома, когда меня увозили в больницу, и я так и не смогла ее попробовать.

И вот я дома, я вернулась как раз к своему дню рождения и обнаружила там свой подарок — очаровательного щенка, живого и пушистого. Это было счастье!

Снова в школу. Строгая диета, уколы... Мне кажется, я довольно быстро привыкла к новому образу жизни, да он, в принципе, и не изменился, только изменилась я сама: стала серьезнее, ответственнее. Никто в школе ни о чем не догадывался.

Следующим летом я поехала в лагерь для диабетиков "Зеленый огонек", и там я поняла, что, по иронии судьбы, диабет принес мне счастье, потому что таких людей, друзей, как здесь, я бы не встретила никогда в жизни. Теперь у меня есть еще одно счастье — мой лагерь.

Мне кажется, диабет — не страшная угнетающая болезнь, которая требует нечеловеческих жертв, а просто повышенное наблюдение за собой, стремление быть здоровым.

Вот и все. Диабет не изменил мою жизнь в худшую сторону, просто сейчас я строже слежу за собой, я стала самостоятельнее, во мне прибавилось "взрослости". Хотя, честно говоря, иногда хочется плюнуть на все, пойти и наесться сладостей: шоколада, конфет, мороженого. Но что-то сдерживает.

Я просто думаю о своей будущей жизни, о планах, о семье и работе, о своей заветной мечте. Ведь я надеюсь, что у меня все-все получится. Я ничем не отличаюсь от других: смеюсь, учусь, влюбляюсь и плачу, надоедаю маме, вредничаю и улыбаюсь. Я очень люблю дискотеки и активные прогулки. Вот так!

Я желаю всем-всем идти вперед по жизни с улыбкой, а диабет считать не врагом, а приятелем, который не должен мешать. Счастья, удачи, здоровья».

Ну, теперь не только я, но и Машенька поговорила с вами...

Ее письмо очень меня тронуло и, должен признаться, не всем порадовало.

Во-первых, сам факт заболевания ребенка печален. Я тоже отец, и у меня есть взрослый сын, радость и горе моего сердца; я хорошо представляю, что бы почувствовал, узнав, что у него диабет.

Во-вторых, не радует меня, когда дети слишком быстро взрослеют, когда не хотят сообщать о своем заболевании в школе, что надо сделать обязательно; выходит, со школами не все у нас в порядке и ничего не изменилось с тех пор, как я учился сам. Например, в четвертом классе я учился в Алупке (есть такой городок в Крыму), и были у нас ребята нормальные и ненормальные. С нормальными — никаких проблем, а вот ненормальные меня не жаловали, поскольку я хорошо знал математику, лупили портфелями по голове и орали: «Ты, жид, у нас профессором не будешь! Мозги выбьем!»

Кто-то жид, кто-то диабетик, кто-то рыжий, а кто-то — слишком умный, и ему непременно полагается вышибить мозги... Право же, есть на свете вещи пострашней болезней!

Однако вернемся к Маше. Она пожелала нам всем счастья, удачи, здоровья, а я хочу пожелать ей, чтобы она выросла красивой молодой женщиной и чтобы в 2020 году ее полностью вылечили от диабета. Дай Бог, чтобы раньше, но медицинский прогноз таков: с диабетом предполагают справиться лет через 20.

Теперь я хотел бы коснуться наследственной предрасположенности к диабету и в связи с этим, еще раз поговорить о книге Жолондза. Понимаю, больным приятно, когда им сообщают, что диабет излечим, что в большинстве случаев можно обойтись не только без инсулина, но и без таблеток, и что — как утверждает Жолондз — диабет не является наследственным заболеванием. Последнее, быть может, наиболее приятно — ведь мы, взрослые люди, боимся не столько за себя, сколько за своих детей.

Жолондз полагает, что никакой генетически обусловленной наследуемости сахарного диабета не существует. Я не собираюсь с ним дискутировать, ибо в вопросах медицины весовые категории у нас разные: я всего лишь физик, а он — врач. Я с радостью согласился бы с его выводом, если бы приведенные им доказательства меня убеждали — даже с учетом моего явного непрофессионализма.

Но доказательства — увы! — не убеждают.

Они основаны на материалах книги Давиденковой и Либермана «Генетика сахарного диабета (см. список литературы). В этой книге приведены очень любопытные данные:

1. В Японии в период с 1947 по 1980 годы частота заболевания сахарным диабетом выросла в 10 раз;

2. Частота заболевания диабетом у северо-американских индейцев достигает 35%. (То есть болен один из трех — невероятно! Вспомним еще, что негры в Штатах заболевают в 2 — 3 раза чаще, чем белые);

3. Частота заболевания у коренных жителей тихоокеанского острова-государства Науру — 29%, тогда как у прочих полинезийцев, не слишком сильно затронутых цивилизацией, диабет редок. На острове Науру же богатые месторождения фосфоритов, разрабатываются они давно, а значит, тут крутятся большие деньги. Страна богатая, цивилизованная, и туземцы питаются там обильно.

К этим трем пунктам я добавлю еще два:

4. Имеется информация о том, что в бедном Кувейте, вдруг разбогатевшем после нефтяного бума, стали гораздо чаще проявляться тяжелые наследственные заболевания, и в том числе — диабет;

5. Во время войн, в связи с голодом, частота заболевания диабетом падает.

