Вечер был душный и совершенно безветренный, дни стояли теплые, как в июне, и в воздухе уже пахло сиренью, хотя было только самое начало мая. Вокруг в полутьме курили и смеялись расплывчатые тени. Спокойный вечер после спокойного дня — такой привычный для Вентвортского колледжа.

Посыльный и я одновременно подошли к Пигот-холлу.

— Спецдоставка для мисс Грейс Хау, — сказал он, протягивая письмо.

— Я отнесу ей, — предложила я и расписалась на квитанции: «Ли Ловеринг для Г. X.». Затем поспешила вверх по лестнице в мансарду, где мы с Грейс жили в одной комнате уже почти четыре года.

Теперь мне даже не верится, что я могла так спокойно взять это роковое послание, но за последние недели письма спецдоставки прилетали к моей соседке, как рой мух. Для многих они еще оставались объектом любопытства, но для меня уже давно утратили прелесть новизны. Меня даже стала раздражать на редкость затянувшаяся любовная лихорадка моей соседки.

Грейс смотрелась в зеркало, когда я вошла с письмом. Как ни странно, ее тоже пригласили на день рождения к Стиву Картерису, и она уже облачилась в свое розовое атласное платье, казавшееся слишком розовым и слишком нарядным дуя девушки с таким худым и бледным лицом.

— Кто-то, вероятно, безумно влюблен в тебя, Грейс, — заметила я. — Опять спецдоставка.

Ее светло-голубые глаза загорелись, она выхватила у меня конверт и, мельком взглянув на него, удалилась в ванную.

Временами Грейс просто бесила меня. Эти ее любовные переживания, подлинные или мнимые... Я была совершенно спокойна, когда она довольно скромно кокетничала — всего лишь на грани романа — со Стивом Картерисом, потому что Стив — чудесный парень и всегда было приятно видеть его. Но когда со Стивом все было кончено, я уже без всякого удовольствия выслушивала восторги Грейс по поводу Роберта Хаднатта, нашего красивого профессора французской литературы. Позднее Хаднатт женился на резковатой, неинтересной особе — декане женского факультета, однако Грейс продолжала чахнуть по нему, как какая-нибудь викторианская героиня. Я потеряла терпение и сказала ей, что она выглядит дурой и что ей следовало бы на него наплевать.

Очевидно, она в конце концов так и сделала, но не простила мне критики. И когда началась эта лихорадочная переписка, Грейс демонстративно не желала делиться со мной своими сердечными тайнами.

Поэтому-то я ничего и не знала об авторе писем, отправляемых спецдоставкой, и по этой же причине они меня ни капельки не интересовали. И я, конечно, не могла предположить, что этим неровным, неразборчивым почерком на бесчисленных конвертах медленно и неуклонно высекалась надпись на могильной плите Грейс Хау.

Позднее я часто упрекала себя за свою слепоту, за то, что не была более снисходительной по отношению к Грейс. За последний год ей пришлось многое пережить. Самоубийство отца и потеря состояния Хау выбили почву у нее из-под ног. Кроме того, она была родной сестрой Джерри Хау, и моя давняя влюбленность в него должна была сделать меня более терпимой.

Но этого не случилось, и, только когда было уже слишком поздно, я поняла, как внимание и дружеское сочувствие могут помочь преодолеть страдание и горе.

Однако в тот вечер я очень спешила и меня не волновали подобные этические проблемы, особенно если они касались не меня, а кого-то другого.

Услышав спорящие голоса в соседней комнате, я поняла, что Норма и Элейн Сейлор заканчивают переодеваться. Норма должна была отвезти нас в Нью-Йорк на их машине, но, поскольку она недолюбливала меня — даже сильнее, чем я ее, — она с радостью ухватилась бы за любой предлог, чтобы уехать без меня.

Когда Пенелопу Хаднатт перевели к нам из Оксфорда на должность декана женского факультета, всем студентам было строго запрещено ездить в Нью-Йорк, если целью их поездки не было «культурное обогащение». Оставалось лишь удивляться, сколько было изобретено именно таких «культурных целей» после введения этого правила.

На этот раз Грейс, сестры Сейлор и я обошли преграду, испросив разрешения посмотреть знаменитую французскую актрису Раулен в поставленной на Бродвее «Федре». Поскольку имя Расина значилось в списке рекомендованной литературы по курсу, который вел муж Пенелопы, она была вынуждена дать согласие. Однако потребовала предъявить билеты, что обошлось каждой из нас в два доллара.

Но когда на носу выпускные экзамены, а позади недели зубрежки, два доллара за возможность на несколько часов окунуться в веселую атмосферу вполне пристойной пирушки кажутся сущим пустяком.

— Норма сказала, что уезжает через пять минут. Дорогая, тебе надо посмотреть на нее и ее новый туалет — он годится разве что для кабака.

Элейн повернулась к зеркалу и стала прихорашиваться. Ее особенно волновала коротко подстриженная челка.

— Барахтается в своем романе, — не без злорадства уточнила я. — Снова была спецдоставка.

— Снова?

Элейн повернулась ко мне, ее клоунские брови взметнулись вверх.

