В X веке земля Полоцкая была одной из самых богатых, а правители ее — весьма влиятельными среди князей языческой Руси. Союза с ними искали более сильные князья Киевские и Владимирские.

Рогнеда, дочь последнего князя Полоцкого, была прекрасна. Весть о ее красоте разнеслась по всем славянским землям. Эту девушку хотели в жены не ради союза с ее отцом... У тех, кто хоть раз увидел ее, Рогнеда вызывала страсть и вожделение. Будь она рабыней, а не княжной, к ней вожделели бы не меньше.

Среди других женихов сватались к Рогнеде два сына великого князя Киевского Святослава Игоревича: старший, Ярополк Киевский, и младший, Владимир Новгородский. Ярополк уже был женат на пленной греческой монахине Юлии. Эту девственную красавицу привезли ему в дар. Разумеется, языческий князь и не подумал пощадить невесту Христову: он взял Юлию силой.

Рогнеда знала, что одна жена у Ярополка есть. Но в языческие времена можно было иметь нескольких жен, и только сам мужчина решал, которая будет главной — «большухой». К тому же Ярополк был хорош собой, прославился как воин. И рожден он был от княжны. А юный Владимир — от рабыни Малуши... Так что когда отец, князь Рогволд, спросил Рогнеду, кого из женихов она бы предпочла, она сказала: «Не хочу розути робичича, хочу за Ярополка». Разувать мужа перед первой брачной ночью было славянской традицией. А назвав Владимира «рабичичем», Рогнеда напомнила ему о происхождении его матери и жестоко его оскорбила: по матери называли тех, чьего отчества не знали, то есть — незаконнорожденных.

Вожделение к прекрасной девушке, обида, да еще и страх перед возможным союзом Рогволда Полоцкого с Ярополком подтолкнули Владимира к решительным действиям: он выступил с войском против Полоцкого княжества. Владимир убил отца и двух братьев Рогнеды. По легенде — младшего заколол у нее на глазах. А потом изнасиловал гордую княжну прямо среди дымящихся луж крови.

Позже Владимир захватил Киев и убил брата. Юлию он взял к себе наложницей, хотя она была беременна от Ярополка.

Рогнеду князь называл женой. Но что, кроме ненависти, могла она чувствовать к нему, насильнику и убийце? Она так и не покорилась, так и не стала ласковой. Рядом с ней Владимир по-прежнему чувствовал себя «рабичичем», пусть и владеющим телом княжны, но не способным одолеть ее дух. Когда Рогнеда забеременела и подурнела, Владимир охладел к ней. Она родила сына Изяслава, первенца князя Владимира, но после родов захворала, и князь отослал ее прочь.

Непокорную Рогнеду поселили в уединенном тереме на берегу реки Лыбедь. В народе еще при ее жизни рассказывали и даже песни слагали о печальной ее судьбе. Рогнеду прозвали «Горислава»: потому что прославилась она своими горестями.

А покорная красавица гречанка Юлия тем временем родила мальчика, которого назвали Святополком. Владимир заявил, что это сын «от двух отцов», и воспитывал его как наследника.

Рогнеда рассказала подросшему Изяславу о своем несчастье и позоре, о том, как его отец надругался над ней, прежде убив ее братьев и отца. Насилие над женщиной в языческие времена считалось гнусным преступлением, оскорбляющим Мать Богов, благодатную Мокошь. Мог ли Изяслав любить и уважать своего отца? Разумеется, нет.

Однажды Владимир вспомнил про первую свою жену и решил навестить ее. Он нашел, что Рогнеда снова прекрасна и желанна, и остался с ней на ночь. Он не спрашивал, хочет ли она возлечь с ним. Он просто взял ее как вещь. После заснул. И тогда Рогнеда решилась убить мужа. Она уже взяла его меч и занесла над ним, когда Владимир — опытный воин, даже сквозь сон чувствовавший опасность! — проснулся и выбил из ее рук оружие.

Казнить княгиню за преступление мог только сам князь, своей рукой. Он приказал жене нарядиться в те одежды, в которых она хочет быть похороненной, и ждать его в опочивальне. Рогнеда исполнила приказ, без страха выбрала лучшие одежды и украшения, в которых не стыдно уйти в мир иной, где она встретится с родными и со своим избранником Ярополком. Но умереть, не простившись с сыном, она не могла. Рогнеда прокралась в покой Изяслава, разбудила его и рассказала обо всем случившемся. И о том, что ей предстоит умереть. Изяслав приказал матери остаться с ним, не возвращаться в опочивальню, и она его послушалась. А Когда Владимир, в поисках жены ворвался к сыну, Изяслав встретил его с мечом в руке.

Владимир растерялся. Конечно, он мог бы убить их обоих и избавиться от досадной помехи... Но сын, которого Владимир до сих пор и не знал, вдруг оказался таким сыном, которым можно было гордиться и на которого со временем можно будет опереться! А Рогнеда — женщиной, которая смогла воспитать такого сына. Владимир решил, что с Рогнедой нужно помириться, чтобы расположить к себе Изяслава. Князь помиловал жену и даже пожаловал ей в дар Полоцкие земли. В честь сына он воздвиг город Изяславль, который тоже даровал жене. Владимир вообще изменил свое отношение к Рогнеде, вернул ее с сыном в Киев, окружил почетом, сажал рядом с собой на пирах. И, в конце концов, добился того, чтобы Рогнеда добровольно согласилась признать его мужем. У них родились еще дети: Мстислав (умерший в младенчестве), Ярослав (будущий великий князь Ярослав Мудрый), Всеволод, Предслава, Переслава и Мстислава.

В 989 году князь Владимир принял христианство. Он повенчался по христианскому обычаю с очередной женой, Анной Византийской, а Рогнеде отправил послание: «Теперь, крестившись, я должен иметь одну жену, с которой вступил в христианский брак, ты же выбери мужа среди моих бояр, кого пожелаешь». От повторного брака Рогнеда отказалась. В «Тверской летописи» утверждается, что она ответила Владимиру: «Я природная княжна. Ужели тебе одному дорого царство небесное? И я хочу быть невестой Христовою». И приняла постриг в монастыре под именем Анастасии. Большинство историков сомневаются в факте ее крещения, тем более что нигде, кроме «Тверской летописи», факт этот не упоминается.

Умерла Рогнеда в 1000 году. Возможным местом ее упокоения называют Изяславль (ныне город Заславль).

Любимый сын Рогнеды, Изяслав Владимирович, правил ее родным Полоцком. Умер он совсем молодым, всего на год пережив мать. Воевать со Святополком, чьих сторонников Рогнеда всегда опасалась, пришлось ее младшему — Ярославу.

Интересно, что Анна Византийская не стала последней женой ненасытного князя Владимира. После ее смерти в 1011 году он взял себе в жены некую юную пленницу, чьего имени история не сохранила: в летописях она упоминается как «мачеха Ярослава Мудрого».

Немного осталось сведений о благоверной княгине Евпраксии Рязанской. Год рождения неизвестен: только год смерти. А сколько она прожила — шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет? Вот красота ее упоминается во всех летописях. Необыкновенная, выдающаяся красота, ради которой и взял юную Евпраксию в жены Федор Юрьевич, сын князя Рязанского.

Княжил в Рязани в ту пору Юрий Ингваревич, сын варяга, и был он отменным воином, разумным правителем и рассудительным политиком: не из тех, кто сгоряча рубит, а из тех, кто и пригнуться может. Сына своего тоже воином вырастил, но Федор Юрьевич был еще совсем молод, почти мальчик, и очень счастлив в браке с красавицей Евпраксией.

Жили князь и княгиня в любви и почтении друг к другу. И родился у них сынок, крещенный Иваном Федоровичем. Мальчику года не было, на ножки еще не вставал, когда пришло на их землю страшное бедствие: пошел войной на Рязань сам Батый со своей ордой. Тогда собрали со всех городов самое драгоценное, что смогли, и послал Юрий Рязанский своего сына, молодого князя Федора Рязанского к Батыю «с дарами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю».

У реки Воронеж встретился юный Федор Юрьевич со зрелым, многоопытным, привыкшим к победам двадцативосьмилетним Батыем, который и дары русские принял, и надсмеялся над посланником. И сказал Батый князю Федору Юрьевичу: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Юный же князь Федор Юрьевич Рязанский рассмеялся в ответ и ответил грозному монголу: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь». Батый разгневался и приказал тут же, на месте убить князя Федора Юрьевича Рязанского, изрубить его тело в куски, бросить на растерзание зверям и птицам, и многих спутников его, князей и воинов, также убили.

Когда Евпраксия выглянула из окна и увидела, как клубится пыль: идет войско Батыево, она решила, что не будет она жить, когда муж ее мертв, и не коснутся руки убийцы ее тела, и сын ее не станет рабом. Евпраксия прижала к себе ребенка и выпрыгнула из окна. Оба разбились о камни. Горевала по ним вся Рязань, а пуще всех — свекор и свекровь, любившие Евпраксию как родную дочь.

Великий князь Юрий Ингваревич Рязанский попал к Батыю в плен и был убит так же, как сын его. И погибли в боях с Батыем все братья-князья, с которыми он совет держал, как от нашествия спастись, отдарившись данью.

После ухода монголов в разоренный город приехал князь Ингварь Ингваревич, отец Юрия Рязанского. Он оплакал погибших сыновей своих и похоронил их в одном гробу. А потом, как гласит летопись, «пошел князь Ингварь Ингваревич на реку на Воронеж, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное его, и плакал над ним долгое время. И принес в область его к иконе великого чудотворца Николы Корсунскего. И похоронил его вместе с благоверной княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Федоровичем Постником во едином месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине зовется великого чудотворца Николы икона Заразской, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте заразила...» «Заразила» — по-старославянски «разбила».

Ее самоубийственный прыжок для тех времен был проявлением такого героического протеста, что не мог не поразить современников — запомнился на века.

Мы не знаем, когда она родилась. Только дату смерти. Вряд ли ей было меньше семнадцати лет, когда она умерла. Но и вряд ли больше девятнадцати. Выбирая себе третью жену, царь Иван Васильевич по прозвищу Грозный, хотел взять девицу не только красивую, но и здоровую, чтобы не только утехой была, но и детей ему рожала. И потому на смотрины не везли подростков, которые еще в бедрах не раздались и могли умереть первыми же родами. А смотрины были великие! Таких смотрин не случалось ни до, ни после.

До Марфы у царя уже были супруги. Православный человек мог жениться лишь трижды, и к выбору третьей жены Иван Васильевич отнесся очень серьезно. Конечно, дети-наследники у него уже имелись.

Возлюбленная Анастасия родила троих мальчиков и троих девочек...

Девочки не в счет, им в монастыре вековать, а из мальчиков — Дмитрий утонул в малолетстве еще, Иван был гневлив и часто вызывал отцовское недовольство, Федор же был малохольный... Так что государь хотел еще сыновей.

На девиц, достойных стать царской избранницей, должны были «доносить» свахи, которые были вхожи во все дома, где имелась невеста на выданье. Не все бояре мечтали породниться с Грозным царем, некоторые предпочитали не возноситься высоко, дабы не пришлось падать глубоко, если царя новая жена чем-то разочарует.

Красавиц свозили изо всех городов. Требования к претенденткам были высокие. Чтобы не только красавица, но еще и непременно знатного рода, а не худородная. Да и в духовном плане должна была соответствовать будущей своей высокой миссии. Как писал историк Николай Карамзин: «Но не знатность, а личные достоинства невесты оправдывали сей выбор, и современники, изображая свойства ее, приписывают ей все женские добродетели, для коих только находили они имя в языке русском: целомудрие, смирение, набожность, чувствительность, благость, соединенные с умом основательным; не говорят о красоте: ибо она считалась уже необходимою принадлежностию счастливой Царской невесты».

После первого осмотра оставили 24 девицы, потом только 12 девиц, и их старухи — знахарки и повитухи — осматривали обнаженными в поисках тайного изъяна или нездоровья, и конечно же, проверяли, девственны ли они. Говорили, будто царь за этим осмотром подглядывал через специальное оконце, чтобы самому убедиться в телесном совершенстве избранницы. Служивший при дворе Ивана Грозного английский врач Елисей Бомелий должен был исследовать мочу каждой из девушек чтобы определить, нет ли какого скрытого недуга.

В конце концов определилась «победительница»: дочь небогатого коломенского дворянина Василия Степановича Собакина Большого. Марфа Собакина оказалась самой красивой и самой здоровой из двух тысяч девушек, представших перед глазами Ивана Грозного. Была она рослой для тех времен, пышнотелой, с роскошной, тяжелой косой до пят: коса эта сохранилась в ее гробнице...

26 июня 1571 года царь Иван IV объявил о своей помолвке с Марфой Собакиной. Родственники ее были ко двору приближены и награждены. Невесту перевезли в царские палаты и начали готовить к венчанию. И вот тут-то девушка, которая совсем недавно цвела здоровьем, начала хворать: ее беспрерывно тошнило, она потеряла румянец и хирела буквально на глазах. За две недели бедняжка истаяла.

Иван Васильевич все же решил жениться на Марфе. Ведь едва ли не до начала XX века считалось, что стоит захиревшей девице познать мужчину, как она заново расцветет. Венчание состоялось 28 октября. Но познать мужчину Марфа Васильевна вряд ли успела. Царь и сам заявлял, что девство своей жены он не порушил, потому брак их не может считаться действительным и он имеет право жениться еще раз. Конечно, Иван Васильевич мог и солгать, чтобы получить разрешение на новую женитьбу, но в данном случае, скорее всего, он говорил правду. Уж очень плоха была молодая царица, за ней требовался круглосуточный уход, умирала она в мучениях, —- не до плотских тут уж было утех.

Разумеется, Грозный царь решил, что и эту жену отравили. Сначала заподозрил тех бояр, которые хотели за него своих дочек выдать, но после допроса слуг, приставленных к Марфе Собакиной, выяснилась печальная правда: мать девушки передала ей зелье, купленное у колдуньи, которое должно было способствовать чадородию! Марфа покорно зелье выпила и с этого дня начала умирать... В бешенстве от этого открытия, Иван Грозный расправился и со слугой, передавшим зелье, и со всеми родственниками несчастной Марфы. Очень ему эта девушка нравилась, другой такой красавицы он не видал ни прежде, ни позже, хоть и был женат семь раз, и познал чужих жен без счета...

Гробницу Марфы Собакиной вскрыли в 1929 году. Ученые вспоминают об удивительном феномене: Марфа лежала в гробу как живая, только страшно бледная! Впрочем, этот феномен — вполне распространенное явление именно среди царских захоронений в Кремле: саркофаги изготавливались из известняка, известняковая пыль пропитывала одежду и кожу, и создавала тончайшую плотную оболочку, которая рушилась при соприкосновении с влажным воздухом... Так случилось и с Марфой: через несколько минут лицо ее почернело и рассыпалось в прах. Зато череп прекрасно сохранился, и по нему удалось сделать реконструкцию лица прекраснейшей из царских невест. Сохранилась и огромная коса Марфы: уже в 90-е годы сделали анализ, который наличия ядов в организме не показал, однако, если яд был растительный, за столько веков от него не осталось и следа.

Красота этой женщины была выдающейся и — неувядающей. Считали, будто она готовит какие-то тайные снадобья, позволяющие ей сохранять свежесть кожи и упругость тела. Ей завидовали все, включая молодую императрицу Елизавету Петровну. А мы теперь не можем даже составить себе представление о внешности знаменитой красавицы: не сохранилось ни одного хорошего портрета, только невзрачная гравюра.

Ее мать, Модеста Моне, была родом из самого знаменитого семейства Немецкой слободы. Старшая из сестер Моне, Анна, была возлюбленной юного императора Петра Великого. Младшая из сестер, Модеста, благодаря таковому родству высоко вознеслась, стала статс-дамой при императрице, вышла замуж за московского губернатора генерала Федора Николаевича Балка, тоже немца и лютеранина.

Когда в 1716 году Петр Великий выдал замуж свою племянницу Екатерину Иоанновну, семнадцатилетняя фрейлина Наталья Балк сопровождала ее в Мекленбург. Год спустя она вернулась в Россию и по желанию опять же императора была выдана замуж за наследника древнего знатного рода: за Степана Васильевича Лопухина.

Все Лопухины считали этот брак позорным, оскорбительным для их семьи, — все, кроме Степана Васильевича, который обожал красавицу жену и ни в чем ее не стеснял, позволял любые наряды и украшения, прощал измены. Наталья родила ему десятерых детей. Четверо умерло в младенчестве, трое сыновей и трое дочерей смогли пережить опасный детский возраст.

Лопухин приходился родственником первой жены Петра — нелюбимой им, сосланной в монастырь Евдокии, которая, однако же, родила государю единственного законного наследника: царевича Алексея. Правда, в 1718 году Алексей вступил в заговор против отца и был то ли замучен насмерть, то ли задушен по отцовскому же приказу в Петропавловской крепости. Вместе с ним пострадали и многие члены семьи Лопухиных, поддерживавшие Алексея.