Давиденкова и Либерман приходят к выводу, что диабет относится к так называемым «болезням цивилизации» — то есть частота его резко увеличивается вместе с нарастанием технического прогресса и изобилием пищи. Особенно в тех случаях, когда изобилие внезапно сваливается на головы еще недавно нищих небольших народов или же народа многочисленного, как японцы, но жившего в традициях воздержания и аскетизма. И в то же время диабет — генетически обусловленная болезнь!

Жолондз решительно не согласен с таким резюме. Он пишет: «Если считать диабет наследственно обусловленным заболеванием, то как могло случиться увеличение заболеваемости в Японии за 33 года в 10 раз? Генетическая обусловленность меняется чрезвычайно медленно, и увеличение заболеваемости в Японии за 33 года в 10 раз доказывает как раз противоположное, а именно отсутствие генетической обусловленности у этого заболевания». Затем Жолондз делает вывод, что никакого наследственного фактора не существует, а есть «воспитание в семье и передача из поколение в поколение вредной привычки к перееданию, что способствует развитию сахарного диабета».

Увы, не убеждает! А как же младенцы? Как же дети диабетиков? Уж их-то родители берегут от переедания, а болезнь все-таки приходит...

Но я очень благодарен Жолондзу, так как, размышляя над его книгой, понял следующее. Каждый человек генетически предрасположен к какому-нибудь заболеванию, а чаще всего — не к одному, а к нескольким, к раку или аденоме, сердечно-сосудистым болезням, язве желудка, диабету или нефропатии. В быту, подчеркивая эту предрасположенность, мы говорим: у него слабое сердце или слабые легкие, почки и т. д. От самой серьезной болезни, к которой имеется предрасположенность, человек, скорее всего, и умрет в старости. Логично? Вполне логично, так как никто здоровым не умирает.

Предрасположенность к диабету существует, возможно, у трети населения Земли, но завершается болезнью не у всех» а лишь у тех, у кого предрасположенность сильнее и кого подтолкнули к диабету дополнительные обстоятельства: стресс, инфекционные болезни, излишняя тучность (то есть переедание). Количество случаев заболеваний во всем мире растет, поскольку едим мы все лучше и больше, толстеем все сильней, и к тому же, вступая в брак с партнером, вовсе не склонным к диабету, передаем нашему общему потомству свою роковую предрасположенность. И вот вам результат: эпидемия диабета в конце XX века, когда голодающих стало гораздо меньше, чем сотню лет назад!

Помимо того, есть особые случаи. Бывает так, что благосостояние небольшого народа вдруг резко повышается, а культура — нет, и эти несчастные глупые люди, потрясенные изобилием и свалившимся на них счастьем, начинают жрать. Мясное, жирное, сладкое! Уже дешевое для них и доступное. И тогда все стремительно толстеют, прекращают трудиться в поте лица, и диабет начинает лютовать, поражая до трети населения. Это — случай Кувейта, Науру, индейцев и негров в США. Я побывал в Штатах на научной конференции и помню, что там предлагают даром для гостей, чтобы было посытней и подешевле. Легкий ланч: стол длиной 15 метров, заваленный жирными пончиками 15-ти сортов, посыпанными сахаром и политыми шоколадом, а к ним — сладкий до приторности кофе. Разумный человек кофе выльет и съест два пончика с минералкой, но среди участников нашего международного сборища были такие, кто неизменно пробовал пончик каждого сорта. Я уверен, что подобную пищу белые американцы едят гораздо реже, чем цветные, а потому меньше толстеют и реже болеют диабетом. Что же касается Японии, то она лишь подтверждает этот вывод. Там не меньше склонных к диабету, чем в Штатах или у нас, но диабет активизировался лишь в результате проникновения западной цивилизации — иными словами,, русских пирогов и американских пончиков и гамбургеров. Думаю, те японцы, кто потребляет сою, редьку и сырую рыбу, не болеют диабетом.

В заключение главы рассмотрим предварительно вопрос о контроле сахара в крови. Это можно сделать дома одним из двух способов: либо вы приобретаете дорогой импортный глюкометр (около 100 долларов), полоски к нему (0,5 доллара каждая) и довольно точно измеряете сахар, в крови, либо вы покупаете более дешевые тест-полоски для визуального определения глюкозы в крови или в моче.

Но есть, оказывается, и третий способ, бесплатный: определение уровня сахара по своему самочувствию. Как заметил академик Страхов, «руководствуюсь собственным индикатором во рту...». Сильная сухость — сахар больше 10-ти, небольшие вяжущие явления — сахар 8 — 10, а если нет неприятных ощущений — значит, 7 и меньше, Я тоже различаю три ситуации: все в относительном порядке — сахар до 8 — 9-ти; хочется пить — сахар наверняка повышен; неясное томительное чувство — сахар 3 — 3,5. Не знаю, как лучше описать последнюю ситуацию, и мне кажется, что слово «томительный» подходит тут лучше всего; это еще не признаки гипогликемии (их я ощущаю при сахаре 2,5 ммоль/л), а только их предвестник.

Такой «физиологический» контроль сахаров — очень полезное свойство, снижающее затраты на анализы, но им обладают не все; есть больные, которые неплохо себя чувствуют на сахарах 15. Врачи также говорили мне, что диабетик, живущий на высоких сахарах, со временем теряет к ним чувствительность.

Но вы все же понаблюдайте за собой и проконтролируйтесь по глюкометру — вдруг и у вас проявится это ценное качество?