— Дорогая, я просто умираю от любопытства. Ну кто, скажите мне, может так сходить с ума по Грейс?!

— Очевидно, тип еще более близорукий, чем она сама, — раздался голос от двери.

Как обычно, Норма Сейлор по-кошачьи неслышно прокралась в комнату и замерла в эффектной позе у двери. Ее до противного безукоризненная фигура была обтянута тафтой цвета пламени, одно плечо украшено букетиком белых орхидей, прелестная головка со светлыми волосами немного откинута назад. Надо отдать ей должное: Норма выглядела потрясающе — этого она и добивалась.

Приблизившись к зеркалу ленивой походкой, Норма отстранила Элейн.

— Ли, милочка, я Задержалась на несколько минут в больнице — навещала Джерри Хау. Его колено почти в полном порядке, и он скоро выпишется. Ему там страшно надоело. Говорил, что очень хочет повидать тебя и что хорошо, если бы ты зашла вместе с Грейс. Почему бы тебе этого не сделать? Вы же старые друзья, вместе росли и все такое...

В зеркале я видела, что она внимательно наблюдает за мной, — как всегда, когда она упоминала имя брата Грейс.

— Карантин снят только сегодня, — не удержалась я. — Вижу, что ты живехонько помчалась туда.

— А зачем мне медлить, милочка? Должна же я была поблагодарить Джерри за эти орхидеи. — Норма ярко-красным ногтем дотронулась до лепестков. — Он хотел еще, чтобы я приколола букет булавкой со значком его землячества. Но я сказала, что она маловата для такого очаровательного букета. Кстати, у тебя не найдется для меня какой-нибудь старой брошки или чего-нибудь в этом роде?

— Почему же ты не воспользовалась другими его булавками, которые хранишь про запас?

Норма знала о моих чувствах к Джерри и с удовольствием напоминала мне, что она всеми правдами и неправдами заставит его пасть к ее ногам. В глубине души я сомневалась, что это ей удастся, хотя и не могла помешать. Для Джерри я была всего лишь девчонкой из его родного города, с которой он вместе вырос. А Джерри был на редкость красивый силач, с умной головой на плечах. Он мог позволить Норме выпрашивать у него орхидеи, даже мог приударить за ней, но я была уверена, что рано или поздно восторжествует его здравый смысл, и Норма получит отставку.

Забыв о старой брошке, Норма продолжала:

— Бедняжка Джерри был страшно разочарован, когда я отказалась взять его значок. Но ты же знаешь, что это означает? А я не хочу ничем себя связывать. Он, конечно, славный парень, но у него ни гроша за душой, а иметь эту отвратительную Грейс в качестве...

Все же у нее хватило порядочности замолчать, когда распахнулась дверь ванной и вышла Грейс. Моя соседка замерла в дверях, зажав в руке свою «спецдоставку».

С присущим ей умением унижать людей, менее привлекательных, чем она сама, Норма заставила чувствительную Грейс возненавидеть ее столь яростно, что это уже граничило с психопатией. Я с удовольствием ждала, когда полетят пух и перья.

И они полетели.

Моя соседка, глядя на Норму своими светлыми глазами, с пугающей яростью отчеканила:

Похоже, Норма была потрясена искренностью этой неожиданной атаки. Даже я не ожидала ничего подобного. Но вообще-то такая реакция была типичной для Грейс. Одной фразой она превратила заурядную ссору во взрыв эмоций такого накала, что это выглядело почти неприлично.

Некоторое время мы стояли, хлопая глазами, потом Элейн поспешно сказала:

— Никакой перебранки, девочки! Поехали, иначе мальчики выпьют без нас все шампанское в «Эмбер-клубе».

Но Грейс не шевельнулась.

— Я не еду в «Эмбер-клуб».

И, обратившись ко мне, добавила слегка дрожащим голосом:

— Ли, будь добра, объясни Стиву, если он заметит мое отсутствие, что я не смогла приехать. Я только что узнала, что мой приятель сегодня вечером будет в Нью-Йорке. Естественно, нам захочется побыть вдвоем.

— Ты имеешь в виду парня, отправляющего тебе письма спецдоставкой?

Казалось, Грейс не слышала.

— Я подумала, Ли, что мы с ним сможем пойти на «Федру». Так что, если билет тебе не нужен, может, ты отдашь его мне?

Я была поражена не меньше Нормы и ее сестрицы, но поспешила ответить:

— Разумеется. — И достала билет из ящика туалетного столика.

— Благодарю.

Грейс обратилась к Элейн:

— Так что вам даже не придется делать крюк: театр «Кембридж» находится как раз напротив клуба.

Когда она вкладывала билеты в свою записную книжку, я обратила внимание на первое из того, что должна была вспомнить позднее, когда все сделанное и сказанное Грейс в тот вечер приобрело особое значение.

Моя соседка всегда была до смешного скромна в косметике, но в этот вечер, прочитав полученное письмо, она переусердствовала с макияжем в ванной комнате: губы были густо намазаны яркой помадой, а щеки пылали отчасти от щедро наложенных румян.