Екатерина I родила государю сына, также окрещенного Петром, и царственный отец поспешил его назначить наследником своего трона, в обход внука. Нов 1719 году маленький сын Петра Великого умер, не дожив до четырех лет. Внук Петра стал единственным наследником. На радостях все Лопухины напились, а Степан Васильевич не сдержался и расхохотался прямо в церкви, где отпевали умершего мальчика. Гнев царя Петра был ужасен. Наскоро состряпали дело о заговоре против царя, и все семейство Лопухиных: Степана и Наталью, и всех их детей сослали в Кольский острог. Им позволено было взять с собой необходимые вещи и слуг, и все равно Наталья с детьми претерпевала немало бедствий, к тому же дважды в ее присутствии мужа секли кнутом, и она не была уверена, что он после такого наказания выживет.

Благодаря общим хлопотам Монсов и Лопухиных, семейство вернули сначала в Москву, потом в Петербург. Но в 1724 году последовало новое несчастье: Виллим Моне, дядя Натальи, стал любовником супруги императора, Екатерины I, был разоблачен и казнен. Пострадала и мать Натальи: Модесту били на площади кнутом и сослали в Тобольск. Произошло это в 1724 году, Наталье к тому времени было уже двадцать пять лет.

Ближайшие годы для всей семьи Лопухиных, а значит — и для Натальи, были тяжелыми, напряженными. Политическая ситуация менялась стремительно. После кончины Петра I, а затем и императрицы Екатерины Лопухины мечтали о влиянии на цесаревича, который теперь стал государем Петром II, но на самом деле приблизил он к себе семейство Долгоруких.

После смерти Петра II Лопухины зажили прежней спокойной и богатой жизнью. Степан Васильевич получил должность кригскомиссара по морской части в ранге вице-адмирала и с правом присутствования в Адмиралтейств-коллегии. Наталья Федоровна являлась на балах и праздниках, демонстрируя умопомрачительное декольте. У нее появился постоянный любовник, обер-гофмаршал граф Рейнгольд Густав фон Левенвольде, блистательный и щедрый мужчина, с которым ей было не так скучно, как с законным мужем. Наталье Федоровне было уже за тридцать, но она по-прежнему блистала. Знакомые находили, что она не изменилась со времени своей молодости и могла быть соперницей в красоте своей же старшей дочери.

Для Натальи Лопухиной и ее близких наступили мрачные дни после воцарения Елизаветы Петровны. Сначала был арестован за воровство и служебные злоупотребления граф фон Левенвольде, лишен всех чинов, дворянства и имущества, и отправлен в ссылку, где и умер. Наталья Лопухина государыню Елизавету возненавидела. Имелись при дворе и другие знатные лица, которые помнили, что Елизавета рождена еще в те времена, когда Петр Великий на Екатерине женат не был, а значит — даже законной дочерью считаться не может, не то что наследницей.

Наталья Федоровна любовнику своему Левенвольде в ссылку писала, «чтобы граф не унывал, а надеялся бы на лучшие времена». Это письмо было перехвачено и продемонстрировано императрице. А потом Наталью подвел ее собственный взрослый сын Иван, спьяну разболтав о существовании заговора и о том, что скоро Елизавете — придет конец. Но по сей день историки сомневаются: был бабий заговор или нет? Не оговорили ли себя под пытками все его участники?

Приговор был суровый: Лопухиных, жену, мужа и сына Ивана, а также Анну Бестужеву колесовать, отрезав язык. Потом, по традиции, приговор смягчили (смертью в России не казнили в период правления Елизаветы Петровны). Лопухиных и подругу Натальи — Бестужеву приговорили высечь всенародно кнутом и, отрезав языки, сослать в ссылку.

Огромная толпа народа собралась посмотреть, как красавицу Наталью Лопухину обнажат до пояса и будут кнутом бить. Наталья сопротивлялась, не давая себя оголить, да еще и помощника палача за ухо укусила, так что разозленные палачи ей всю кожу сорвали со спины, а язык вырвали клещами под самый корень.

Анне Бестужевой повезло: ее дочь от первого брака, Анастасия Ягужинская, сумевшая избежать ареста, сумела передать матери драгоценный, усыпанный каменьями крест. По русской традиции, если перед казнью палачу крест отдать, он становится как бы крестным братом и должен щадить новоявленного родственника. Так что у Бестужевой отсекли только кончик языка, да и кнутом били со всей возможной деликатностью.

Хорошо еще, своих дочерей Наталья Федоровна успела удачно выдать замуж: Анастасию — за графа Головина, Прасковью — за князя Голицына. Из уважения к знатности мужей их не тронули, и младшие сыновья ее остались на попечении сестер.

Лопухиных поселили в Селенгинске в общей казарме под строгим караулом. Быт был невыносимый, жили в грязи, холоде и голоде. Муж и сын не выдержали условий, скончались один за другим. Наталья Федоровна выдержала все.

После смерти императрицы Елизаветы Петровны указом Петра III в 1761 году она была возвращена в Петербург, и даже имела смелость предстать при дворе, хотя была безъязыкой, немой и согнутой от старости. На воле Наталья Федоровна Лопухина прожила недолго: через несколько месяцев она захворала, у нее начались страшные боли, она поспешила переехать в Москву, где жила ее незамужняя дочь Анна. Скончалась Наталья Лопухина уже в царствование Екатерины II, таким образом пережив на своем веку семерых царей и цариц!

Похоронена Наталья Лопухина в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве.

Императрица Елизавета из всех единовластных правительниц России была самой женственной, самой веселой... И считалась одной из самых красивых женщин при дворе. Причем это не было лестью царице. Она и царицей-то еще не была, и никто не мог предположить, что когда-то царевна Елизавета будет править.

После смерти ее отца трон наследовала мать, потом — юный племянник Елизаветы, сын ее сводного брата, царевича Алексея, — Петр II. После его смерти на трон призвали ее тетку Анну Иоанновну. И в конце концов Елизавета захватила власть с помощью верного ей Преображенского полка. Она была с ними добра, всегда на Пасху христосовалась и детей у преображенцев крестила. А когда услышала, что ей грозит не то заточение в крепости, не то монастырь — к ним побежала за защитой. Они же на могучих плечах внесли «искру Петрову» на трон.

Любимая дочь Петра, она так и не вышла замуж, потому что никак не могли подобрать для нее наилучшую партию, а когда подобрали — Карла-Августа Голштинского, — он умер в Петербурге, незадолго до свадьбы... В другой раз ее чуть было не выдали замуж за ее же собственного племянника Петра II: несмотря на противодействие церкви, с политической точки зрения все видели выгоды этого брака, к тому же тринадцатилетний царь был страстно влюблен в красавицу тетку. Настолько влюблен, что отправил в ссылку ее первого любовника — Алексея Бутурлина. Но Елизавета снова влюбилась — в Семена Нарышкина. Он принадлежал к столь знатному роду, что осмелился претендовать на брак с царевной! И Елизавета была согласна стать его женой, потерять права на трон... Но ревнивый юный царь и его тоже отправил — правда, не в ссылку, а в длительное путешествие за границу.

Когда Петр II скончался, «веселая Елисавет» в первый раз едва не оказалась в монастыре. Судьба миловала. Елизавета затаилась и сделала все, чтобы о ней забыли. Поселилась в селе Покровском, жила там как простая дворянка, водила хороводы с сельскими девушками... и завела себе любовника — гренадера Алексея Яковлевича Шубина. Но и с ним она была недолго счастлива: Шубин оказался замешанным в заговоре в пользу Елизаветы — и его заточили в крепость, а после отправили в Сибирь.

Елизавета горевала, но недолго. С 1731 года в императорскую капеллу был принят Алексей Григорьевич Разумовский, по происхождению украинский казак. Он стал самой большой любовью веселой царевны. Уже сделавшись Императрицей Всероссийской, в конце 1742 года Елизавета сочеталась с Разумовским тайным браком.

Правда, верность ему Елизавета не считала нужным хранить. Среди ее любовников современники числили Петра Шувалова, Романа и Михаила Воронцовых, Сивере, Лялина, Войчинского и Мусина-Пушкина. С 1749 года фаворитом Елизаветы стал Иван Иванович Шувалов. Разумовский относился к увлечениям Елизаветы снисходительно и оставался ее добрым другом. Он надолго пережил императрицу.

Интересно, что документов об их венчании не сохранилось: Разумовский сам их сжег в присутствии Михаила Воронцова, присланного Екатериной II, желавшей точно знать, были ли Елизавета и Разумовский обвенчаны, а главное — имели ли они детей. Ведь самозванка княжна Тараканова утверждала, что она дочь императрицы Елизаветы, причем дочь законная: рожденная в браке с Алексеем Разумовским.

О невероятных нарядах Елизаветы Петровны и столь же невероятных тратах ходили легенды при ее жизни, и до сих пор историки дивятся такому неразумному расточительству. Зато ее правление было мирным. Ни одного серьезного бунта. Ни одной смертной казни. Науки и искусства процветали. И Россия вздохнула с облегчением после всех мук, пережитых в первой трети XVIII века. Уже за это Елизавету Петровну стоит поблагодарить.

А еще — за то, что вздорного своего племянника Петра Голштинского женила она на умнейшей из европейских принцесс — Софье-Августе-Фредерике Ангальт-Цербстской, будущей Екатерине Великой. Которая, кстати, оставила такое воспоминание о первой встрече с российской императрицей: «Поистине нельзя было тогда видеть в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая, и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива... Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся...»

Ее парадный портрет в «немецком» открытом платье и с напудренными волосами висит в Меншиковском дворце в Петербурге: строгий, опасливый взгляд карих глаз, но румяные губы изогнуты в кокетливой полуулыбке. Она знала, что надо улыбаться и кокетничать, но не умела этого и относилась к жизни слишком серьезно.

Отец ее был одним из величайших людей своего времени: наверное, нет в России человека, который не слышал бы про Алексашку — нет, светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова! — ближайшего слугу и друга Петра Великого.

Матерью ее была Дарья Михайловна Арсеньева, дочь стольника и якутского воеводы. Известно о ней очень мало: только то, что была она кроткой и послушной, воспитанной в старинном духе, и было ей к моменту брака с Меншиковым уже двадцать четыре года.

Всего детей у Меншикова было трое — Мария, Александра и Александр. Росли они в необычайном для тех времен богатстве и комфорте: дворец Меншикова в строящемся Петербурге был самым большим, а великолепием убранства превосходил дом, в котором обитал Петр I с женой Екатериной и дочерями. Воспитание детям Меншикова дали самое изысканное, какое возможно: они были обучены танцам, музыке, иностранным языкам, основам наук.

Мария уродилась красавицей, и быть может, поэтому отец любил ее больше других детей: он надеялся удачно выдать красавицу дочь замуж. Характером она была в мать: смиренная любительница уединения. Но пылкую душу унаследовала от отца.

Когда Марии было четырнадцать, отец подобрал для нее жениха: им стал молодой граф Петр Сапега, единственный сын богатого польского воеводы. Брак планировался взаимовыгодный. Отец жениха, Ян Сапега, надеялся получить поддержку России в борьбе за польскую корону. Отец невесты, Александр Данилович Меншиков, рассчитывал заполучить в единоличное владение герцогство Курляндское, бывшее в вассальной зависимости от Польши. Да и дочь, возможно, станет не только графиней Сапега, а польской королевой.

Петр Сапега часто бывал в доме Меншиковых, и Мария в него влюбилась. Нет, не просто влюбилась: еще совсем ребенком. Мария была так счастлива в день обручения! Увы, Сапега не ответил ей такой же любовью.

Петр Великий умер. На трон взошла Екатерина I. Уже не молодая, но еще охочая до любви, императрица положила глаз на красивого графа Сапегу. И сделала его своим фаворитом. Она его осыпала подарками и благодеяниями. И не желала допустить только одного: чтобы он женился на красавице Меншиковой. Екатерина сделала светлейшему поистине царский подарок: предложила выдать Марию за наследника престола, цесаревича Петра Алексеевича.

Разумеется, Меншиков согласился. Екатерина I умерла, но желание стать царским тестем и иметь неограниченное влияние на государя стало для светлейшего идеей фикс. Через две недели после смерти Екатерины шестнадцатилетняя Мария Меншикова была обручена с двенадцатилетним цесаревичем Петром. Современники вспоминали, что она не могла притвориться счастливой, была бледна и печальна, и часто ее видели в слезах. Она очень страдала из-за разлуки с Сапегой. А малолетний жених внушал ей только отвращение: Петр III был не слишком-то умный мальчик, жестокий и уже развращенный своими фаворитами Долгорукими.

Потом Александр Данилович Меншиков захворал, а за время его болезни Долгорукие настроили против него царя. Выздоровев, Меншиков обнаружил, что впал в немилость. Вскоре он был арестован и сослан вместе со всей семьей. Помолвка между Марией и Петром была расторгнута.

Меншиковы поселились в своем имении в Рязанской губернии. И надеялись, что комфортно и с достоинством будут жить здесь как провинциальные помещики... Но вскоре прискакали солдаты с указом, согласно которому Меншикова с семьей следовало выслать в Березов Тобольской губернии: тогда эго была самая крайняя северная точка на карте России. Прислуги дозволено было взять десять человек. Все имущество, за исключением личных вещей, конфисковано в казну.

В путь отправились три кибитки, но на дороге их снова настигли: новый указ — «отобрать все лишнее». Семью оставили буквально в чем они были одеты, забрав все носильные вещи из сундуков, отобрали почти всю посуду. Солдаты размышляли, снять ли с бывшей царской невесты дорогую шубу, но пожалели девушку: холодно ведь в Сибири-то. Несколько раз на пути к Березову настигали Меншиковых жестокие царские указы: в Вышнем Волочке им приказали разоружить свою челядь, в Твери — отослать обратно почти всех слуг, а в Клину у Марии Менщиковой отобрали обручальное кольцо... Казалось бы, за что так ненавидел Меншиковых юный царь? Как можно было так жестоко обойтись пусть с нелюбимой, но все же обрученной невестой? Но скорее всего, мальчик не глядя подписывал указы и спешил веселиться. А составляли их Долгорукие, много лет копившие ненависть к могущественному светлейшему князю.

От потрясений и горя Дарья Михайловна Меншикова сначала ослепла, а потом умерла в крестьянской избе, на руках у безутешного мужа. Ее похоронили в селе Услоне около Казани. Мария окончательно замкнулась в себе и в своем горе. Однажды при переправе через реку пыталась утопиться. Ее вытащили, но с тех пор она начала хворать и кашлять.

12 ноября 1729 года Александр Данилович Меншиков скончался от апоплексического удара. Мария пережила его всего на месяц: ее не стало 26 декабря, в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать.

От чего она умерла? Кто-то считает — от чахотки, кто-то — от оспы, во время эпидемии. От разбитого сердца и тоски тоже иногда умирают, если сердце было нежным, а тоска — невыносимой.

В XIX веке появилась легенда, что будто влюблен в Марию был некий Федор Долгорукий, будто он тайно последовал за ней в ссылку, они обвенчались, Мария забеременела и, рожая близнецов, скончалась. Но не было среди Долгоруких в том поколении никакого Федора.

19 января 1730 годя Петр II, так и не успев жениться на Екатерине Долгорукой, умер. Долгорукие попали в опалу: их сослали в Березов, где они встретились с детьми погубленного им Меншикова. На коленях стояли, умоляя о прощении Александру. Она сказала, что простила, как положено — по-христиански.

Александра и Александру вернули в Петербург. Она вышла замуж, он сделал придворную карьеру. Род Меншиковых не прервался. Но никогда больше не рождалось в их семье такой красавицы, как Мария.

Долгорукие — древний боярский род. Петровские реформы они приняли враждебно, но пришлось покориться, бороды сбрить, одеться в «немецкое» платье и детей воспитывать на европейский манер. В том числе и девочек: им тоже велено было давать образование, в частности — обучать иностранным языкам.

Екатерине Долгорукой иностранные языки давались легко, и вообще она полюбила европейскую жизнь. Она со страхом думала о возвращении в Россию. Екатерина была не в меру романтична: все из-за книг, из-за французских романов и итальянских поэм, которые читала, пока жила в Варшаве, в доме деда своего Григория Федоровича Долгорукого.

В Петербург вернуться все же пришлось. Однако Екатерина об этом не пожалела, ведь именно в этом холодном, еще толком недостроенном городе она влюбилась: в родственника австрийского посла, графа Альфредо Мелиссимо. Любовь была взаимной, но свадьбе Долгорукие противились, ибо не хотели, чтобы Екатерина уехала с мужем, да и боялись, что от православия откажется и душу свою бессмертную погубит. А потом на престол взошел Петр II, чьим ближайшим другом и фаворитом был родной брат Екатерины — Иван Долгорукий. И 19 ноября 1729 года Екатерину Долгорукую обручили с малолетним императором: взамен Марии Меншиковой, недавно отправленной со всей семьей в ссылку. Про Альфредо Мелиссимо ей пришлось забыть. Его вообще отправили прочь из России.

За две недели до объявленного венчания Петр II простудился на охоте и умер. Долгорукие успели заполучить завещание, согласно которому царь оставлял трон в пользу «государыни-невесты», как именовали теперь Екатерину. Но завещание пущено в ход не было, а на трон призвали племянницу Петра Великого — Анну Иоанновну.