Все еще сжимая в руке письмо, Грейс подошла к зеркалу и неловко прикрепила к своему платью маленькую бриллиантовую брошь, единственную драгоценность, сохранившуюся у нее после банкротства отца. Затем она подошла к шкафу и достала свою вечернюю накидку — жалкую синюю пелерину с облезлой кроличьей опушкой.

Сама не знаю почему, я вдруг почувствовала какой-то ложный пафос происходящего: Грейс, прошлые романы которой никогда не заходили дальше периода «первого знакомства», собирается в театр, где встретится с настоящим поклонником, с этим безвкусным макияжем на лице и в устрашающе старой накидке...

И я в порыве щедрости предложила:

— Если у тебя такое важное свидание, Грейс, почему

бы тебе не надеть мою шубку? Я не собираюсь в ней ехать.

Она неуверенно повернулась ко мне.

— С тех пор как их надежды на громадное состояние в будущем трагически развеялись, Грейс и Джерри боялись принимать какие-бы то ни было «благодеяния» из милости или жалости. Это доходило до абсурда.

-—Ты это серьезно?

— Конечно.

Под насмешливым взглядом Нормы, которая, к счастью, не открывала рта, Грейс облачилась в мое пушистое меховое манто и сунула письмо в его глубокий карман. Затем она с видимым удовольствием потерлась щекой о мягкий воротник, и в этот момент, несмотря на вульгарную помаду на губах, она выглядела даже хорошенькой, правда, похожей на миловидную фарфоровую куклу.

— Спасибо, Ли! Огромное спасибо! Я буду с ним очень осторожна. Обещаю тебе.

Я часто потом задавала себе вопрос: как бы я чувствовала себя тогда, если бы имела хоть малейшее представление о тех фантастических и ужасных событиях, которые произойдут до того, как я снова увижу свою серенькую шубку.

Мы мало разговаривали во время пятидесятикилометровой дороги в Нью-Йорк. Сцена между Нормой и Грейс оставила у всех неприятный осадок. Когда мы добрались до театра «Кембридж», где давали «Федру», Грейс молча вышла из машины и побежала в подъезд. Элейн и я вышли следом за ней, чтобы показаться членам администрации нашего факультета, если таковые там окажутся, а Норма припарковала машину возле «Эмбер-клуба», через дорогу.

— Я отдала бы свой зуб мудрости, только бы посмотреть на автора любовных писем к Грейс, — заявила Элейн. — Как ты считаешь, есть ли у нас шанс его увидеть?

— Ни малейшего, если это зависит от Грейс.

В этот момент Элейн вцепилась мне в руку и округлившимися от страха глазами посмотрела куда-то поверх моего плеча.

— Моя дорогая, мы погорели! — трагически прошептала она. — Пенелопа и Хаднатт. И — небо! — еще Мерсия Перриш и Большой Эппл с ними. Весь факультет изволил прибыть!

Я повернулась и увидела деканшу женского факультета и ее супруга, которые пробирались сквозь густую толпу опаздывающих. За ними шел Гарольд Эппл, наш холостяк, декан мужского факультета, и Мерсия Перриш — самая молодая и любимая преподавательница Вентворта.

Момент был крайне неприятный. Скрыться было невозможно, разве что войти в театр, но я отдала билет Грейс. Нам оставалось только притвориться, будто мы намереваемся пойти на спектакль. Вся четверка надвигалась на нас. Первой шла Пенелопа, высокая и нескладная, в платье из бархата цвета красного вина. Она не была уродливой, но надменное лицо и прилизанные седые волосы делали ее в наших глазах подобием Медузы Горгоны.

— Ну, девушки, вижу вы добрались благополучно, — проговорила она своим неприятным, хорошо поставленным голосом. — А где Норма и Грейс?

В способности деканши помнить имена буквально всех девушек факультета было что-то устрашающее. Я довольно путано объяснила, что мы как раз их ждем. Она кивнула и вошла в театр. За ней — доктор Хаднатт, на физиономии которого играла напряженная улыбка, словно он понимал, что должен нас знать, но не имеет понятия, кто мы такие... Большой Эппл, как все мы его прозвали (его отец был поверенным семейства Хау и моей семьи в Нью-Хэмптоне), пробормотал, что его родной город неплохо представлен, а Мерсия Перриш состроила хитроватую гримаску, как будто призналась нам по секрету, что приехала лицезреть мрачные картины «Федры» больше из чувства долга, нежели в предвкушении удовольствия.

Как только этот квартет скрылся в здании театра, мы с Элейн переглянулись.

— Ты права, — заметила я, — мы погорели. Теперь в антрактах они будут нас искать. Так как я самая старшая из вас, меня обвинят в дурном влиянии на младших. О господи!

— У меня есть одна идея...

Лицо Элейн прояснилось, и я увидела, как она бросилась к театральной кассе и вступила в долгий разговор с кассиром в окошечке.

Откуда-то вынырнула Грейс и торопливо сообщила, что ее приятель скоро присоединится к ней в театре. Теперь в ней еще сильнее чувствовалось нетерпеливое ожидание, и в то же время было ясно, что ей хотелось от нас отделаться.

Тут прибежала Элейн и с торжеством объявила:

— Этот кассир — настоящий ангел. Он назвал мне точное время каждого антракта. Так что Нам только надо будет в это время прибегать из «Эмбер-клуба» и незаметно смешиваться с толпой. Хаднатты не заподозрят обмана, потому что у них места на балконе.

— Хаднатты?

Грейс, до этого момента не обращавшая на Элейн ни малейшего внимания, вдруг повернулась к ней, и ее густо напомаженный рот округлился.

Она замолчала, не закончив фразы, и в ее глазах появилось странное выражение. Затем она пробормотала, что не станет ждать своего приятеля у входа, и скрылась в театре, где уже погас свет.

Элейн посмотрела ей вслед и многозначительно постучала себя пальцем по лбу.

— Совершенно ненормальная. Пошли, дорогая, нам пора чего-нибудь выпить.

Наверное, у меня был очень виноватый вид, потому что именно так я себя и чувствовала. Я вышла следом за ней из вестибюля и поспешила через улицу к веселой красно-белой вывеске «Эмбер-клуба».

Официант проводил нас к большому, украшенному цветами столу рядом с танцплощадкой. Стив Каргерис всегда умел без особого труда заполучить самое лучшее место и обеспечить самое лучшее обслуживание. А в этот вечер он превзошел самого себя. Бутылки шампанского, несомненно самых лучших сортов, красовались в серебряных ведерках со льдом. Экзотическое разнообразие специально приготовленных блюд составляло красивый узор вокруг именинного торта с двадцатью одной свечкой в центре. В мягком, приглушенном свете поблескивала танцплощадка, словно ее специально натирали под личным наблюдением Стива, приглашая к танцам.

А когда поднялся, приветствуя нас, сам Стив, в безукоризненно сидящем на нем клубном пиджаке, было трудно поверить, что он такой же, как и мы все, студент последнего курса Вентворта. И атлетическая фигура Стива, и его мужественный профиль обладали одной особенностью: он всегда и везде был «к месту». Возможно, сказывалось происхождение, ибо он принадлежал к старинному роду Юга. А его отец, губернатор Картерис, как уверяли, вскоре должен был оказаться в Белом доме.

— Я оставил для тебя почетное место, — сказал он — мне с присущей южанам манерой растягивать слова.

Когда он выдвинул для меня стул справа от себя, я со злорадством посмотрела на Норму, однако она, похоже, была довольна своим местом между капитаном футбольной команды Вентворта и президентом Драматического объединения. Элейн уселась возле молчаливого, солидного Николаса Додда, носившего очки с двойными линзами. Он жил в одной комнате со Стивом и был из тех немногих студентов Вентворта, которые предпочитали Элейн ее блестящей сестре.

Пока официанты наполняли наши тарелки и бокалы, я объяснила Стиву, почему не пришла Грейс.

— Очень жаль, — равнодушно бросил Стив, — я хотел устроить сегодня нечто вроде примирения или восстановления добрых отношений с семейством Хау. Но с искалеченным коленом бедняги Джерри...

Он замолчал, его темные глаза вдруг стали серьезными.

— Грейс не выдумала это свидание в театре как предлог, чтобы не приходить сюда?

— Боже упаси, нет! — воскликнула я и рассказала ему все захватывающие подробности, начиная с получения письма спецдоставкой и до того, как в последний момент моя соседка изменила планы. Сообщила ему и о том, что во время антрактов нам придется появляться в театре напротив.

На некоторое время ему пришлось заняться обязанностями хозяина, но мы снова вернулись к этой теме, когда вышли из-за стола, чтобы потанцевать.

— А я предвидел, что Грейс не придет, — заговорил он, легко ведя меня по площадке. — Она считает меня недостойным сукиным сыном... — Теперь его голос звучал не так беспечно, как обычно. — Я часто думал, объяснила ли она тебе, почему у нас с Хау прерваны дипломатические отношения?

Я, конечно, знала, что дружба Грейс со Стивом оборвалась. Знала также и то, что Стив и Джерри, которых до этого называли попугаями-неразлучниками, не живут больше в одной комнате. Но никто не объяснил мне, в чем тут дело, да я и не стремилась узнать. Меня это не трогало. Мне и.сейчас не хотелось слушать его объяснений: я боялась, что придется принять чью-то сторону.

— Грейс меня не одобряет, понимаешь... — начал Стив.

Я тут же прервала его:

— Стив, дорогой, разве может она тебя одобрять? У тебя самая дурная репутация в колледже. Я тоже считаю...

Норма изо всех сил кокетничала с президентом Драматического объединения, стараясь заполучить то ли значок его землячества, то ли ведущую роль в следующем шоу колледжа. Я понимала, что пытаться оторвать ее от намеченной жертвы бесполезно, поэтому мы с Элейн вдвоем отправились поддерживать честь выпускного курса Вентворта.

По дороге к двери я потеряла Элейн, но вскоре она догнала меня на лестнице.

— Дорогая, эта дебелая певичка набросилась на меня и засыпала вопросами о собравшихся. Ей хотелось узнать решительно все про Стива. Пришлось наплести ей всякой ерунды.

— Что ты ей сказала?