Долгорукие же отправились в ссылку: в тот же самый Березов, куда сами сослали Меншиковых. Они провели там восемь лет.

Тем временем в Петербурге созрел заговор: многие хотели свержения жестокой Анны Иоанновны, и тут-то вспомнилось завещание Петра II, и на трон решили призвать «государыню-невесту», благо Екатерина Долгорукая славилась кротким нравом. Заговор был раскрыт, его участники казнены, а Иван Долгорукий и трое его дядьев были немедленно привезены из Березова, и под пытками их принудили дать показания о том, что завещание подложно, а после — казнили.

Екатерину же Долгорукую сначала держали в тюремном замке, а потом заточили в Томском Христорождественском монастыре с приказом содержать как можно строже: так, чтобы уморить поскорее.

К счастью, в монастыре Екатерина прожила всего лишь год. Анна Иоанновна скончалась, на трон взошла дочь Петра Великого — Елизавета, которая освободила всех заточенных и сосланных.

В 1742 году Екатерина Долгорукая вернулась в Петербург. Ей исполнилось тридцать — по тем временам уже весьма почтенный возраст. Но, хотя она была измучена ссылкой и тюрьмой, и уже больна чахоткой, современники по-прежнему считали ее одной из самых красивых женщин.

И вот тут-то, когда она давно ничего не ждала и ни на что не надеялась, в ее жизнь пришла любовь. Граф Александр Романович Брюс. Племянник знаменитого «колдуна» Якоба Брюса. Наследник всего состояния российских Брюсов. Первым браком был женат на Анастасии Долгорукой, дальней родственнице Екатерины, и она родила ему сына, названного в честь величайшего из Брюсов Яковом. Александр уже не первый год вдовел, когда увидел бывшую царскую невесту. И влюбился в нее отчаянно.

Екатерина Долгорукая думать не хотела о замужестве, она только и мечтала — спокойно, без потрясений и страданий дожить свой век. Но Александр упорно добивался взаимности. И добился. В 1745 году они обвенчались.

Счастье им было суждено короткое: всего два года прожили они вместе, свив семейное гнездышко в имении Глинки. Екатерину убила чахотка, полученная во время заточения. Александр ненадолго пережил любимую жену. Их надгробья до сих пор можно увидеть в усадебной церкви.

Этой прекрасной женщине стихи посвящали и при ее жизни, и когда ее давно уже не было на свете. И трудно поверить, что красавица Александра Струйская прожила скромную жизнь уездной помещицы и была любящей женой.

Александра Петровна Озерова, дочь помещика Нижнеломовского уезда Пензенской губернии, появилась на свет, скорее всего, в 1758 году, хотя некоторые исследователи называют 1754 год: пугает их следующая дата — 1772 год, когда она вышла замуж за Струйского. Не на четырнадцатилетней же девочке он женился?! Нет, конечно. На тринадцатилетней!

Случилось так, что в поместье ее отца заехал богатый сосед Николай Еремеевич Струйский. Образованнейший человек, поэт, коллекционер произведений искусства, издатель, Струйский как раз в это время находился под гнетом тяжелой утраты: он овдовел. Его первая жена, Олимпиада Балбекова, на которой он женился в 1768 году, всего через год после свадьбы умерла родами, оставив его с девочками-близнецами на руках. Струйский никак не мог оправиться от горя, писал страдательные вирши, ибо не мыслил себе жизни без своей возлюбленной Олимпиады... Пока не увидел Сашеньку Озерову во всем сиянии ее тринадцати лет. Как она была прекрасна — мы можем видеть на портрете, сделанном вскоре после свадьбы.

Озеров с легкой душой отдал дочь за Струйского: о таком богатом женихе для нее он и мечтать не мог. Сашеньку вряд ли спросили, но в те времена девиц редко об их желаниях спрашивали. Струйский, недавно сходивший с ума от горя, теперь обезумел от счастья. Он сам был еще молод, порывист: в год свадьбы с Александрой ему исполнилось двадцать три года. Николай Еремеевич посвящал Александре бесчисленные стихотворения.

Среди безумств, совершенных в честь юной супруги, особенно выдающимся стало то, что Николай Еремеевич приказал замалевать портрет первой жены, сделав из него... «Портрет неизвестного молодого человека в треуголке»!

Видимо, не хотел, чтобы хоть что-то напоминало о прежней хозяйке в доме, куда он ввел новой хозяйкой нежную и ранимую девочку Александру. Второй жене он был безупречно верен.

Александра же почти каждый год рожала. Все юные и молодые годы этого воздушного создания прошли в состоянии беременности, послеродовой болезненности, новой беременности... Она родила восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве. Для тех времен такая высокая детская смертность была печальной нормой.

Зато хозяйством Александра Петровна обременена не была: жила среди роскоши, в доме-дворце, построенном по эскизам Растрелли, и о такой любви, которой окружал ее муж, ее современницы могли разве что мечтать над переводными романами.

Николай Еремеевич Струйский скончался в 1796 году. Александра Петровна пережила его на сорок четыре года.

Катенька Зиновьева, прожившая такую короткую, такую трагическую и такую счастливую жизнь, соединяла в себе множество достоинств: она была необыкновенно красива и очень умна, и могла — как и большинство русских женщин — страстно, преданно, самоотверженно и самопожертвенно любить.

Зиновьевы — род старинный, почтенный. Генерал-майор Николай Иванович Зиновьев с 1764 по 4 марта 1773 года состоял обер-комендантом Петропавловской крепости, женился он на Авдотье Наумовне Сенявиной, которая принесла ему огромное приданое и родила троих детей: Александра, Василия и Катеньку.

Детство Катеньки Зиновьевой прошло в роскошном поместье Троицкое-Коньково, которое мать ее выкупила у Воронцовых. Катенька получала европейское образование, музицировала, читала романы, рисовала, мечтала... Очень рано, двенадцати лет, она была представлена при дворе.

При дворе Катенька блистала красотой и юностью, и в нее влюбился Алексей Бобринский: незаконнорожденный сын Екатерины Великой и... князя Григория Орлова! Правда, всерьез его чувства уж никак нельзя было принять, ибо он был совсем еще ребенок, моложе Катеньки на четыре года.

Орлов, согласно воспоминаниям современников, изнасиловал Катеньку, когда напился до состояния, в котором не мог уже контролировать свою к ней похоть. Сначала эта история всех возмутила и шокировала, и думали, за кого же Катеньку замуж выдать, чтобы позор прикрыть, и желающие были — ведь за ней давали неплохое приданое! — но Орлов каким-то образом добился от императрицы, чтобы всем женихам было отказано. Катенька осталась в полном его распоряжении. В качестве его любовницы. Она простила Григорию его жестокость, поскольку любила... Говорили, будто она забеременела, но ребенок родился мертвым. И будто бы это — наказание Божье за близкородственную связь.

В пятнадцать лет Катенька осиротела, стала полновластной хозяйкой Конькова, куда и уехала, чтобы принимать там Григория Орлова, регулярно приезжавшего из своего неподалеку расположенного имения Нескучное. Императрица пожелала купить Коньково: все считали, что с единственной целью — отдалить влюбленных друг от друга. Но разлучить их уже было невозможно.

Годы шли, к Катеньке сватались, но она отказывала всем. Для нее существовал только один мужчина: Григорий Орлов. В 1777 году девятнадцатилетняя Катенька писала брату Василию: «Я его люблю более, нежели когда-нибудь его любила, и, по милости Всемогущаго, я очень счастлива...»

Их свадьба состоялась 5 июня 1777 года. Обвенчались в деревенской церквушке. Орлов угощал мужиков водкой и каждому подарил по рублю со словами: «Гуляйте, ребята, вовсю; но вы не так счастливы, как я - вот у меня княгиня!»

Общество было скандализировано. Брак — насильственно расторгнут. На заседании Сената постановили: разлучить Григория Орлова с женою и заключить обоих в монастырь. Но за молодых вступилась Екатерина Великая, обязанная своим величием и троном братьям Орловым, поддержавшим ее бунт против мужа. Она понимала, что ее любовником Григорий уже не будет, уж слишком он влюблен: лучше в монастырь уйдет, но принадлежать может только Екатерине Зиновьевой. Так зачем зря мучить? Пусть уж будут счастливы... Императрица кассировала постановление Сената. Брак снова был признан действительным. Зиновьеву-Орлову императрица призвала ко двору, сделала своей фрейлиной, осыпала подарками и благодеяниями. Общество снова было скандализировано, но против царской воли не пойдешь.

Молодые супруги уехали в путешествие по Европе, в ожидании, что страсти в российском светском обществе понемногу улягутся.

Вернувшись, супруги поселились в столице, жили уединенно, наслаждаясь обществом друг друга.

Одно омрачало счастье супругов: у них не было детей. Все беременности Катеньки заканчивались выкидышами. Не помогали молитвы и пожертвования церквям. Не помогали доктора. Весной 1780 года, после очередного выкидыша, Катенька болела особенно долго, у нее заподозрили туберкулез и предложили сменить климат на более мягкий. Супруги Орловы уехали в Лозанну, где Катенька принялась лечиться то у одного доктора, то у другого, в надежде все же выносить и родить ребенка. Лечение не помогало, возможно, даже вредило, или это чахотка источила и без того хрупкий организм. Екатерина Зиновьева-Орлова скончалась 16 июня 1781 года в Лозанне на руках у любящего мужа, чей рассудок не выдержал такого удара. Она не дожила до двадцати четырех лет.

Григорий Орлов в свинцовом гробу привез тело жены в Петербург, а сам удалился в поместье, где за шесть месяцев уморил себя недоеданием и бессонницей. Жить без своей Катеньки он просто не мог.

Ее надгробие в храме Александро-Невской лавры настолько скромное, что легко его пропустить, не заметить. Зато нельзя не заметить ее портреты работы Федора Рокотова и Дмитрия Левицкого: на них Катенька Зиновьева сияет ослепительной, бессмертной красотой!

Императрица Екатерина Великая не слишком жаловала своего сына и наследника Павла Петровича, он часто ее разочаровывал, но все же Екатерина хотела, чтобы Павел женился по любви, ибо сама знала, как ужасно жить в безлюбом браке. Она предоставила Павлу свободный выбор — и романтичный, восторженный юноша влюбился в принцессу Августу-Вильгельмину Гессен-Дармштадскую. В православие супруга наследника была окрещена как Наталья Алексеевна. Павел страстно любил свою изящную и остроумную супругу, но она не платила ему взаимностью. Да и то сказать: любить наследника — некрасивого, вспыльчивого, вздорного — было трудно. И она изменяла ему с его же лучшим другом и наперсником Андреем Разумовским. Павел ничего не замечал и был безутешен, когда Наталья Алексеевна умерла.

Чуждая сантиментам, Екатерина тем временем начала искать сыну новую жену. И нашла подходящую кандидатуру очень быстро: София-Мария-Доротея-Августа-Луиза, принцесса Вюртембергская, юная, совсем дитя, но такая красавица, рослая, полнокровная, отпрыск бедной, но плодовитой, а главное — очень здоровой семьи.

Когда Екатерина сообщила о своем решении сыну, тот взбунтовался и ответил решительным отказом. Он собирался блюсти вечную верность усопшей Наталье Алексеевне. Екатерина не могла этого допустить и вручила сыну для изучения любовную переписку своей невестки с Андреем Разумовским.

Прочтя письма неверной жены, Павел поклялся, что не влюбится больше никогда. И никогда более не доверится ни одному другу. Но едва он увидел девушку, которую мать выбрала ему в качестве второй жены, как влюбился: если не с первого взгляда, то со второго. Принцесса Софи являла собой модный в те времена кукольный типаж, и правда похожа была на большую саксонскую куклу из фарфора, расписанную нежнейшими красками.

Влюбившись, Павел испугался, что не получит взаимности, ведь он так странен и нехорош собой... Но восхитительная Софи полюбила мрачного, застенчивого русского принца. Она не постыдилась признаться в своих чувствах, которые — как показало время — были совершенно искренни, возвышенны и глубоки.

В православие Софи была крещена как Мария Федоровна. Молодые супруги поселились в Павловске, в усадьбе, которую им подарила Екатерина. Впрочем, Павел своей истинной усадьбой сделал военизированную Гатчину, она стала отражением его души и вкусов. А Павловск остался вотчиной Марии Федоровны, и до сих пор Павловск поражает красотой, изысканностью и каким-то удивительным, не дворцовым, но домашним уютом.

Екатерине новая невестка понравилась прежде всего своей безропотной покорностью. А главное — тем, что она сразу же принялась рожать наследников престола, причем дети получались просто загляденье: здоровые, красивые, сильные — в мать. Правда, только первые два ребенка были мальчиками: Александр, будущий император Александр I, родившийся в 1777 году, и Константин, родившийся два года спустя. Екатерина сразу же забрала их у родителей, и мальчики росли при бабушке, в ее покоях.

Словно в отместку, Мария Федоровна принялась рожать девочек — и только девочек! — раз за разом огорчая свою царственную свекровь: Александра, Елена, Мария, Екатерина, Ольга, Анна появились на свет одна за другой, и только в 1796 году Мария Федоровна подарила свекрови очередного внука, Николая, будущего императора Николая I, а в 1798 году родила своего последнего ребенка, тоже мальчика, Михаила. Все дети унаследовали красоту и здоровье матери, только Константин лицом и характером получился в отца...

Павел обрел в Марии Федоровне нежного друга — единственного настоящего друга на всю оставшуюся жизнь, — она сдержала клятву верности, данную в юности, и всегда оставалась для мужа опорой, желанным берегом, к которому он с радостью возвращался после всех придворных бурь. И когда Павел бывал неверен ей, Мария Федоровна проявляла снисходительность и прощала. Она даже подружилась с фавориткой Павла, фрейлиной Нелидовой, дабы вместе успешнее оберегать его среди дворцовых интриг.

Мария Федоровна была еще и талантлива: казалось, при появлении на свет этой девочки присутствовали какие-то добрые феи, щедро ее одарившие. Она прекрасно рисовала. Искусству гравировки она училась у известного гравера Леберехта, а навыки работы по стеклу получила у придворного мастера стекла Кенига. Но главным ее увлечением было создание камей, причем ей удавались даже портреты — а это уже высший пилотаж для камнереза! Ее произведения мы и сейчас можем видеть в музеях Павловска, и они поражают тем более, что создала их великая княгиня и мать десятерых детей, которая старалась сама заниматься воспитанием своих дочерей и младших сыновей.

И все же самым главным ее талантом был талант к состраданию... Мария Федоровна обожала детей — не только своих собственных, но детей вообще, что было не слишком-то свойственно той суровой эпохе, — и очень жалела сирот. Она живо интересовалась положением детей в Воспитательном доме, основанном Екатериной.

28 сентября 1793 года состоялось бракосочетание. Александру Павловичу было шестнадцать лет, Елизавете Алексеевне — четырнадцать, и они являли собой изумительно красивую пару: все восторженно называли их «Амур и Психея», и это не было лестью — достаточно взглянуть на их многочисленные портреты.

Елизавета Алексеевна действительно была необычайно хороша собой. Художница Виже-Лебрен вспоминала о том, как впервые встретила ее в Царском Селе: «...черты ее были тонки и правильны, а овал лица безупречен; прекрасный цвет лица не был ярок, его бледность гармонировала с выражением, кротость коего была чисто ангельской; ее пепельные волосы вились вокруг шеи и надо лбом. Она была одета в белую тунику, перехваченную на тонкой и стройной, как у нимфы, талии небрежно завязанным поясом... Я воскликнула: “Психея!”»

«Красота её была до того совершенна, что казалась невозможною, неестественною... Идеальные черты лица и безукоризненность фигуры выступали ещё ярче при всегдашней простоте её наряда», — писал о Марии Антоновне Нарышкиной мемуарист и сплетник Ф. Вигель.

Она родилась в Варшаве и была дочерью князя Антония-Станислава Святополк-Четвертинского от его первого брака с баронессой Копенгауз. Красота юной Марии к пятнадцати ее годам была столь поразительна, что только за внешность ее взяли ко двору, назначив фрейлиной: чтобы украшала собой все придворные торжества.

В шестнадцать лет Марию Святополк-Четвертинскую волей ее царственного возлюбленного императора Александра I выдали замуж за тридцатисемилетнего Дмитрия Львовича Нарышкина. В 1798 году она родила ему дочь Марину. Впоследствии только эту дочь Нарышкин считал своей родной.

Мария Антоновна изменяла супругу неоднократно, но самым знаменитым ее любовником стал молодой государь Александр I, который обратил внимание на красавицу Нарышкину на масленичных гуляниях 1801 года. Государь был старше Марии Антоновны всего на два года, уже женат на ослепительной красавице Елизавете Алексеевне. По мнению графа Головина, «муж Нарышкиной был снисходительным, причём красота очаровательной жены ничуть его не трогала».

Все при дворе знали, что Мария Нарышкина — практически вторая жена государя, сожительствует с ним и от него рожает детей. «О взаимной любви её с императором Александром я не позволил бы себе говорить, если бы для кого-нибудь она оставалась тайной», — ехидничал тот же Вигель.

За долгие годы любовных отношений между ними, как между супругами, случались периоды как охлаждения, так и нежнейшей близости. Один из таких периодов нежности пришелся на 1808 год, когда Мария Антоновна родила Александру Павловичу дочь Софью. Она уже трижды рожала ему девочек, и все три малышки умерли в младенчестве. Софья же оказалась покрепче, к тому же с первых дней покорила сердце своего царственного родителя. Сестре своей

Екатерине Павловне государь писал: «Я нахожусь дома и пишу тебе из уютного гнездышка, где моя любимая женщина и долгожданный мой ребенок. Моя дочь Софья украшает мое существование».

В 1813 году Мария Антоновна родила сына Эммануила, но от кого — от любовника или от мужа — вряд ли знала даже она сама.

А Софья и правда стала для государя его самым обожаемым ребенком. Она выросла красавицей, унаследовав все лучшие черты от отца и матери. И она умерла от чахотки в 1824 году, шестнадцати лет от роду, буквально накануне назначенной свадьбы. Александр I считал это карой за свои грехи.

Окончательный разрыв любовных отношений между Марией Нарышкиной и императором Александром I произошел в 1814 году: по ее инициативе. Мария Антоновна страстно влюбилась в Григория Ивановича Гагарина, пожелала с ним уехать, и государь ее отпустил. Как оказалось — окончательно, больше вернуть его расположение Нарышкина не смогла. Связующим звеном между ними оставалась только Софья, которую отец часто навещал в доме Нарышкиных. Когда ее не стало — прекратились и встречи государя с бывшей любовницей.

Нарышкины уехали в Европу. Там они узнали о смерти императора... Александр Павлович пережил свою любимую дочь на год.

В 1833 году Нарышкины поселились в Одессе. В 1838 году Мария Антоновна овдовела. После смерти мужа Нарышкина совершила паломничество в Палестину, где прожила год: говорили — замаливала грехи. Последние годы своей жизни она провела в Европе. Нарышкина скончалась в Мюнхене в 1854 году, где и похоронена.

Ее отец, русский посланник в Неаполе, Павел Мартынович Скавронский, считался полусумасшедшим: из-за того, что страстно, фанатично любил музыку. Ее мать, Екатерина Васильевна Энгельгардт, приходилась племянницей и одновременно любовницей светлейшего князя Потёмкина, фаворита императрицы Екатерины И. Непростое семейство. Зато — запредельно богатое. Из-за роскошного приданого, дополняемого еще и редкостной красотой, юная Екатерина Павловна была завидной невестой. И император Павел I «подарил» ее своему любимому военачальнику: Петру Ивановичу Багратиону, который был родовит и блистал воинскими талантами, но не имел богатства.

Свадьба была странная: 2 сентября 1800 года жениху и невесте было просто приказано явиться в церковь Гатчинского дворца. Никто не осмелился перечить вздорному императору. К венцу Екатерину убирали в покоях императрицы, всю с ног до головы украсив бриллиантами: это тоже был подарок императора своему любимцу.

Генерал Ланжерон вспоминал: «Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена была настолько бела, насколько он был чёрен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем...»

Супруги почти не жили вместе, детей у них не было, а с 1805 года Екатерина Павловна Багратион и вовсе переехала в Европу.

Слава этой русской красавицы гремела на всю Европу. Ее называли «Le bel ange пи» («Прекрасным обнаженным ангелом») за пристрастие к очень открытым и полупрозрачным платьям. А еще — «Chatte blanche» («Белой кошкой»): за то, что эта пышная блондинка с ослепительно-белой кожей и нежными голубыми глазами не скрывала своей чувственности, завлекала и меняла любовников.

В Дрездене она вступила в любовную связь с князем Клементом Меттернихом и родила от него дочь, названную в честь отца Клементиной. В Вене основала салон с антинаполеоновской направленностью. Среди ее знаменитых любовников числились саксонский дипломат Фридрих фон Шуленберг, принц Вюртембергский, лорд Чарльз Стюарт, принц Людвиг Прусский. Ее красотой восхищался великий Гёте.

А её законному супругу все было безразлично: он влюбился в подрастающую дочь Павла I, великую княжну, которую по странной прихоти судьбы также звали Екатериной Павловной и даже возмечтал жениться на ней... Но с великой княжной его разлучили.

26 августа 1812 года Петр Иванович Багратион был тяжело ранен в Бородинской битве и спустя 17 дней после ранения, 12 сентября, скончался.

Вдова недолго носила траур: уже во время Венского конгресса в 1814 году «княгиня Багратион, чье остроумие было еще более обольстительно, нежели цвет лица» (так охарактеризовал ее Эдуард Эррио), блистала белизной тела под прозрачным белым муслином, обольщала политиков и дипломатов, и русский царь Александр I тоже числился среди ее любовников. Правда, ходили слухи, что для него Екатерина Павловна исполняла обязанности не только наложницы, но еще и тайного агента, донося ему обо всем, что удавалось выведать у других любовников.

В 1815 году Екатерина Павловна переехала в Париж, купила особняк на Елисейских Полях, принимала у себя весь высший свет и всю богему, блистала своей красотой и роскошью потемкинских бриллиантов, доставшихся ей от матери, давала великолепные обеды, была знакома с Бальзаком и Гюго. Считается, что Феодору в «Шагреневой коже» Бальзак списал с Екатерины Багратион.

11 января 1830 года Екатерина Павловна вышла замуж за английского генерала и дипломата генерала Карадока, лорда Хоудена, который был на шестнадцать лет ее моложе и отчаянно влюблен. Однако супруги быстро охладели друг к другу и стали жить раздельно.

Екатерина Павловна оставила себе фамилию Багратион. Под этой фамилией она дожила до семидесяти пяти лет, последние из которых провела полупарализованной. Под этой фамилией она похоронена в Венеции. Славная фамилия, но она вряд ли была ее достойна, несмотря на всю свою выдающуюся красоту.

Она была настоящей, идеальной принцессой, какие часто встречаются в сказках и редко — в реальной жизни: очень красива, добра, чувствительна и талантлива. За красоту и удивительную душевную мягкость ес называли «ангелом у русского престола». При жизни с нее было написано немало портретов — кисти Дмитрия Левицкого, Элизабет Виже-Лебрен и других придворных живописцев, — но всякий раз родители и особенно бабушка оказывались недовольны. По воспоминаниям современников, ни одному из портретов не удавалось в полной мере передать чарующую прелесть юной княжны.

«Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера», — так писала Екатерина барону Гриму о старшей из внучек, великой княжне Александре, которой в то время исполнилось семь лет. Девочка переводила и сочиняла стихи (ее творения печатались в журнале «Музы»), лепила из воска совершенно живые на вид фигурки, великолепно рисовала карандашом.

Сватовство великой княжны Александры Павловны наметилось еще в 1791 году, когда ей едва исполнилось десять лет. Екатерина Великая договорилась со шведским королем Густавом III относительно будущего бракосочетания их детей.

Александру Павловну начали учить шведскому языку и вообще всячески подготавливать к браку с Густавом. Екатерина, будучи женщиной мудрой, понимала, что для такой нежной и чувствительной девочки, как Александра, брак по любви — пусть даже любовь будет чистой воды иллюзией — желательнее брака по принуждению. И прилагала все усилия к тому, чтобы Александра заочно влюбилась в своего нареченного. Ей много рассказывали о юном короле, причем выставляли его эдаким романтическим героем... Екатерина добилась того, чтобы юные жених и невеста обменялись миниатюрными портретами, и проследила, чтобы жених на своем портрете выглядел действительно симпатичным. Кроме того, Александра Павловна и Густав IV писали друг другу трогательные письма. Девочка очень скоро почувствовала влюбленность в своего жениха.

В 1796 году король Густав IV и его регент, герцог Карл Зюдерманландский, прибыли в Петербург — для знакомства с невестой и, как все полагали, для заключения брака.

Начали готовиться к свадьбе. 6 сентября Екатерина в торжественной обстановке благословила внучку на брак со шведским королем. И вот в назначенный день обручения, 11 сентября 1796 года, уполномоченные русской императрицы и шведского короля собрались, чтобы подписать брачный договор... В котором русские вдруг обнаружили отсутствие той самой наиважнейшей статьи относительно свободы вероисповедания для будущей шведской королевы! Густав заперся в своих покоях и не впускал посланников Екатерины Великой. А между тем в Тронном зале собрались придворные, прибыл митрополит, Екатерина воссела на трон, и великая княжна Александра Павловна в расшитом жемчугом платье невесты стояла среди своих сестер, подле отца и матери, и ждала. Когда стало ясно, что жених так и не придет, императрицу хватил удар.. Через несколько месяцев второй удар сведет ее в могилу. А сердце Александры Павловны, искренне влюбленной в Густава, было разбито.

Вскоре ей нашли нового жениха. Им стал двадцатичетырехлетний брат австрийского императора, эрцгерцог Иосиф, наместник или, как его называли, Палатин Венгерский. Большинство русских придворных полагали этот выбор неудачным, поскольку эрцгерцог Иосиф являлся всего лишь младшим братом императора Франца II, а сам император вторым браком был женат на чрезвычайно плодовитой Марии-Терезии Неаполитанской, поэтому, естественно, у эрцгерцога не было шансов занять трон, а у его детей — занять хоть сколько-нибудь видное место в политике.

Венчание Александры Павловны с эрцгерцогом Иосифом произошло в Гатчине 19 октября 1799 года. При отъезде в Австрию в сопровождающие Александре Павловне дали священника Андрея Афанасьевича Самборского. Несмотря на обещанную свободу вероисповедания, юная Палатина немедленно подверглась жесткому прессингу со стороны католического духовенства. К счастью, Андрей Самборский был готов к такому развитию событий и помогал Александре Павловне противостоять искусителям. Но в решении внутрисемейных проблем он ей помочь не мог.

Как писал Андрей Самборский, при виде Александры Павловны император не смог сдержать волнения, вспомнив покойную жену Елизавету Вюртембергскую, и «воспоминание счастливого сожительства с ней привело его в чрезвычайное смущение духа, которое огорчило сердце императрицы, нынешней его супруги. После сего возгорелось противу невинной жертвы непримиримое мщение...»

Если и раньше у императрицы Марии-Терезии была причина испытывать неприязнь к своей русской невестке, то теперь этих причин прибавилось. Во время первого же посещения театра Александра Павловна надела, согласно обычаю русских великих княжон и своему

статусу, подаренные отцом-императором бриллианты, которые оказались роскошнее и лучше огранены, чем драгоценности императрицы Марии-Терезии, присутствовавшей на том же спектакле в соседней ложе. Мария-Терезия потребовала, чтобы впредь Палатина Венгерская появлялась в присутственных местах без украшений. Кроткая девушка, только и мечтавшая, что о мире в новой семье, покорилась и больше не надевала драгоценностей.

В следующий раз на балу Палатина украсила себя только живыми цветами. Но в обрамлении цветов ее юная красота сияла еще ярче, чем в обрамлении золота и драгоценных камней. И еще сильнее контрастировала с уродством разряженной императрицы. Мария-Терезия вновь разгневалась и запретила невестке вообще посещать празднества — кроме церковных и официальных.

Александра Павловна с супругом поселились в небольшом городке Офене, неподалеку от Будапешта. Андрей Самборский сразу начал предпринимать действия для обустройства православной церкви — согласно брачному договору, Александра Павловна должна была иметь возможность присутствовать на православных богослужениях, а православной церкви в Офене не было. Австрийцы прилагали все усилия для того, чтобы уговорить Александру Павловну перейти в католичество. И Самборскому всячески препятствовали в его начинании. Православная церковь в Офене все-таки появилась. Туда немедленно потянулись верующие православные не только из Офена, но и из окрестностей.

Александра Павловна забеременела. Как писал Андрей Самборский, при вести об этом «министры были объяты страхом, что когда Венгерская Палатина разрешится от бремени принцем, то Венгрия непременно отложится от Австрии, создав отдельное государство и собственную династию». По приказу Марии-Терезии эрцгерцогу и его супруге пришлось немедленно прибыть в Вену.

Следуя приказу Марии-Терезии, доктор давал беременной Палатине Венгерской под видом лекарств какой-то медленный яд, который убивал и ее, и дитя, которое она носила. Отравить ее было тем проще, что симптомы от большинства медленных ядов напоминают симптомы токсикоза беременных, так что отравители могли быть уверены: даже если злодеяние заподозрят, доказать не смогут. В Офен Палатине позволили вернуться, только когда она была совсем плоха. Александра Павловна родила девочку, которая умерла через несколько часов. Сама же Палатина прожила еще несколько дней. Она скончалась 4 марта 1801 года на руках у безутешного Самборского.

Андрей Самборский подробнейшим образом написал императору Павлу I об обстоятельствах кончины его старшей дочери и о своих подозрениях относительно яда. Но Павел I был убит заговорщиками прежде, чем письмо пришло в Петербург. А новому императору, Александру 1, сначала было не до того, чтобы разбираться с обстоятельствами кончины сестры, а потом стало просто невыгодно выяснять правду... Был взят политический курс на дружбу с Австрией.

Пышных похорон Палатине устроить не позволили. Ее скромно погребли в далекой православной деревушке Ирем. Над могилой Самборский выстроил маленькую церковку, где на протяжении всего XIX столетия проводились богослужения.

«Малютка эта — чрезвычайной красоты, — писала Екатерина II барону Гримму о второй своей внучке, — вот почему я назвала ее Еленой, то есть в честь Троянской красавицы Елены Прекрасной». Современники спорили — которая из двоих дочерей Павла I красивее, Александра или Елена? — и не могли прийти к согласию.

Художница Элизабет Бирже-Либрен, писавшая портрет двоих старших княжон, оставила такое воспоминание: «Старшая, Александра, отличалась красотой чисто греческой и очень походила на своего брата Александра, но личико младшей, Елены, отличалось несравненно большей тонкостью...»

В одиннадцать лет Елена Павловна начала появляться в свете, танцевать на балах. Ее портреты рассылались европейским правителям — и многих восхищала красота русской великой княжны, которая еще только входила в возраст невесты. Но вопросы династических браков решаются умом, а не сердцем.

Мужа Елене Павловне выбирал отец, Павел I, ориентируясь на свои представления о политической выгоде России: его выбор пал на принца Фридриха-Людвига Мекленбург-Шверинского, которого современники называли «простоватым и невежественным». Елена Павловна, конечно же, мечтала о ком-то другом, и никакие разговоры о долге не могли убедить ее в правильности принятого решения. Вряд ли она могла осмелиться спорить с отцом — об этом не могло быть даже речи! — но молча страдала и даже расхворалась на нервной почве. Но лихорадочный припадок прошел — и 5 мая 1799 года принц и великая княжна были помолвлены под грохот 51 пушки, а затем вдвоем открыли торжественный бал.

Накануне нового года Елене Павловне пришлось распрощаться в родными и отправиться в Мекленбург, где давно уже ждали принца с женой. Народ приветствовал ее восторженно. И при дворе приняли очень сердечно. Боязливая кротость юной девушки, почти девочки, расставшейся со своей семьей и уехавшей в чужую страну, ее деликатность и скромность совершенно очаровали родных ее супруга. Особенно полюбил Елену Павловну ее свекор, герцог Фридрих-Франц Мекленбургский. Он относился к ней, как к дочери, причем как к ребенку, прилагая все усилия, чтобы побаловать и развлечь ее, поначалу грустившую на чужбине...

Поскольку Елене Павловне по-прежнему нездоровилось, они с супругом почти все время жили в небольшом дворце подле городка Людвигслуст: там был великолепный сад, который под присмотром Елены Павловны стал еще красивее.

Все, кто знал Елену Павловну, отмечали ее простоту и скромность запросов и совершеннейшее отсутствие у нее царственной надменности — со всеми она обращалась, как с равными, ласково и любезно. Она активно занималась благотворительностью, причем не просто жертвовала определенные суммы, а сама лично рассматривала всякий отдельный случай, старалась разузнать о семьях, бедствующих из-за потери кормильца или потерявших жилье в результате пожара. Елена Павловна составляла списки нуждающихся и следила, чтобы каждому была выплачена определенная ею сумма.

В начале сентября 1800 года Елена Павловна родила своего первенца — принца Пауля-Фридриха: так его назвали в честь двух дедушек, императора Павла I и герцога Фридриха-Франца. Роды протекали тяжело, юная принцесса Мекленбургская еще не успела окрепнуть и раздаться в бедрах, телосложением она напоминала подростка. Все вокруг — от мужа до прислуги, от докторов до православного духовника Данковского, от подруги мисс Сейме до свекра — все волновались, все старались поддержать бедняжку в ее страданиях, а когда дитя появилось на свет, его рождение было встречено всеобщим ликованием.

Через год Елена Павловна оправилась Настолько, что смогла предпринять вместе с супругом путешествие в Берлин, где совершенно всех очаровала своей красотой и юностью. Надо сказать, берлинцы несказанно гордились красотой своей королевы Луизы — женщины Действительно выдающейся прелести и столь же выдающегося ума, — в ту пору, в 1801 году, ей как раз исполнилось двадцать пять лет и она была в самом расцвете. Елене Павловне не исполнилось и семнадцати, и все, включая саму королеву Луизу, признали, что она прекраснее... Королева Луиза отнеслась к этому безо всякой ревности, подружилась с Еленой Павловной, и они часто гуляли вместе, являя собой прелестнейшее зрелище. Придворные прозвали их «четою роз».