— Все, дорогая. О том, что отец Стива будет следующим кандидатом в президенты от республиканцев. Что его семья столь же богата, как Рокфеллеры... — Она проскочила через вращающуюся дверь на улицу. — Ах да, она спрашивала и о тебе. Назвала тебя зеленоглазой аристократкой. Хотела знать, не невеста ли ты Стива.

— Элейн, дорогая, надеюсь, ты сказала, что она ошибается?

Она захихикала.

— Наоборот! Заявила, что сегодня вечером он собирается объявить о своей помолвке, а что Норма — получившая отставку блондинка из его богатого приключениями прошлого.

Элейн стремительно метнулась в сторону, избегая столкновения с полицейским.

— Если Пенелопа заметит, что я вот так спотыкаюсь, то придется объяснить ей, будто на меня подействовала неумирающая страсть Федры.

Мы, наверное, выглядели спасающимися от полицейской облавы, когда мчались через улицу. Но огни и толпа так нас ошарашили, что мы проскочили «Кембридж» и очутились в фойе соседнего театра, где афиша гласила, что Джильберт и Салливан Репертори представляют новую пьесу «Воке и Кокс» в стиле модерн.

Мне с трудом удалось втолковать Элейн, что мы перепутали театральные подъезды, а к тому времени, когда мы попали в «Кембридж», зрители уже начали расходиться по своим местам.

Мы сразу же наткнулись на Мерсию Перриш. Мне совсем не хотелось ломать перед ней комедию, ибо все мы ее искренне любили и до сих пор удивлялись, как доктор Хаднатт мог жениться на холодной, некрасивой деканше, когда вполне мог заполучить Мерсию. В белом атласном платье, с темными волосами, зачесанными назад и открывающими высокий лоб, прима английского отделения выглядела спокойной и очаровательной, как нарцисс. Но когда она подошла к нам, я была поражена, увидев незнакомый решительный блеск в ее глазах.

— Где Грейс Хау? — спросила Мерсия Перриш.

— Наверное, она уже в зрительном зале, — слишком поспешно и услужливо ответила Элейн. — Хотите, мы ее отыщем?

Та поджала губы.

— Да, мне надо с ней поговорить. Это крайне важно.

Пока я пыталась сообразить, для чего Мерсии Перриш понадобилась моя соседка, Элейн схватила меня за руку и потащила сквозь толпу. Наконец в дальнем уголке мелькнуло розовое атласное платье Грейс. Рядом с ней, спиной к нам, стоял высокий брюнет.

— Наконец-то мы увидим ее таинственного приятеля! — прошептала Элейн, нетерпеливо проталкиваясь к ним. Но когда брюнет обернулся, Элейн замерла на месте, а потом потрясенно сообщила:

— Это вовсе не приятель Грейс — это Хаднатт!

Не предупредив меня, она мгновенно двинулась в противоположном направлении.

Ни моя соседка, ни Хаднатт определенно не замечали меня. Грейс стояла у стены, прижав руки к бедрам, а профессор французской литературы, немного сутулый, в вечернем костюме, придвинулся вплотную к ней. Я видела лишь его профиль, искаженные черты лица — он казался карикатурой на самого себя.

Меня поразило, что они уединились, но еще больше — услышанная мной фраза:

— Очень сожалею, но вы совершенно не так истолковали мои слова, сказанные вам сегодня в каменоломне. Это досадная ошибка. Неужели вы не понимаете, что бессмысленно уничтожать свой шанс на счастье...

Потрясенная, я непроизвольно вскрикнула, и Хаднатт моментально обернулся. Он не сразу овладел собой, и какие-то доли секунды на лице его, как в зеркале, отражалось смятение. Я увидела, что небольшой шрам на левом виске, обычно незаметный, теперь четко проступил на белой коже.

Затем он сделал бесплодную попытку улыбнуться и удалился, даже не взглянув на Грейс.

Зато я смотрела на нее. И выражения ее глаз никогда не забуду: неестественно блестящие над розовыми щеками и слишком красными губами, они казались одновременно и ликующими, и злобными. Да и лицо Грейс потрясло меня: теперь она совсем не была похожа на ту девушку, с которой я вместе жила, считая, что прекрасно ее знаю.

— Ох, Грейс, — пробормотала я, — скажи, пожалуйста, что с тобой стряслось?

Ничего не ответив, подавляя рыдания, она прошла мимо меня и исчезла в толпе, которая двинулась в зал к началу второго акта.

Зная Грейс, я не удивилась, хотя услышанное мною говорило о куда большей близости между ними, чем я могла предположить.

Вероятно, этот эпизод озадачил и Элейн, так как по возвращении в «Эмбер-клуб» она сказала:

— Похоже, Грейс провалилась со своей корреспонденцией. Но, черт побери, о чем она толковала с Хаднаттом?

— Да о спектакле, — ответила я.

До сих пор не знаю, какой инстинкт подсказал мне утаить увиденную сцену. Позднее это оказалось одной из самых трагических моих ошибок, которые я допустила во всей этой истории.