В 1803 году Елена Павловна забеременела снова. Слишком быстро после первых родов, организм еще не был готов к очередному испытанию. Она худела, слабела, с каждым месяцем беременности силы покидали ее. Из-за ее крайней слабости вторые роды были тяжелее первых. Елена Павловна родила девочку, которую окрестили Марией (в честь бабушки, императрицы Марии Федоровны), и несколько суток находилась между жизнью и смертью. Доктора предупредили принца Фридриха-Людвига, чтобы он оставил всякую надежду: поделать ничего было нельзя. Нежно и робко влюбленный в свою прекрасную жену, принц отчаянно горевал и молился. И — словно в ответ на его молитвы! — Елена Павловна пришла в сознание и вроде бы начала оправляться от родов... Однако лихорадка не проходила, принцесса начала задыхаться, и вскоре стало ясно, что чахотка, которую у нее подозревали ранее, вступила в свои права и буквально пожирала хрупкое тело принцессы. Принцесса Мекленбургская не дожила до девятнадцати лет...

Принц Мекленбургский женился вторично. Однако все знали, что сердце его похоронено вместе с первой супругой. Он обожал детей. И он прожил очень недолго, так и не успев занять трон.

Родословная у этой красавицы — на редкость сложная и запутанная. Среди ее предков числились Скавронские (родственники Екатерины I), Воронцовы, Потемкины, Энгельгардты... Юлия Павловна носила прозвище «последней из Скавронских», потому что именно она стала единственной наследницей гигантского состояния своего деда Мартына Скавронского.

Ее мать, Мария Павловна Скавронская, первым браком была за графом Павлом Петровичем Паленом, и он официально считался отцом Юлии. Однако ярко выраженная южная красота девочки внушала сомнение в том, кто же на самом деле был ее отцом. Тем более что отчимом Марии Павловны был итальянец, граф Джулио Ренато Литта-Висконти-Арезе, известный в России как Юлий Помпеевич Литта. Еще более упрочились подозрения, когда выяснилось, что все свое немалое наследство и уникальные художественные коллекции Литта разделил на три части: между двумя своими внебрачными детьми, которых он признал, — и Юлией Пален. Когда Юлии было пять лет, мать бросила и ее, и графа Палена, уехала в Париж, якобы учиться пению, там встретила генерала Адама Петровича Ожаровского, влюбилась в него, потребовала развода с Паленом и второй раз вышла замуж.

Красавица, да еще с фантастическим приданым, Юлия Пален долго не могла найти себе подходящего жениха. Она вышла замуж за сватавшегося к ней графа Николая Александровича Самойлова. Он был из хорошей семьи и собой хорош, к тому же флигель-адъютант императора и достаточно богат, поэтому его нельзя было заподозрить в корыстном желании жениться на богатой наследнице. Брак этот был неудачен: молодой муж играл и кутил, между супругами участились ссоры, Юлия Павловна была мужу не верна, и через несколько месяцев они решили расстаться, причем Самойлов благородно вернул приданое жены.

Начав самостоятельную жизнь, Юлия Самойлова заказала знаменитому архитектору Александру Павловичу Брюллову два роскошных дома: один в имении Графская Славянка под Петербургом, другой — на Елагином острове. В Петербурге она собирала кружок литераторов-вольнодумцев, открыто сочувствовала декабристам, тогда как память о восстании и казни была еще свежа, восхищалась их женами, отправившимися за мужьями в Сибирь, и естественным образом вызвала недовольство императора Николая I. Ей посоветовали вести себя скромнее, быть сдержаннее в беседах — или же покинуть страну.

Самойлова выбрала второе и уехала в Италию, где вступила в любовную связь с композитором Джованни Пачини. Потом любовники расстались, но Юлия взяла к себе дочь своего любовника, новорожденную Амалицию. Ее мать умерла родами, а отец не умел позаботиться о малютке... Одновременно с Амалицией — или чуть раньше? — в доме Самойловой появилась еще одна девочка, лет восьми или десяти, тоже якобы итальянка по имени Джованнина. Самойлова всем говорила, будто обе девочки — дочери композитора Пачини. Возможно, Юлия Самойлова была ее родной матерью.

В салоне Волконской Юлия познакомилась с братом архитектора, строившего ее дворцы в России: художником Карлом Павловичем Брюлловым. Он стал одним из ее любовников, а она стала любовью всей его жизни... Ее красота потрясла художника: когда-то он придумал себе идеал женщины — и неожиданно встретил его во плоти! Она действительно была очень красива, причем к тридцати годам, когда другие женщины начинали увядать, Юлия Павловна расцвела и похорошела. Александр Сергеевич Пушкин, познакомившийся с Самойловой, посвятил ей стихотворение «Красавица».

Но по-настоящему красоту Юлии Самойловой обессмертил влюбленный в нее Брюллов. Он писал ее снова и снова, и просто портреты в разных ракурсах, и в образах на своих жанровых картинах, его знаменитая обнаженная «Вирсавия» — это она, и на величайшем его полотне «Последний день Помпеи» прекрасное лицо Самойловой запечатлено целых три раза: и мать, прикрывающая своих дочерей, и замертво упавшая женщина, и девушка с кувшином — это все она. Почти все его «прекрасные итальянки» — это она, Юлия Самойлова.

В конце концов болезненная страсть Брюллова начала тяготить Юлию Павловну, и она решила порвать с ним, чем нанесла художнику тяжелую душевную травму. Но для нее это не имело уже значения, потому что она влюбилась... Возможно, впервые в жизни влюбилась по-настоящему. Объектом ее страсти стал итальянец, оперный певец Пери, редкостный красавец, но больной чахоткой и уже не имевший возможности петь. В 1846 году Юлия Самойлова вышла за него замуж. Однако всего через год после свадьбы Пери умер.

Юлия Павловна уехала в Париж, где в 1863 году вышла замуж в третий раз, за дипломата графа де Морнэ. Он оставил ее через год после свадьбы, сославшись на невыносимый характер. Однако истинную причину окружающие видели в том, что де Морнэ женился на Самойловой в расчете на ее сказочное богатство, а оказалось, что от богатства к тому времени практически ничего не осталось.

Умерла Юлия Павловна практически в бедности и была похоронена в семейном склепе де Морнэ на кладбище Пер-Лашез.

При русском дворе Аврору и Эмилию Шернваль называли «финляндскими звездами», однако по крови они были не финки, а шведки. Их родители — Карл Юхан Шернваль и Ева Густава фон Вилле- бранд — бедные шведские дворяне, перебравшиеся в Финляндию, которая была частью Российской империи, а потому более благополучной страной. Их дочери родились уже в Бьёрнеборге (Выборге). Карл Шернваль сделал неплохую карьеру, но в 1815 году он скоропостижно скончался. Спустя год его молодая вдова вышла замуж за выборгского сенатора и юриста Карл Йохан фон Валена, человека достаточно обеспеченного, чтобы дать падчерицам прекрасное для тех времен образование и воспитание. Между Авророй и Эмилией было два года разницы, поэтому Аврора начала выезжать первой, когда ей еще не было шестнадцати лет, произведя просто-таки ошеломляющее впечатление в обществе.

Вскоре у нее начался роман с корнетом Александром Мухановым. Аврора была по-настоящему влюблена, Александр дарил взаимностью, и казалось, дело идет к свадьбе... Как вдруг Александр исчез! Уехал и не вернулся. В Выборге ходили слухи, будто Муханов скоропостижно скончался. Семья Авроры поддерживала эту легенду, хотя они-то знали правду: родители запретили Муханову жениться на «нищей шведке» и сделали все возможное, чтобы перевести его на другое место службы.

Аврора вернулась в выборгский высший свет, но со всеми поклонниками вела себя так холодно и отстранеино, что получила прозвище «ледяной красавицы». Она хотела выйти замуж по любви и не иначе.

Эмилия, будучи уже замужем, решила помочь сестре и вызвала ее в Петербург. Красота сестер произвела огромное впечатление. Спорили, которая из двоих лучше. Граф Соллогуб писал: «Многие предпочитали Авроре её сестру. Трудно было решить, кому из обеих сестёр следовало отдать пальму первенства».

Государыня Александра Федоровна любила окружать себя красавицами. Аврору взяли ко двору, пожаловали фрейлинский шифр, 5 тысяч золотом в год. Теперь она стала завидной невестой...

И Александр Муханов снова появился: с повинной головой и какими-то объяснениями, которым Аврора поверила, потому что все еще любила. Опять была назначена дата свадьбы, Аврора была счастлива! Но и на этот раз свадьба не состоялась — Александр Муханов умер от воспаления легких незадолго до назначенного венчания. Аврора теперь всегда ходила в черном, словно носила вечный траур по жениху. Впрочем, черный цвет был ей к лицу.

В 1836 году к ней посватался Павел Николаевич Демидов: он был на десять лет ее старше, фантастически богат, владелец сибирских чугуноплавильных заводов, егермейстер двора Его Величества, почетный член Императорской Академии наук, меценат и благотворитель. О лучшей партии нельзя было и мечтать. Аврора согласилась, хоть и не любила Демидова. Зато муж обожал ее, баловал, осыпал драгоценностями, самым изумительным из которых был бриллиант Санси, некогда принадлежавший Марии-Антуанетте, — седьмой по величине бриллиант в мире! Аврора носила его на тонкой цепочке, с простым черным платьем.

9 октября 1839 года в Веймаре Аврора родила сына Павла. А год спустя овдовела. В свете шептались, что Аврора приносит мужчинам несчастье: всего четыре года прожил с ней Демидов и словно истаял...

Аврора с маленьким Павлом уехала из столицы. Жила при демидовском заводе, пыталась отвлечься от горя, погрузившись в дела: ради сына, чтобы сберечь для него отцовское состояние. Писатель Д. Мамин-Сибиряк записывал со слов старожилов в 1885 году: «Как никто из владельцев до нее, она умела обращаться с людьми. Она крестила детей, рабочих, бывала посаженной матерью на свадьбах, дарила бедным невестам приданое, по ее инициативе построены богадельня, родильный дом, несколько школ и детский приют, стали выделять пособия при несчастных случаях».

Аврора Карловна говорила, что отныне посвятит себя только воспитанию сына. Но прошло шесть лет — и она снова влюбилась. Её избранника звали Андрей Николаевич Карамзин, он был младшим сыном знаменитого историографа. В 1846 году Аврора Демидова вышла замуж за Андрея Карамзина. Брак был идеальный и продлился по меркам «роковой Авроры» довольно долго: почти восемь лет! Андрей Карамзин погиб во время Крымской войны, 16 мая 1854 года. Он попал в плен к туркам и не пожелал отдать медальон с портретом Авроры и ее локоном. Турки его за это буквально изрубили.

Для Авроры жизнь была кончена. Она добилась, чтобы тело мужа, похороненное в Крыму, было эксгумировано и привезено в Петербург. Послала за ним своего личного секретаря, задействовала все свои связи — и деньги, конечно, деньги и в те времена решали многое. После похорон она навсегда покинула Петербург. Уехала в Гельсингфорс (Хельсинки). Активно занималась благотворительностью, жертвовала на организацию помощи неимущим и на развитие Хельсинкского сообщества сестер милосердия. В Финляндии ее считают видным общественным деятелем.

Эмилия, впервые появившись в большом свете в 1826 году, в Гельсингфорсе (Хельсинки), разумеется, ослепила всех шестнадцатилетней своей красотой и почти сразу определилась со своим будущим, приняв предложение руки и сердца Владимира Алексеевича Мусина-Пушкина, который был на двенадцать лет ее старше, участвовал в заговоре декабристов и находился под политическим надзором. Чтобы жениться, он должен был получить согласие матери, разрешение командира полка, генерал-губернатора и даже императора. Более всех против этого брака выступала мать Владимира Алексеевича, графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина. Желая воспрепятствовать его женитьбе на «безродной шведке», она даже добилась того, чтобы сына перевели на службу в отдаленную крепость. Но Владимир Алексеевич был упорен в своем желании жениться на красавице Эмилии. Он согласен был всю жизнь провести в глуши, в ссылке, лишь бы с любимой женой. Все кончилось тем, что от переживаний Мусин-Пушкин заболел, и мать его сдалась. Венчание, на котором не присутствовал никто из родни жениха, свершилось 4 мая 1828 года.

Четыре года Владимир Алексеевич прослужил в провинции. В 1831 году он вышел в отставку. Ему было позволено жить только в Москве, выезжая лишь в свое имение Валуево, но не в Петербург и не заграницу. Однако осенью того же года он неожиданно получил помилование. И немедленно переехал с женой в Петербург. Там к ним присоединилась и ее сестра Аврора, которая еще не вышла замуж, поэтому нуждалась в сопровождении замужней сестры, чтобы появиться в свете. Обе сестры Шернваль поразили Петербург. Их называли «финляндскими звездами». Аврора удачно вышла замуж за богатейшего заводчика.

Знаменитая светская дама, держательница салона Александра Осиповна Смирнова-Россетт писала об Эмилии: «В Петербурге произвели фурор её белокурые волосы, её синие глаза и чёрные брови».

Разумеется, против такой красоты не могли устоять поэты. Петр Андреевич Вяземский был влюблен в Эмилию и писал, что она «бледная, молчаливая, напоминающая не то букет белых лилий, не то пучок лунных лучей, отражающихся в зеркале прозрачных вод...» Михаил Юрьевич Лермонтов был также безнадежно влюблен, но к своему чувству отнесся с иронией и создал в 1839 году бессмертный мадригал, где писал, что «сердце Эмилии подобно Бастилии».

Сердце Эмилии было холодно и непреступно, не только потому, что она хранила верность мужу, но еще и потому, что ей было не до любовных шалостей. За первые десять лет брака она родила шестерых детей. Все ее дети были болезненными. Двое мальчиков умерли в младенчестве, остальные постоянно хворали и заставляли мать тревожиться о себе. Потом Владимир Алексеевич пристрастился к азартным играм, начал проигрывать огромные суммы, разоряя семью. Эмилия с детьми решила переехать из Петербурга, где жить было дорого, в имение Борисоглебское.

Эмилия действительно наладила жизнь в поместье, позаботилась о крестьянах, открыла для них школу и больницу, и называли ее не иначе как «Борисоглебский ангел». Но видимо, ангелы не могут надолго задерживаться на земле... Осенью 1846 года в окрестных селениях началась эпидемия тифа. Говорят, Эмилия Карловна обустраивала госпиталь для больных, обучала крестьянок уходу за лежачими, при этом заразилась сама и 17 ноября скончалась, оставив сиротами троих сыновей и дочь, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец!»

27 января 1937 года состоялась трагическая дуэль на Черной речке: Дантес был ранен в руку, а Пушкину пуля перебила шейку бедра и проникла в живот. В те времена эта рана была смертельной, причем умирал поэт в ужасных мучениях, и вместе с ним страдала его жена... «Будь спокойна, ты ни в чем не виновата!» — сказал Александр Сергеевич своей Натали, когда его вносили в дом. Но она винила себя. Она кричала: «Ты будешь жить!» Слыша из-за дверей его стоны, Натали билась в конвульсиях и так стискивала зубы, что некоторые из них расшатались. В полдень 29 января Пушкин скончался от перитонита. Натали была близка к безумию.

Похоронив мужа на кладбище Святогорского монастыря, Наталья Николаевна пыталась и себя похоронить в провинции. Жила с детьми и сестрой Александрой в семейном поместье на Полотняном Заводе, потом в мужнином поместье Михайловское. В Петербург вернулась только по настоятельной просьбе императора, снова желавшего видеть красавицу Пушкину украшением своих балов.

Претендентов на руку прекрасной вдовы было много. Однако она хранила верность Пушкину до зимы 1844 года, когда познакомилась с сослуживцем брата, Петром Петровичем Ланским. Этот мягкий, добрый, терпеливый человек смог утешить и успокоить ее измученную душу, снять с нее груз вины, окружить заботой и саму Натали, и ее детей, и дать ей тот домашний уют и ту защиту от житейских невзгод, в которых она всегда нуждалась и которых никогда не имела.

От Ланского она родила троих дочерей — Александру, Елизавету и Софью. Натали очень любила детей, в ее доме находили приют и другие дети. Она писала своему второму мужу: «Положительно, мое призвание быть директрисой детского приюта: бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне нисколько не мешает, их веселость меня отвлекает и забавляет».

Натали была счастлива во втором браке, но Пушкин оставался незаживающей раной в ее сердце. Каждую годовщину его смерти она отмечала недельным трауром, постом и молитвой. Когда Натали умирала от воспаления легких, в бреду она шептала имя Пушкина. Ее не стало 26 ноября 1863 года. Она похоронена на кладбище Александро-Невской лавры. Под тем же камнем разделил с ней вечность Петр Петрович Ланской. Но для всего мира «прекрасная Натали» навсегда остается женой Пушкина.

Когда Александра Алябьева, шестнадцати лет от роду, впервые появилась на балу в Москоском дворянском собрании, на нее сбегались посмотреть, дивясь такому живому чуду: красавице. Ее прозвали «московской богиней».

Замуж она вышла в 1832 году, в двадцать лет, уже собрав букет комплиментов от самых выдающихся людей своего времени. Если Натали Гончарова, впоследствии Пушкина, пленяла утонченной прелестью, то Алябьева ослепляла блеском своей классической, скульптурной красоты.

Избранником Александры Алябьевой стал знатный красавец, гвардейский офицер Алексей Николаевич Киреев. Замуж она выходила не по расчету, хотя могла бы сделать хорошую партию, а по любви. Жили супруги дружно, но не наделенный особыми талантами муж конечно терялся в сиянии красоты своей жены.

В 1836 году Киреевы приезжали в Петербург на масленичную неделю, когда каждый вечер давались балы или катания, и Александра Васильевна поразила своей красотой еще и северную столицу. Князь Петр Вяземский писал в Париж своему другу Александру Тургеневу о ее появлении, как о ярком событии этого сезона: «Когда она в первый раз показалась в собрании, сказывают, поднялась такая возня, что не приведи боже: бегали за нею, толпились, окружали ее, смотрели в глаза, лазили на стулья, на окна. Пошли сравнения с Завадовскою, с Пушкиною; только и разговоров, что о ней... Я был у нее. Она в самом деле очень хороша, хотя, кажется, несколько и притучнела... Тяжел, кажется, муж ее; не дает ей слова выговорить и поминутно перебивает разговор с ней».

Со временем Александра Васильевна сильно располнела, однако ее все равно находили прекрасной: тем более что помимо красоты она привлекала умом и образованностью.

Фрейлина Анна Тютчева, старшая дочь поэта и весьма язвительная мемуаристка, вспоминала о встрече с Александрой Васильевной: «У меня была с визитом г-жа Киреева, московская дама, очень известная несколько лет назад своей большой красотой... Она нисколько не тщеславится этой красотой, которую поэты воспели в великолепных стихах. Ее честолюбие в том, чтобы быть умной женщиной, ученой и прежде всего образцовой матерью. Она говорит только об ученых — своих близких друзьях и о всех достоинствах, умственных и нравственных, которые она развила в своих детях, которых я после двухчасового разговора с их мамашей знаю, как будто я сама произвела их на свет».

Дети же Александры Васильевны вполне оправдывали гордость матери. Старший сын, Александр Алексеевич Киреев, стал генералом от инфантерии и писателем. Дочь, Ольга Алексеевна Киреева-Новикова, также стала писателем. И младший, материн любимец, Николенька, хоть и не продвинулся в карьере и не писал книг, но зато в славянофильстве — идее фикс всей семьи — превзошел брата и сестру: он был самым ярким и известным членом Славянского благотворительного общества, лично организовал отправку добровольцев в Сербию в 1876 году, потом присоединился к добровольцам, командовал отрядом под именем Гаджи-Гирея, прославился и героически погиб. Турки так изрубили его тело, что его с трудом опознали для похорон...

Потеря сына стала величайшим горем для Александры Васильевны. Утешало ее только то, что имя ее сына было практически поднято на знамя славянского сопротивления туркам. После освобождения Болгарии Николаю Кирееву поставили три памятника, а одно из сел, где он героически воевал, назвали Киреево. И мать дожила до того времени, когда восторжествовали идеи, за которые сражался старший и погиб младший сын.

Александра Васильевна прожила долгую жизнь, но старость ее была незаметной. Скончалась она весной 1891 года, но точная дата ее смерти и место захоронения неизвестны.

«Невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность, — вспоминал ее современник. — Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты называют небесным», — говорил современник о великой княжне Ольге Николаевне, средней из трех дочерей императора Николая I.

Удивительно, но эта царственная красавица никогда не была счастлива в любви... Олли, как называли ее в семье, отличалась вдумчивостью и завидной наблюдательностью, да еще и прекрасной памятью, которую она продемонстрировала, на склоне лет записав воспоминания о своем детстве и юности. Она была романтической натурой и в годы юности неоднократно пылко влюблялась. Сначала в князя Александра Барятинского, и даже мечтала выйти за него замуж. Потом на смену первой любви пришла вторая: по портрету и письмам Олли влюбилась в австрийского эрцгерцога Стефана. Но вместо Стефана из Австрии приехал его кузен Альбрехт. И немедленно влюбился в Ольгу Николаевну. Также жертвами ее красоты стали Фридрих Вюртембергский, Генрих Бордосский, Макс Баварский... Но Ольга Николаевна мечтала о браке со Стефаном. Ожидания ее были обмануты. Австрийское правительство сочло «русский брак» опасным для будущего палатина Венгерского.

Сам Стефан объяснял свое решение не столько политическими мотивами, сколько братской любовью: он увидел, что его кузен Альбрехт без ума от Ольги Николаевны, и решил отойти в сторону. Для Ольги Николаевны это было тяжелым ударом. Она даже захворала от горя. Эрцгерцог Альбрехт посватался к ней — она ответила возмущенным отказом. И заявила родителям, что вовсе не выйдет замуж.

Время лечит. Особенно романтические сердца и от выдуманной любви. У Ольги Николаевны случился роман с Александром Гессенским, родным братом ее невестки. Но он не нравился императору Николаю I. Как только государь заметил, что Александр Гессенский и Ольга Николаевна питают друг к другу излишне нежную привязанность, юноша был отослан на Кавказ.

Она вошла в возраст старых дев и остро ощущала свою ущербность. Только в 1846 году ей нашли наконец подходящего жениха: принца Карла Вюртембергского. Он должен был наследовать престол. К сожалению, принц был гомосексуалистом. Счастливой женой и матерью Ольге Николаевне не суждено было стать. Зато ей предстояло стать королевой. В 1864 году Карл Вюртембергский взошел на престол под именем Карла I. Ольга Николаевна приняла в свои руки бразды правления. Она много и с искренним увлечением занималась благотворительностью.

В 1863 году Ольга Николаевна удочерила свою племянницу, Веру Константиновну Романову. Девочка не была сиротой, но отличалась сложным характером, и родители отдали ее бездетной тетке с легким сердцем. И с далеким расчетом на то, что Ольга Николаевна сможет посадить приемную дочь на вюртембергский трон. Так и вышло.

Карл Вюртембергский не был популярным правителем: известность он обрел только благодаря жене-благотворительнице. И — скандалам, которые были связаны с его именем. Около 1880-х годов король попал под влияние молодого красивого американца Чарльза Вудкока. Влияние порочного красавца на короля стало беспокоить влиятельные лица королевства и родственников короля, но настоящий скандал разразился, когда Карл Вюртембергский предоставил Вудкоку титул барона фон Саваж. В 1889 году члены семьи и кабинет министров убедили короля расстаться с Чарльзом. Тогда Вудкок начал шантажировать короля, угрожая опубликовать в парижских газетах их интимную переписку. И Карл Вюртембергский вынужден был снова тратить деньги на любовника — теперь уже чтобы откупиться. От переживаний его здоровье стало стремительно ухудшаться. 6 октября 1891 года он скончался, как все считали, от разбитого сердца.

Ольга Николаевна скончалась в королевском замке Фридрихсхафен, пережив своего супруга на год.

Посещая Петергоф — роскошный, блистающий золотом фонтанов и радугой водяных шутих, — редко кто, однако же, не остановится возле резной скамьи цветного мрамора, увитой цветами, подле которой на постаменте установлен бюст ослепительно прекрасной юной девушки, с тоской глядящей в сторону моря... Это — мемориальная скамья в память безвременно почившей великой княжны Александры Николаевны, младшей дочери императора Николая I, поставленная в том месте, где Адини (так ее называли в семье) любила сидеть, читать и мечтать.

Современник писал, что «десяти лет она уже любила слушать Бетховенские сонаты и симфонии, а тринадцати лет исполняла классические пьесы с редким пониманием. С двенадцати лет во всех ее движениях, и особенно в танцах, начала сказываться пленительная грация, которой неизменно любовались Император и Императрица. У Великой Княжны обнаружился замечательный голос, диапазон которого достигал трех полных октав».

В качестве учителя пения к великой княжне был приглашен итальянец Солива, который после годичных занятий обратил внимание на не прекращавшийся кашель своей ученицы. Он обратился к лейб-медикам — но они не нашли у великой княжны какой-либо болезни, а императору не понравилось, как настойчиво Солива рекомендовал Александре Николаевне уехать для длительного лечения в Италию. Учитель был уволен.

Несмотря на болезнь (а это был туберкулез), в семнадцать лет Адини смотрелась цветущей красавицей, и доктора находили, что она вполне готова для супружества. Вопрос этот был весьма актуальным: дело в том, что великая княжна полюбила и мечтала выйти замуж. Избранником ее сердца стал принц Фридрих Гессен-Кассельский. Двадцатидвухлетний наследник датского престола приехал в Петербург, чтобы посвататься к Ольге Николаевне, но с первого взгляда влюбился в ее младшую сестру. Десяти дней общения хватило молодым людям, чтобы понять: они друг без друга жить не могут! К счастью для влюбленных, с политической точки зрения этот брак был приемлем.

В то лето императорская семья снова посетила Москву. И там впервые обратили внимание на то, что Адини покашливает и быстро утомляется. Она даже несколько раз просила освободить ее от вечерних приемов. Но к зиме она окрепла, выдержала наравне со всеми пост и радостно встретила жениха, который прибыл в конце декабря. Состоялась официальная помолвка и большой прием по этому торжественному случаю. И именно на этом приеме лейб-медик Виллем, коснувшись руки Александры Николаевны, обратил внимание на то, что ладонь ее влажна и холодна. «Она явно нездорова», — сказал Виллем своему коллеге.

В январе 1844 года состоялась свадьба. В Петербурге по этому случаю было дано более десятка балов только в Зимнем дворце, а еще все знатные вельможи устраивали праздники в честь новобрачных. Александра Николаевна веселилась от души. Но однажды, возвращаясь с бала у графа Нессельроде, она почувствовала удушье и открыла окно кареты. Морозный воздух принес ей облегчение — и простуду.

Доктора окружили великую княгиню самой пристальной заботой, ей запретили выезжать, настаивали, чтобы она больше времени проводила в покое, лежа на диване. Молодой супруг оставался с ней, читал ей вслух Платона, труды которого Александра Николаевна считала весьма полезными и облагораживающими, — а принц Фридрих с ними прежде не был знаком и открывал их для себя. Однако, несмотря на покой и лечение, ей не становилось лучше. Александру Николаевну лихорадило, она задыхалась, худела вместо того, чтобы набирать вес, как положено будущей матери, и на щеках у нее появился специфический румянец. В том, что у великой княгини туберкулез, уже никто

не сомневался. Но врачи еще надеялись, что рождение ребенка может оздоровить слабую и чахнущую девушку.

Из-за слабости Александра Николаевна не смогла выносить ребенка. Она родила шестимесячного мальчика, который, однако же, прожил целых полтора часа, что позволило окрестить его: по лютеранскому, согласно брачному договору. В том, что малютка Вильгельм умрет, все были уверены. Сама Александра Николаевна пережила сына на пять часов. Погребена Александра Николаевна в Петропавловском соборе, у северной стены, недалеко от западных дверей.

Петербург оделся в траур, как говорили — «в городе не было ни одного сухого глаза». Императрица Александра Федоровна заболела от переживаний. В Царском Селе, в той комнате, где умерла Александра Николаевна, ее родители устроили молельню, в центре которой на иконостасе поместили икону, написанную Брюлловым: «Святая царица Александра, вознесенная на небо». Брюллов лично знал царских дочерей, был потрясен ранней смертью этой доброй и кроткой девочки, и придал святой Александре черты покойной великой княжны. В память преждевременно умершей великой княгини в Петербурге открыта женская Александрийская больница (на Надеждинской улице) и устроен образцовый приют с сиротским отделением для девочек.

Фридрих Гессен-Кассельский носил траур по Александре Николаевне одиннадцать лет. Он вовсе не хотел жениться, но был принужден родными. 14 мая 1853 года он женился, испросив на то благословения своего тестя императора Николая I, на принцессе Марии-Анне-Фридерике Прусской, которая приходилась внучкой великой княгини Марии Павловне и правнучкой русскому императору Павлу I. Очередное причудливое переплетение династических судеб... 5 сентября 1866 года он взошел на трон под именем ландграфа Фридриха Вильгельма II. Вторая жена родила ему шестерых детей. Но Фридрих никогда не забывал свою возлюбленную Адини и первого ребенка, несчастного маленького Вильгельма. Каждый год — до самой смерти! — 29 июля ландграф надевал траурные одежды и уединялся для молитв за своих дорогих усопших.

Знаменитая светская красавица, умная и талантливая женщина, богатейшая наследница России, княжна Зинаида Юсупова имела возможность выйти замуж за болгарского наследного принца Баттенберга, но отказалась от короны ради любви к красивому офицеру графу Феликсу Феликсовичу Сумарокову-Эльстону. Поскольку Зинаида была последней в роду, наследников по мужской линии не осталось, ее супругу было позволено взять фамилию Юсупов, дабы славный род не прервался.

Юсуповы были фантастически богаты. Историки утверждают, что к 1917 году Юсуповы были вторыми по богатству после Романовых: «Им принадлежало 250 тыс. десятин земли, они были владельцами сахарных, кирпичных, лесопильных заводов, фабрик и рудников, ежегодный доход от которых составлял более 15 миллиона золотых рублей. А роскоши Юсуповских дворцов могли позавидовать великие князья. К примеру, комнаты Зинаиды Николаевны в Архангельском и во дворце в Санкт-Петербурге были обставлены мебелью казненной французской королевы Марии-Антуанетты. Картинная галерея по своему подбору соперничала с Эрмитажем. А драгоценности Зинаиды Николаевны включали сокровища, ранее принадлежавшие чуть ли не всем королевским дворам Европы».

Зинаида Николаевна и Феликс Феликсович любили друг друга всю жизнь. Княгиня оставалась признанной красавицей еще долго. Даже когда поседели ее волосы — и из гордости она отказывалась их красить! — ее внешность поражала.

Разумеется, у нее было несметное количество поклонников. Новое время несло с собой большую свободу нравов, и практически все светские женщины имели любовников... Но только не она. В 1896 году в Архангельском произошел курьезный случай: Зинаида Николаевна сидела в своем любимом кабинете, проверяла счета — огромным хозяйством Юсуповых она ведала лично, — как вдруг прямо в кабинет на коне въехал красавец офицер Грицко Витгенштейн и бросил к ногам тридцатипятилетней матери семейства букет уникальных оранжерейных роз. Затем он спрыгнул с коня, заключил ее в объятия и повалил прямо на стол, покрывая поцелуями. Витгенштейн давно ухаживал за Юсуповой, а теперь попытался штурмом взять неприступную крепость... Остававшаяся невозмутимой Зинаида Николаевна нажала кнопку электрического звонка, и на помощь прибежали слуги. Витгенштейну было отказано от дома. Феликс Феликсович хотел было с ним стреляться, но Зинаида Николаевна уговорила его не предавать огласке этот «смешной инцидент».

Отец Веры —- Василий Андреевич Левченко — окончил словесное отделение Московского университета и приехал в Полтаву учительствовать. Мать — Екатерина Сергеевна Слепцова — выпускница Александро-Мариинского института благородных девиц. Они обожали друг друга. Жили скромно, почти бедно, но очень счастливо. Ни отец, ни мать красивы не были, но девочка с самого младенчества была похожа на ангелочка с рождественской открытки. Младшие дочки — Надя и Соня — были милы, но старшая — Верочка — по-настоящему прекрасна.

Вере было два года, когда скончался ее дедушка, и овдовевшая бабушка попросила дочь и зятя перебраться обратно в Москву — поближе к ней.

В 1903 году, когда Вере исполнилось десять, ее отдали учиться в частную гимназию Перепелкиной — довольно известное в Москве учебное заведение.

На балу по случаю окончания гимназии Верочка, разумеется, блистала. Она была самой красивой в выпуске гимназии Перепелкиной 1910 года. На первый же танец ослепительную Верочку Левченко пригласил молодой юрист Владимир Холодный. Он был неловок, да и не очень-то хорош собой... Но оказалось, что эти двое были просто обречены на любовь друг к другу — на любовь с первого взгляда!

При дружном неодобрении обоих семейств Вера и Владимир поженились. Через два года супружеской жизни девятнадцатилетняя Вера Холодная стала матерью. Ее дочка Женечка родилась в 1912 году. Роды были тяжелые, поправлялась Вера долго, и семейный доктор категорически запретил ей второго ребенка — по крайней мере, в течение ближайших лет, пока организм не окрепнет. Но ни Вера, ни Владимир просто представить себе не могли, как же их дочка будет жить без братьев, без сестер... Когда Женечке исполнился год, они удочерили еще одну девочку — Нонну.

...Неизвестно, стала бы Вера Холодная пробовать свои силы в кино, если бы не случилось войны и любимый Володя оставался с ней. Но осенью 1914 года юрист Холодный ушел добровольцем на фронт, и в жизни молодой женщины образовалась ничем не заполняемая пустота. К тому же судьба благоволила к ней и послала ей встречу с режиссером и художником фирмы «Ханжонков и К» Евгением Францевичем Бауэром.