— Элейн, наверное, сошла с ума, — заметил он. — Неужели она находит остроумным рассказывать этой дешевой соблазнительнице про моего отца и уверять, что мы с тобой помолвлены?

Меня удивил его гнев и обидело последнее замечание.

— Тебе не следует так громко возмущаться, — заявила я. — Ты вовсе не унизил бы фамилию Картерис, женившись на мне!

Стив вспыхнул.

— Я совсем не это имел в виду, Ли! Ты прекрасно знаешь, что я никогда бы...

— Хватит, глупый!

— Ли, мне страшно жаль, но я должен немедленно уйти.

Я испугалась.

— Стив, случилось что-то страшное?

— Что-то страшное произойдет, если я сейчас же отсюда не уйду. Ты сумеешь объяснить мое отсутствие другим?

Мне показалось безумием, что Стив, образец вежливости и воспитанности, может, не простившись, бросить своих гостей.

Без всякого основания я связала это с Грейс. И, не удержавшись, спросила:

— Скажи, не имеет ли это отношения к Грейс?

— К Грейс Хау? Боже праведный, почему ты это предположила?

Я...

— Послушай, Ли, можешь ли ты оказать мне две услуги? Во-первых, не задавай никаких вопросов. Второе, Христа ради, не обсуждай этого с Грейс. От этой девицы у меня и без того уже уйма неприятностей. — Он замолчал, потом добавил с несвойственным ему злым смешком: — В один прекрасный день Грейс Хау дождется того, что ее задушат.

Не успела я ничего сказать, как он повернулся и стал пробираться между танцующими.

По-моему, мои извинения перед гостями за его неожиданный уход прозвучали неубедительно, но в общем известие было воспринято достаточно благодушно. Меня только спросили, не связаны ли затруднения Стива снова с какой-то женщиной, а если да, то как ее зовут. Короче говоря, кажется, только меня одну огорчило дезертирство нашего хозяина. Это же день рождения Стива, думала я, и без него будет скучно. А я с таким нетерпением ждала этого вечера! Так что я даже была рада, когда пришло время снова идти в «Кембридж» — начинался второй антракт. Элейн, добавившая еще бокал шампанского, была не в состоянии сопровождать меня, поэтому я отправилась одна. Г олова моя была занята мыслями о Грейс, и я нетерпеливо разыскивала ее в толпе.

Меня ожидал величайший сюрприз из всех, какими столь богат был этот вечер. Хоть я и представляла себе загадочное свидание своей соседки в десятках вариантов, самые фантастические мои предположения были далеки от истины. Мужчина, рядом с которым стояла Грейс, оказался морским офицером, в полной форме, с блестящими пуговицами и галунами.

Грейс заметила меня и поманила пальцем. Ее настроение после немыслимой сцены с доктором Хаднаттом совершенно изменилось. Она выглядела веселой и возбужденной, а в голосе звучали нотки торжества, когда она взяла морского офицера под руку и представила меня:

— Дэвид, это Ли Ловеринг, моя соседка по комнате. Вы уже слышали о ней.

Моряк улыбнулся, показав прекрасные зубы, и я не без зависти обратила внимание на его волосы, отливавшие золотом: этот оттенок так подошел бы к моим зеленым глазам!

Лет тридцати с небольшим, довольно красивый, но было в этой красоте что-то декоративное. Даже в первые минуты знакомства, когда этот человек еще не приобрел рокового значения в жизни всех нас, я подумала, что его прекрасные волосы были слишком длинны, а черты лица — слишком правильны. Кроме того, этот душка-моряк казался совершенно неподходящей парой для Грейс и был абсолютно неуместен в суперинтеллигентной толпе, явившейся смотреть классическую трагедию.

Очевидно, он и сам это чувствовал. Грейс возбужденно болтала, он же едва ли произнес пару слов и даже не потрудился скрыть облегчение, когда пришло время проводить ее в зал на последний акт.

Когда я вернулась в «Эмбер-клуб», оказалось, что компания совсем распалась. Элейн исчезла с Николасом Доддом, Норма изощрялась в танце с парнем слащавого вида с другого столика. Молодые люди уединились в мужской компании и, судя по всему, обменивались анекдотами, не предназначенными для слуха воспитанных девушек. Об этом свидетельствовали взрывы хохота.

Я имела все основания считать этот день из ряда вон выходящим. К счастью, к тому времени, когда должна была закончиться «Федра», вновь появилась Элейн. Она казалась не просто бледной, а зеленой и громко заявила о желании немедленно отправиться домой. Я поручила ей найти Норму, а сама побежала за Грейс в «Кембридж» и попала туда как раз в тот момент, когда из зала вышли преподаватели и студенты нашего факультета. Я облачилась в свою накидку, чтобы довести фарс до конца.

Они уже скрылись за дверями, когда я увидела Грейс, проталкивающуюся сквозь толпу. Она шла одна, беспокойно оглядываясь по сторонам, в моей меховой шубке, наброшенной на плечи. Я окликнула ее, и Грейс поспешила ко мне.

— Пошли, Грейс, — сказала я. — Элейн и Норма ждут у машины.

Она отрицательно покачала головой и затараторила:

— Я не поеду с ними, Ли. Дэвид отвезет меня домой. Но я прошу тебя об одолжении.