Евгений Бауэр давно мечтал представить на экране «Песнь торжествующей любви» — повесть своего любимого И. С. Тургенева. Очень долго режиссер не мог подобрать актрису на роль главной героини. Иногда ему казалось, что он вовсе не сумеет найти в своем реальном мире женщину, соответствующую идеальному тургеневскому образу. И он был совершенно потрясен, когда увидел Веру Холодную. С первого взгляда он понял, что это — Валерия, его Валерия, какой ее видел Тургенев! Бауэр взял ее на роль практически без проб — только убедился в ее фотогеничности. Успех был оглушительным! Не было газеты, в которой не упомянули бы имени «восхитительной дебютантки В. Холодной». Режиссер Бауэр обрел свою звезду. Промышленник Ханжонков нашел свою золотую жилу. В фирме Ханжонкова Вера Холодная снималась год, и за год сыграла в тринадцати фильмах.

В августе 1915 года, когда положение на фронте стало катастрофическим, пришло извещение о том, что поручик Владимир Григорьевич Холодный, служивший в одной из частей 5-й армии, тяжело ранен в бою под Варшавой, находится в критическом состоянии: практически при смерти, и родственникам следует готовиться к худшему.

И вот Вера бросает работу, прерывает съемки, покидает семью и, невзирая ни на какие опасности, которыми пугали ее и родные, и новые друзья по съемочной группе, едет на фронт -— в госпиталь, к мужу. Она ухаживает за Володей, как за младенцем, буквально ни на миг не отходит от его постели. Ей удалось невозможное — она вырвала любимого человека из когтей смерти! Владимир Холодный поднялся буквально со смертного одра.

В Москву супруги Холодные вернулись вместе. Владимир был награжден за храбрость Георгиевским крестом и шпагой с золотым эфесом. А Вера была вынуждена срочно выехать с киногруппой в Сочи, на натурные съемки. Супруги практически и не побыли вместе. В середине октября, даже не оправившись окончательно от ранения, Владимир попросился обратно на фронт.

В ателье кинопромышленника Харитонова за 1917 год Вере Холодной пришлось сняться в одиннадцати и начать работу в двенадцатом фильме. Один за другим выходят фильмы «Сказка любви дорогой», «Молчи, грусть, молчи...», «Позабудь про камин, в нем погасли огни...» — и все они имеют бешеную популярность у публики благодаря присутствию «несравненной кинокрасавицы» Веры Холодной.

В Веру Холодную всерьез влюблялись совершенно не знакомые ей люди, видевшие ее только на экране. Писали ей письма с признаниями, слали подарки, некоторые особо обеспеченные пытались даже соблазнить кинокрасавицу... Истеричные женщины преследовали ее, шили себе такие же платья, делали похожий макияж, даже писали стихи. Самой знаменитой «придворной поэтессой королевы экрана» стала Наталия Литвак, все свое творчество посвятившая воспеванию Веры Холодной.

Случились и самоубийства из-за несчастной любви к Вере Холодной. Некоторые самоубийцы, жаждавшие посмертной славы, слали свои прощальные письма в газеты, в надежде, что хоть там-то Вера Холодная их прочтет. Рождалось множество слухов: как о любовных связях Веры Холодной со знаменитыми политиками и военными, так и о том, что «Холодная» — не фамилия, а псевдоним, взятый ею нарочно, чтобы предупредить возможных поклонников о своей холодности. И никто не верил в то, что на самом деле блистательная кинозвезда является верной женой и любящей матерью.

В 1918 году Вера Холодная в сопровождении матери, сестры Сони и дочки Женечки приехала в Одессу: планировались съемки сразу нескольких фильмов. В Одессе было страшно холодно. Вера с семьей жила в гостинице, в одном из лучших номеров: с мраморной ванной и огромным венецианским окном. Топлива для обогрева не хватало. Температура в номере держалась — минус девять градусов. 8 февраля 1919 года Вера Холодная выступала на благотворительном концерте.

Театр практически не отапливался и публика не раздевалась — так и сидели в пальто и шубах. А артисты выходили на сцену в костюмах и концертных платьях. Еще до начала концерта Вера почувствовала себя нехорошо. Ее бил озноб. Она попросила позволить ей выступить первой — хотелось поскорее вернуться домой. Дома она сразу легла. Всю ночь промаялась в жару. Утром испуганная Соня побежала за врачом. Диагноз был поставлен сразу — «испанка». Особая форма гриппа, завезенная, как считалось, из Испании. «Испанка», осложненная воспалением легких, отчего и протекала она как легочная чума — с сильным жаром, удушьем и болью. Вера Холодная проболела восемь дней и скончалась.

Похороны снимали — последний фильм Веры Холодной! — и уже в марте пленку демонстрировали во всех кинотеатрах... «Похороны Веры Холодной» имели неизменный успех.

Владимир Григорьевич Холодный пережил жену всего на два месяца: он впал в депрессию, перестал есть и в конце концов умер от сердечного приступа, вызванного истощением.

Гроб с набальзамированным телом актрисы поставили в часовне на Первом Христианском кладбище Одессы. Сестре Соне сообщили, что останки Веры Холодной, коммуниста Красного и артистки Стасиной перевезут-таки в Москву. Проследить за этим оказалось невозможно... И по дороге гроб с телом Веры Холодной исчез.

Из фильмов ее (сорока или восьмидесяти?) — полностью или частично — сохранились только пять.

Ее отец — профессор права в Люблине Михаил Рейснер, мать — урождённая Хитрово. В 1905 году семья — был ещё брат Ларисы, Игорь — переехала в Петербург. Там Лариса закончила гимназию с золотой медалью, там посещала университет в качестве вольнослушательницы, там писала... О, что только Лариса не писала — достаточно серьёзную работу «Женские образы у Шекспира»; с 1915 года вместе с родителями писала для основанного ими же журнала «Рудин», который должен был «клеймить бичом сатиры и памфлета всё безобразие русской жизни, где бы оно не находилось», там начала писать стихи...

Не обратить внимания на Ларису Рейснер, встретив её, было невозможно. «Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», — так отозвалась о ней женщина, жена поэта Осипа Мандельштама Надежда. Мужчины вторили восторгам.

Поэт Всеволод Рождественский, который знал её с юности: «Это была девушка лет восемнадцати, стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски. Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах — острое и чуть насмешливое».

Писатель Юрий Лебединский: «Необычайная красота ее, необычайная потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, — это была не то античная богиня, не то валькирия древненемецких саг».

Женщина с внешностью валькирии из немецких саг стала валькирией революции. В 1918 году, вступив в партию большевиков, она стала политработником Балтийского флота — о, Лариса умела произносить зажигательные речи... Тогда же она вновь повстречала Фёдора Раскольникова, заместителя наркомвоенмора. При первой встрече несколько лет назад они прошли мимо друг друга, теперь же Лариса стала, что называется, верным боевым товарищем, а через несколько лет и женой.

Она всегда оставалась женщиной. Всегда. Потрясающе красивой женщиной, которая умела произвести впечатление и окружить себя красотой и даже роскошью в тогдашнем хаосе. Рождественский так писал о появлении Ларисы на балу в 1920 году: «Я увидел только что появившуюся маску в пышно разлетавшемся бакстовском платье. Ее ослепительные, точеные плечи, казалось, тоже отражали все огни зала. Струящиеся локоны, перехваченные лиловой лентой, падали легко и свободно. Ясно и чуть дерзко светились глаза в узкой прорези черной бархатной полумаски. Перед неизвестной гостьей расступались, оглядывали ее с восхищением и любопытством...»

Лариса и Фёдор поженились в 1921 году и сразу же выехали в Афганистан — Раскольникова назначили туда послом. Она помогала мужу налаживать дипломатические отношения и, конечно, вызывала восхищение и уважение окружающих. Как всегда. Но «горячая точка» Афганистана, видимо, была недостаточно горячей для Ларисы...

В 1923 году она уехала, надеясь, что и Фёдор вскоре сможет последовать за нею, но, как оказалось, это стало концом их отношений. Вскоре Раскольников получил от неё письмо с просьбой о разводе. Теперь рядом с ней был Карл Радек — блестящий публицист, интеллектуал. И пусть удивлялись те, кто видел рядом красавицу Ларису и невзрачного Радека — разве только во внешности дело? Рядом с этим талантливым журналистом Лариса и сама начала вновь писать. Очерки о Гражданской войне — книга «Фронт». Жизнь в Афганистане — книга «Афганистан». Они с Радеком побывали в Германии — и появилась книга «Гамбург на баррикадах»; она съездила на Урал и Донбасс — и написала «Уголь, железо и живые люди».

Статьи, очерки, замысел эпопеи о жизни рабочих на Урале — она планировала так много, хотела столько многого, но... «Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» — писал Михаил Кольцов. В 1926 году она скончалась от брюшного тифа. Гроб стоял в доме печати на Никитском бульваре. Двор был весь забит народом — военными, дипломатами, писателями. За гробом вели под руки Карла Радека...

Она родилась в семье великой княжны Ксении Александровны, дочери российского императора Александра III, родной сестры Николая II, и великого князя Александра Михайловича, двоюродного брата Александра III. Ирина, которой родители уделяли не так много внимания, занятые собой, росла тихой, если не робкой, девочкой. Прекрасное образование, достойное великой княжны, отточенные манеры — она могла превратиться в полностью послушную воле старших очень красивую куколку. Но робость вовсе не означает отсутствия характера. С годами она будет становиться всё увереннее в себе, оставаясь всё той же безукоризненной княжной. Но выбор будущего супруга Феликса Юсупова, с точки зрения многих, был далеко не безукоризненным.

Феликс был единственным наследником и титулов, и огромнейшего состояния. К тому же Феликс был потрясающе красив. Зато его репутация была скандальной. Что только не рассказывали о Феликсе — он появлялся на публике в женской одежде, посещал злачные места, якобы питал пристрастие к представителям своего же пола...

Как бы там ни было, Феликс влюбился в Ирину, а она полагала, что её влияние на него окажется благотворным.

В 1914 году состоялась великолепная свадьба — последняя в семье Романовых, праздновавшаяся с императорским размахом. Феликс писал: «Подвенечный Иринин наряд был великолепен: платье из белого сатина с серебряной вышивкой и длинным шлейфом, хрустальная диадема с алмазами и кружевная фата от самой Марии-Антуанетты. <...> Члены царской фамилии, бракосочетавшиеся с лицами некоролевской крови, обязаны были подписать отречение от престола. Как ни далека была от видов на трон Ирина, подчинилась и она правилу. Впрочем, не огорчилась».

После свадьбы молодые уехали в свадебное путешествие.

Спустя год родилась дочь. «Назвали ее Ириной в честь матери.

Услышав первый крик новорожденной, я почувствовал себя счастливейшим из смертных», — писал Феликс.

Шла Первая мировая война.

Ирина боялась расстаться с девочкой, поэтому всё время посвящала ей. Феликс же... В декабре 1916 года был убит Григорий Распутин, одним из его убийц был Феликс Юсупов. Ненавидевшие «старца» ликовали, а вот Ирину случившееся очень больно задело — человек, которого она так любила, запятнал себя убийством. Но она осталась с ним.

А вскоре всё смешалось ещё больше — из-за революции. Сначала Крым, затем Мальта, Париж, Лондон и, наконец, снова Париж, где супруги Юсуповы и осели. Жизнь, по сути, нужно было начинать заново. И они справились — не столько благодаря тому, что у них были средства — большая часть знаменитых юсуповских богатств осталась в России, сколько благодаря трудолюбию.

«В те же годы открыли мы салон красоты, где иные русские дамы под руководством врачей и косметологов освоили азы массажа и макияжа и смогли зарабатывать на кусок хлеба. Ирина всегда была охотницей до прикладного искусства, как, впрочем, и я. Основали мы школу художественных ремесел. Ученики осваивали их и получали профессию».

Затем открылся и дом моды: «Вскоре по возвращении из Америки появилась у нас мысль создать вместе с несколькими друзьями модное ателье. <...> Ателье мы назвали “Ирфе”, сложив первые буквы своих имен. <...> В тот год готовился в отеле “Ритц” бал с показом моделей одежды известных фирм. Не попытать ли счастья? Сказано — сделано. Правда, не все было просто. Вечер уж начался, Ирина и несколько приятельниц наших собирались сами демонстрировать платья».

Кто знает, имели бы эти платья такой успех, если бы их не демонстрировали «русские красавицы». Сама Ирина, невероятно изысканная и элегантная, казалась просто произведением искусства. Её облик в роскошных нарядах, титул, имя самого Феликса, красавца князя и убийцы Распутина — всё это послужило рекламой дому «Ирфе».

В 1926 году они начали выпуск духов «Ирфе», у которых было три разновидности — для блондинок, брюнеток и рыжих. И вновь успех! Но финансовый кризис конца 1920-х — начала 1930-х годов, который не пощадил множество предпринимателей, не миновал и «Ирфе». Дом моды пришлось закрыть.

Некоторые время они жили на гонорары от книги воспоминаний Феликса, а затем обнаружился ещё один источник дохода. Правда, ещё более скандальный, чем мемуары Юсупова. В 1932 году кинокомпания MGM выпустила фильм про Распутина, «Распутин и императрица», в облике одной из героинь которого, императорской племянницы по имени Наташа, соблазнённой Распутиным, можно было легко угадать Ирину Романову-Юсупову. Женщину с безукоризненной репутацией, сохранившей её на протяжении всей жизни, и это живя с отнюдь не безупречным мужем! Юсуповы подали в суд и выиграли дело. Но для Ирины была важна не денежная компенсация, а то, что удалось отстоять честь семьи...

Шли годы. Ирина Юсупова была всё также хороша собой. Не просто красива, а изысканно-привлекательна. Они с мужем прожили вместе до конца — несмотря на буйный характер, Феликс и помыслить не мог, чтобы место Ирины в его жизни заняла другая женщина. Они прожили вместе пятьдесят три года.

Ольга родилась в семье инженера путей сообщения Константина Леонардовича Книппера, родного брата знаменитой актрисы (и супруги знаменитого писателя) Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. Олечка Книппер была названа в честь тети.

Ольга не была похожа ни на кого из родных. С самых ранних лет она поражала окружающих своим невероятным упрямством, просто несгибаемой волей.

Лет с двенадцати Ольга считала себя влюбленной в племянника Антона Павловича Чехова — Мишу. Как-то раз они вместе играли в любительской постановке на даче у Чеховых. После спектакля Миша поцеловал Олю. И предложил ей сбежать, чтобы обвенчаться. Для него это был — порыв, а для нее — решилась судьба.

Жизнь с Михаилом Чеховым стала для Ольги подлинным кошмаром. Чехов пил и отвратительно, дерзко изменял юной жене. Его мать, до безумия обожавшая сына, ненавидела невестку и поощряла его связи с другими женщинами. Во время беременности она сильно подурнела, и Михаил окончательно охладел к ней. Зато к Ольге теперь часто приходил Владимир Чехов — уговаривал бежать с ним. Свекровь, бывшая свидетельницей этих частых визитов, упрекала невестку в безнравственности. Ольга отказала Владимиру и просила больше не преследовать ее. Владимир застрелился.

В девятнадцать лет Ольга Чехова стала матерью. Появилась на свет дочка, также крещенная Ольгой (однако всю жизнь ее называли Адой, в честь тети). Материнство раскрыло в Ольге те черты, которых она не знала в себе прежде. Она стала еще сильнее, она обожала, боготворила дочь. Некоторое время оставалась рядом с Михаилом ради дочки, чтобы у девочки был папа, но потом поняла, что лучше вовсе никакого папы, чем такой: пьющий, изменяющий, истеричный. Только тогда она решила уйти.

Потом грянула революция, Гражданская война. Голод и холод, разруха, и среди всего этого кошмара Ольга Чехова встретила своего второго мужа — австрийского офицера Фридриха Проши, — ослепила, обольстила и уехала с ним в Германию, оставив дочку с бабушкой, дедом и тетей Адой, души не чаявшей в малышке.

Приехав в Германию, целеустремленная русская красавица легко завоевала светские салоны, богемный круг и была приглашена играть в кино. Первая же роль принесла ей успех. Она начала сниматься, отличалась редкостной работоспособностью, и на экран выходили один за другим фильмы, где она изображала аристократок и авантюристок.

Ольга развелась с Фридрихом Яроши. В России умер ее отец, мать с дочкой и сестра с племянницей приехали в Германию. Для них Ольга купила прелестную квартирку в центре Берлина, роскошно обставила ее.Старалась еще больше работать, она одна обеспечивала всю семью, считая это своим долгом.

Слава Ольги Чеховой была столь велика, что ее пригласили в Голливуд. Она плыла за океан, преисполненная радужных надежд, но все окончилось горьким разочарованием: «империя грез» показалась ей тошно-бездушной. Вернувшись в Германию, Ольга решила создать собственную киностудию и попробовать себя в качестве режиссера. Нашлись «компаньоны», поддержавшие ее. Правда, деньги вкладывала только она. Занимала — под заклад дома.