Она открыла сумочку и достала из нее три запечатанных конверта.

— Будь добра, отправь их в Вентворте — я хочу, чтобы их получили как можно скорее. А я могу задержаться.

Я успела взглянуть на верхний конверт, надписанный характерным почерком Грейс, со множеством завитков и наклоном влево. Он был адресован Джерри в больницу.

Затем Грейс внезапно вырвала у меня из руки конверты и снова сунула их в сумочку.

— Хотя нет, лучше, если я...

Она не договорила, на лице ее промелькнула возбужденная улыбка.

— Ли, я сегодня счастлива, так безумно счастлива и хочу сказать тебе кое-что, чего не говорила раньше. Насчет тебя и Джерри.

Я смутилась. За все годы, что мы с Грейс знали друг друга, она ни разу не заговорила о моих чувствах к ее брату.

— Ты не должна переживать из-за того, что Норма выпросила у него значок его землячества или еще что-нибудь, Ли. Он сейчас, возможно, воображает, что сходит по ней с ума, но в действительности ему нравишься только ты. Он всегда тебя любил. — Она схватила меня за руку. — Я решила ему показать, насколько Норма испорчена. Она насмехается надо мной, но пожалеет об этом, как и некоторые другие в Вентворте.

В начале этой примечательной речи я чувствовала нечто вроде благодарности к Грейс, потом сообразила, что ее слова были, скорее, порождены неприязнью к Норме, нежели добрыми чувствами ко мне.

— Да, Ли, — истерично засмеялась Грейс, — все, кто заставил меня их ненавидеть, пожалеют об этом. — Она притянула меня к себе и в порыве симпатий поцеловала в щеку. Ну, мне надо спешить — Дэвид дожидается. Наверное, ты уже будешь досматривать третий сон, когда я вернусь домой.

Она сбежала на улицу по широким ступенькам театрального подъезда. Я еще раз увидела фигуру рыжего моряка (он был без фуражки), нетерпеливо переступающего с ноги на ногу у края тротуара. Видела, как Грейс просунула ему руку под локоть. Она казалась очень маленькой и хрупкой рядом с этой высокой и солидной фигурой в форме.

Думаю, именно в это мгновение я впервые почувствовала какую-то потенциальную угрозу, таившуюся в ее изящной фигурке. Грейс, выглядевшая до этого вечера бледной и незначительной, каким-то образом мгновенно ворвалась в жизнь многих из нас. Я вспомнила встревоженное лицо Мерсии, когда она заявила, что должна поговорить с Грейс, и выражение откровенного ужаса в глазах Роберта Хаднатта, когда он смотрел на Грейс в фойе театра. Подумала я и о Стиве, о его угрюмой гримасе и плотно сжатых губах, когда он просил меня не говорить Грейс о его уходе из клуба.

Все непонятное, испортившее веселый вечер, казалось теперь связанным с Грейс.

Уходя с морским офицером, она обернулась, помахала мне рукой и крикнула:

— Доброй ночи, Ли!

Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что в этих словах было что-то прощальное. Потому что после этого я уже не видела бедную Грейс Хау в живых.

Кажется, было около половины второго ночи, когда мы поставили темно-серый «седан» Сейлоров в гараж колледжа и пошли назад к Пигот-холлу. Все мы чувствовали себя скверно после вечеринки, даже Норма выглядела вялой и унылой, так же как и белые орхидеи на ее плече. Я чувствовала себя опустошенной и была не в состоянии думать о событиях этого злополучного вечера.

И все же я не могла выбросить из головы слова Грейс о том, что Джерри любит меня. Я была очень счастлива и быстро заснула. И если бы не моя спартанская привычка спать с открытым окном, проспала бы до самого утра и не видела тех троих, кто позднее втянул меня в события, очень важные для многих. Но мое окно было распахнуто, и капли холодного дождя, брызгавшие прямо в лицо, разбудили меня среди ночи.

Я проснулась лишь наполовину и не посмотрела, вернулась ли Грейс, а просто встала с постели, чтобы закрыть окно. Пока я возилась со шпингалетом, мое внимание привлек шум мотора. Затем сноп света залил двор, и появилась машина, которая неслась от колледжа с такой скоростью, словно за ней гнались все силы ада. Я видела ее обтекаемый корпус не более секунды, но сразу узнала его: это был желтый «седан» Пенелопы Хаднатт.

Если бы я знала, какие события нам предстоит пережить, то обратила бы большее внимание на эту машину. Но в тот момент, окончательно не проснувшись, я просто удивилась, куда это наша непогрешимая деканша женского факультета так поздно направилась. Потом снова нырнула в постель.

Не успела я заснуть, как сквозь дремоту услышала, что тихонечко скрипнула открываемая кем-то дверь. Наконец-то вернулась Грейс, подумала я, давно пора.

Шаги по ковру приближались ко мне. Я удивилась, что все это Грейс проделывает так тихо, ибо она, подобно большинству близоруких людей, обычно спотыкалась и наталкивалась на мебель. Шаги затихли у моей кровати, и я почувствовала, как кто-то склонился надо мной, — совсем как во сне. Потом шаги заскользили к кровати Грейс. Я ждала знакомого звука, с которым моя соседка всегда натягивала на себя одеяло, но так и не услышала его. «Странно», — сонно подумала я.