В 1928 году в Германию — в поисках лучшей доли — приехал Михаил Чехов с женой. Он пожелал увидеться с дочерью. Ольга разрешила. А потом — сочувствие ли это было или желание хоть немного повластвовать над некогда так жестоко оскорблявшим ее человеком, унизить его, облагодетельствовав? — Ольга Чехова сняла для Михаила и его жены квартиру, начала знакомить его с кинопродюсерами и режиссерами. Никто не заинтересовался им. И тогда Ольга решилась сама снимать Михаила Чехова в своем фильме, на своей студии. Фильм был снят. Успеха он не принес. Прибыли — тоже. Огорченный Чехов уехал искать счастья в Голливуд — где, кстати, преуспел вполне и даже прославился.

Тем временем в Германии к власти пришли нацисты. А Ольга Чехова познакомилась со швейцарским миллионером Марселем Робинсом. Он был влюблен, для нее же это был только холодный расчет: она хотела уехать из Германии. Они поженились в 1936 году и Ольга вместе с мамой и дочкой переехала в Швейцарию. Но прожила она с Робинсом недолго — начал проявляться жестокий, собственнический характер мужа, а Ольга уже в юности натерпелась такого и не желала терпеть снова. Они развелись. Ольга с родными вернулась в Германию.

Чехова боялась, что после такого перерыва ее уже не станут снимать, но кинематографисты приняли Ольгу с распростертыми объятиями. Вскоре она вернулась на сцену. В 1936 году Ольга Чехова получила звание «Государственной актрисы Германии». Ее приглашали к Гитлеру, к Геббельсу, к Герингу.

Ольге Чеховой исполнилось сорок, но она никогда не выглядела старше двадцати восьми. В нее влюблялись совсем юные, годившиеся ей в сыновья, слали письма и фотографии. Началась война, и Ольга часто ездила выступать перед солдатами на фронте. А потом Германия напала на Россию. И Ольга согласилась сотрудничать с советской разведкой. Конечно, она продолжала работать на разведку и после войны.

После войны Ольга Константиновна вернулась не только на сцену, но и в кино. Она по-прежнему выглядела гораздо моложе своих лет, только волосы приходилось оттенять голубоватой краской, чтобы не так ярко сверкала седина на черно-белой пленке кинофильмов. Ольга Константиновна тщательно ухаживала за своей кожей, сама для себя разработала серию косметических масок и шлаковыводящую диету.

Жизнь налаживалась, на свет появились внуки — Вера и Миша, — но финансовые дела постепенно приходили в упадок. Дом был заложен, причем очень неудачно. Один за другим приходилось продавать предметы роскоши, еще оставшиеся от былых времен. И тогда Ольга Константиновна решилась на невероятное: почти в шестьдесят лет она начала свою новую карьеру хозяйки косметического салона. Сначала в салон шли только бывшие восторженные поклонники, привлеченные громким именем Чеховой. Но постепенно он стал популярным. Ольга Чехова написала книгу о косметике. Затем книгу воспоминаний «Мои часы идут иначе», процентов на девяносто состоящую из чистого вымысла! Наверное, ей было забавно все это сочинять. И книга продавалась очень хорошо.

Между тем очередное испытание обрушилось на эту несгибаемую женщину: в 1966 году сорокадвухлетняя дочь Ада погибла в авиакатастрофе... Но ничто не могло сломить Ольгу Константиновну. Она пережила смерть дочери, позаботилась о внуках и еще успела увидеть своего правнука.

Умерла она 9 марта 1980 года.

Эта женщина успела побывать и актрисой, и сценаристом, и режиссёром, и женой режиссёра. Словом, мир кино она знала со всех сторон. А он, даже спустя годы, не забыл её — и не только за потрясающую красоту...

Юлия Пересветова родилась в Москве. Родителей она помнила слабо — отец, который не жил вместе с семьёй, погиб в 1905 году во время аварии на заводе, на котором работал, а вскоре умерла и мать (Валентина Тимохина работала кассиром в магазине «Мюр и Мерилиз», нынешнем ЦУМе). Юлию и её брата взяли к себе бабушка с дедушкой с материнской стороны, и, когда деда перевели в Санкт-Петербург, они все вместе туда и уехали.

Юлия поступила в гимназию, а после окончания вернулась в Москву, чтобы учиться на философском факультете Московского университета. Но проучилась там она недолго — и вовсе не потому, что ей не давалась учёба. Просто у Юлии появилось новое увлечение, театр, и настолько серьёзное, что она оставила университет и поступила в Московскую филармонию.

После окончания её пригласили на работу в Камерный театр, но и тут судьба, как оказалось, проложила для неё дорогу в совсем другом направлении.

Красивую девушку пригласили попробоваться на роль в фильме «Аэлита». Роль служанки. Но когда режиссёр Яков Протазанов увидел результат, Юлии предложили главную роль. Огромные жгучие глаза, брови вразлёт, чёрные волосы — красота девушки была яркой до экзотичности и как нельзя лучше подходила для роли инопланетянки Аэлиты, правительницы Марса. Грим, костюмы, причёски Аэлиты, её красота на фоне необычных декораций — всё это запомнилось, и фильм стал классикой кино.

В театр Юлия (к тому времени уже взявшая псевдоним «Солнцева») не вернулась. В 1924 году она снова появилась на экране в роли, буквально созданной для неё, — Девушки, которая хотела бы стать кинозвездой. Зиночка Весенина, «Папиросница от Моссельпрома», стала любимой ролью Юлии.

Любовь Орлова была не просто знаменитой актрисой — она была кумиром зрителей. Фаина Раневская говорила: «От нее исходила... такая дивная прелесть, какую мне, уж поверьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после... А я их много перевидала... Ни у кого не было такой грации, такого легкого веселого шика — своего, природного».

Любовь Орлова и в самом деле казалась идеалом. Маленький рост, изящная фигура (талия — всего 48 сантиметров), сияющие золотые волосы, ослепительная улыбка; красота, которая будто не меркнет с годами; она поёт, танцует, играет и, кажется, может всё на свете.

Она родилась в Звенигороде в дворянской семье. Быть может, именно поэтому, с детства приученная «держаться», Орлова несла своё бремя звезды и кумира так достойно... Она училась в Московской консерватории (по классу рояля), в театральном техникуме — на хореографическом отделении, брала уроки актёрского мастерства. Она работала тапёром, потом играла в Музыкальном театре... Но, как оказалось, это была только начало.

До встречи с главным режиссёром её жизни и одновременно — главным мужчиной, кинорежиссёром Григорием Александровым, Орлова была замужем два раза. В 1926 году она вышла замуж за заместителя наркома земледелия, Андрея Берзина, которого арестовали в 1930 году, а в 1932-м она вступила в некий гражданский брак, сведений о котором сохранилось совсем мало. А в 1933 году Александров пришёл на спектакль «Перикола», где главную роль исполняла Орлова, после чего пригласил её сниматься в роли Анюты в «Весёлых ребятах».

Так появилась не просто артистка Орлова, а звезда Орлова. «Цирк», «Волга-Волга», «Светлый путь», «Весна» — не имеет смысла перечислять все фильмы. Сталинские премии, звание народной артистки — это официальное признание заслуг, но главное — всенародная любовь. «Как ее встречали всюду, где бы она ни появлялась! Как родную, как желанную, как дочь и сестру. Народный характер ее героинь, ее простота, ее человеческое обаяние, ее громадная артистическая культура давно и прочно в глазах множества людей создали вполне реальный идеал советской киноактрисы. В этом нет преувеличения» — это слова Григория Александрова.

Она была символом красоты целой эпохи, примером для подражания. «Секс-символ», как сказали бы сейчас. И, понимая это, берегла свою красоту. Ей приходилось ещё сложнее, чем другим актрисам, — и из-за очень высоко поднятой планки, и из-за того, что нужно было постоянно казаться молодой. Ежедневные занятия у хореографического станка, всевозможные косметические средства для ухода за кожей лица и рук, рассеянный свет на съёмочной площадке — ко всем этим средствам Орлова прибегала, чтобы не выдать свой возраст. Но ведь её внешность принадлежала не только ей самой, а кино...

Всю жизнь Орлова работала. Работала фантастически много.

В 1975 году Любовь Орлова скончалась от рака поджелудочной железы. Этот диагноз она так и не услыхала — его от неё скрывали.

Что ж, это позволило ей не бояться конца — семидесятитрёхлетняя актриса ушла из жизни достойно. А для нас она навсегда останется молодой и прекрасной.

Парижская манекенщица, голливудская актриса, возлюбленная немецкого писателя Натали Палей была русской княжной.

Сказочное детство и юность «принцессы» Натальи быстро закончились — за войной последовала революция. В 1918 году в шахту в Алапаевске вместе с другими Романовыми был сброшен её старший брат, Владимир Палей, в 1919 году расстреляли отца. Их матери — Ольге Валериановне — с огромным трудом удалось вывезти Наталью с сестрой из России в Финляндию, затем в Швейцарию, и, наконец, в 1920 году они добрались до Франции.

Ольга Валериановна в своё время была красивой женщиной и с годами не утратила интереса к самым изысканным туалетам. Вкус матери передался и дочерям. Но теперь речь не шла уже о том, чтобы продолжать оставаться клиентками домов моды, — юная Натали решила пойти работать «манекеном», как тогда говорили, и демонстрировать роскошную одежду тем, кто, в отличие от них, мог себе её позволить.

Сперва Натали работала в «Ирфе», доме моды Ирины и Феликса Юсуповых. Сводный брат, Дмитрий Павлович, познакомил её со своей возлюбленной, Коко Шанель.

Наталья была поразительно красива. О ней будут говорить как о «русской красавице», хотя в её жилах, как и у остальных княжон Романовых, текло не так и много русской крови. Высокие скулы, очень высокий, чистый лоб, брови вразлёт... Гибкая, изящная девушка к тому же была очень пластична. Словом, она была прекрасна, и мадемуазель Шанель познакомила Натали с известным модельером Люсьеном Лелонгом. Итогом оказалась не только работа в престижном доме моды, но и брак — тридцативосьмилетний кутюрье был гак очарован русской принцессой, что немедленно развёлся с супругой и летом 1927 года женился на Натали.

Конечно же, этот брак сочли мезальянсом — Натали, хотя и носила фамилию Палей, была Романовой, родной внучкой одного российского императора, кузина другого. А Люсьен Лелонг был всего лишь «портным». Зато теперь Натали была «королевой моды», вернее, принцессой. Ею восхищались, ей подражали — холодная красавица в роскошных туалетах, созданных для неё влюблённым мужем, украшала собой обложки журналов, позировала известным фотографам, была музой и вдохновителем — причём не только собственного супруга. Она, увы, довольно быстро утратила к нему интерес — ведь её теперь окружали необыкновенно интересные, блестящие люди. Ею восхищались многие, от Сальвадора Дали до Сержа Лифаря.

В 1932 году начался роман между Натали и Жаном Кокто. Да, он был гомосексуалистом, но Натали Палей стала той самой «женщиной его жизни», можно сказать, что единственной. Натали ожидала от него ребёнка, но была вынуждена сделать аборт, после чего они расстались, но забыть свою волшебную Натали Кокто так и не смог.

В 1933 году Палей начала сниматься в кино. В 1937 году она развелась с Лелонгом и уехала в США продолжать работу в кино, где буквально тотчас же вышла замуж во второй раз — за режиссёра и театрального продюсера Джона Уилсона. Они поселились на Манхэттене. Можно было бы ожидать, что с таким супругом актёрская карьера

Натали будет успешно развиваться и дальше, но этого не случилось. Наоборот, она снова стала работать моделью.

В жизни Натали будет ещё два романа, и оба раза — с выдающимися писателями. В 1942 году она познакомилась с Антуаном де Сент-Экзюпери. Их отношения длились не очень долго, но были весьма серьёзны — он признался Натали в любви, что, по его собственному признанию, делал крайне редко. Через год он вернулся во Францию, но продолжал писать ей.

А Натали... Ещё в начале сороковых она познакомилась с Ремарком. Его возлюбленной была тогда Марлен Дитрих, хорошая знакомая Натали. Этот бурный роман — недаром Ремарк называл Марлен «Пумой» — к тому времени уже измотал обоих. О Натали же он написал после одной из первых встреч: «Наташа П., прелестное лицо, серые глаза, стройна, как подросток. Плавное начало, какие-то слова, легкий флирт, нежная кожа лица и губы, неожиданно требовательные... Красивое, чистое, сосредоточенное лицо, длинное тело — египетская кошка. Впервые ощущение, что можно влюбиться и после Пумы...»

Так и произошло. Этот роман длился одиннадцать лет. В 1951 году Ремарк влюбился в актрису Полетт Годар, с которой и проживёт остаток жизни.

Она вернулась в США, к почти позабытому супругу. Он много пил, и Натали уже ничего не удалось с этим поделать. В 1961 году она овдовела. Но это была не единственная потеря Натали. С годами возле неё оставалось всё меньше и меньше близких людей, а с оставшимися ей всё тяжелее было находить общий язык. Последние десятилетия Натали прожила очень одиноко, общаясь с внешним миром разве что по телефону, и то очень редко. Её прославленная красота увядала, она никому не показывалась на глаза...

В 1981 году она упала в ванной, результатом стал перелом шейки бедра. Натали было семьдесят шесть, она не хотела быть обузой ни для кого. Говорят, что её смерть в больнице была на самом деле самоубийством.

В 1935 году известного французского шансонье Мориса Шевалье попросили назвать десять самых прекрасных женщин мира. Он же назвал самых обворожительных, пленительных. Среди них были Грета Гарбо и Марлен Дитрих, которых помнят все. И Анна Стэн, которую теперь не помнит никто...

Сэмюэл Голдвин, продюсер, благодаря которому Гарбо и Дитрих стали звёздами, так говорил об Анне: «Это настоящая звезда. У нее есть все. И внешность, и стиль, и сексапильность, и класс. У нее естественная красота, интеллигентность, интуиция прирожденной актрисы, серьезное знание жизни».

Она родилась в Киеве. О её детстве и юности известно очень мало. По одним сведениям, мать её была балериной, отец танцором, а затем работал художником-постановщиком (а то и приказчиком в обувной лавке). Он умер, когда девочке было двенадцать, и что было дальше, в точности неизвестно. Есть сведения, что она играла в любительском театре, благо с раннего детства занималась танцами и музыкой.

Даже с датой рождения не всё ясно — называют и 1908, и 1906, и 1910 год, иногда даже 1900. А уж с именами... Скорее всего, настоящим именем её было Анна Петровна Фесак. Фамилия же Стэн принадлежала первому мужу актрисы, Борису Стэну. Вернее, это был его псевдоним, который она и позаимствовала. А может, на самом деле фамилия «Стэн» как-то связана с матерью-шведкой...

Как бы там ни было, дебют Анны Стэн состоялся в 1927 году в фильме «Девушка с коробкой», который с успехом шёл не только в СССР, но и заграницей. Очаровательную девушку отметили сразу, и не только благодаря красоте — Анна оказалась по-настоящему талантлива. За следующие несколько лет она сыграла в нескольких фильмах, её партнёрами были известные актёры. Она и сама быстро стала «звездой».

В 1927 году Анна вышла замуж за режиссёра Фёдора Оцепа. Конечно же, он снимал жену — скажем, в одной из самых известных своих картин, «Земля в плену».

А после экранизации «Живого трупа» Толстого Оцепа пригласили поработать в Германию. Анна тоже отправилась туда, что называется, «по линии обмена». Обратно в СССР супруги не вернулись...

В 1931 году Оцеп экранизировал «Братьев Карамазовых», и после этого фильма к Анне в Германии пришёл настоящий успех.

Фильм был немецко-французским проектом и вышел в двух вариантах — с немецкими актёрами для Германии и с французскими для Франции. Но главную роль в обоих сыграла Анна.

В том же году Анна развелась с мужем и вышла замуж за продюсера «Братьев Карамазовых», Юджина Френке, который, как и они, был выходцем из России. А спустя год Сэмюэл Голдвин, глава компании MGM, решил снять «Братьев Карамазовых» и в Голливуде, для чего позвал Анну приехать в Америку. Она решилась — хотя совершенно не знала английского. «Карамазовых» Голдвин в конце концов снимать передумал, зато решил экранизировать роман Эмиля Золя «Нана», и, конечно, с Анной в главной роли.

Больше года Анна усердно занималась английским — по четыре часа каждый день, и только тогда, когда она более-менее освоилась, смогли приступить к съёмкам. «Нана» вышла в 1934-м, тогда же она снялась ещё в одной экранизации, на этот раз в «Воскресении» Толстого. В 1935 году Анна сыграла главную роль в фильме «Свадебная ночь», где её партнёром был знаменитый Гарри Купер.

Все фильмы имели успех, однако далеко не такой огромный, на какой рассчитывал Голдвин. В Голливуде её прозвали «прихоть Голдвина» — у него не получилось сделать из Анн, как намеревался, вторую Грету Гарбо.

Она ещё снималась, среди её партнёров были очень известные актёры, однако ролей первого плана становилось всё меньше. Последнюю свою роль в кино Анна Стэн сыграла в 1962 году.

С 1950-х она преподавала актёрское мастерство, а оставив кинематограф, серьёзно занялась живописью.

Умерла она в 1993 году от сердечного приступа.