Потом мои мысли прервались, потому что снова послышались шаги, еще более осторожные: кто-то крался к двери. Не знаю, почему меня это напугало. В конце концов, Грейс могла забыть запереть дверь, да было и еще множество простых объяснений. Но мне, в моем дремотном состоянии, это показалось очень страшным.

Я села на кровати, вглядываясь в темноту, и увидела неясные очертания человека у самой двери.

Я думала, что это опять желтый «седан» деканши, но ошиблась. Свет под портиком позволил мне разглядеть блестящий от дождя зеленый корпус, и я опять сразу узнала машину: двухместный закрытый автомобиль с откидным верхом Мерсии Перриш. А желтая машина еще не вернулась!

Я докурила сигарету, погасила окурок, вернулась в постель и, как ни странно, заснула.

— Его подсунули под дверь больницы, а медсестра утром принесла мне. Если бы Грейс решилась сбежать, она бы наверняка написала об этом. Понимаешь? — На его щеках проступили пятна. — Чертовски странное письмо. Я не собирался его никому показывать, но мне хотелось бы, чтобы ты его прочла. Может быть, кое-что ты сумеешь объяснить.

Он вытащил из-под подушки конверт и подал его мне. Я вынула из него тетрадный листок, на котором было написано:

«Джерри, дорогой!

Ты знаешь, как трудно даются мне разговоры на некоторые темы. Поэтому я пишу тебе письмо. А это важно, очень важно. Мне нужно предостеречь тебя от Нормы Сейлор. Она испорчена до мозга костей. Она всегда старается унизить меня, потому что презирает. Тебя она не любит и вообще не в состоянии никого любить, кроме себя. Она сделает тебя страшно несчастным, если ты ей это позволишь. Поэтому, пожалуйста, не влюбляйся в нее! Я всегда мечтала для тебя о самой лучшей девушке, Норма же — самая худшая! Это меня безумно мучает. Понимаешь, мне известно, как ужасно любить того, кто не любит тебя, — я бы не перенесла этого. Прости меня за то, что я тебе все это написала.

Я вложила письмо в конверт и вернула Джерри.

— Ты что-нибудь поняла из этого?

Мысленно я представила себе Грейс, какой видела ее накануне вечером, вспомнила ее слова: «Я хочу заставить Джерри понять, насколько испорчена Норма... Все они еще пожалеют, что вызвали у меня такую ненависть к себе...»

— По крайней мере, ожидала этого, — ответила я. — Видишь ли, сначала Грейс попросила меня отправить тебе письмо.

И я рассказала, как Грейс вынула из сумочки три конверта, а потом убрала их обратно. Немного подумав, я решила, что обязана сообщить ему мнение сестры о Норме.

Его лицо еще сильнее покраснело.

Меня совершенно не волнует, что она наплела про Норму, — проворчал он. — Грейс была помешана на этой теме. Я не маленький и не нуждаюсь в няньках. Но меня больше всего удивляет, почему, черт возьми, письмо было доставлено среди ночи? Кому она поручила доставить это письмо? И почему она не рассказала мне про этого морского офицера и обо всем остальном? Ли, ты ведь не думаешь, что случилось что-то дурное? Действительно дурное?

Его глаза были прикованы к моему лицу: ему хотелось, чтобы я успокоила его. Я чувствовала его близость, теплоту его тела. Мы словно вернулись к тем незабываемым дням до Вентворта, когда еще не потеряли друг друга в круговороте новых лиц и переживаний.

Я ответила — по своей привычке надеяться на лучшее:

— Думаю, все будет в порядке.

Но на самом деле такой уверенности я не чувствовала.

— Джерри, как ты считаешь, должна ли я рассказать про Грейс деканше?

Он кивнул.

— Да, Ли, скажи ей сразу же. Мы...

Он не договорил, отпустил мою руку и посмотрел поверх моего плеча на входную дверь.

— Хелло, Норма!

Я резко повернулась. Норма Сейлор небрежной походкой приближалась к кровати, стройная и гибкая, в плотно облегающем спортивном костюме. На ее потрясающих волосах каким-то чудом держалась маленькая зеленая шапочка.

— Хелло, дорогой!

Голос был вкрадчивым, собственническим.

— У меня нет занятий до двенадцати, и я улизнула в парикмахерскую. По дороге решила занести тебе последний номер нашей газеты.

Она откуда-то достала «Вентворт Кларион» и бросила его желтые листки на постель. Только тут она соизволила заметить мое присутствие.

— Как приятно, что ты послушалась меня и пришла навестить Джерри.

После этого она вообще перестала меня замечать.

Когда я выходила из палаты, то с удовлетворением подумала, что глаза Джерри не отрывались от меня и что Норма это видела.

Визит в больницу только усилил мое беспокойство. Грейс ничего не рассказала Джерри про морского офицера, даже не намекнула о возможности своего бегства и исчезла, не вернув мою шубку. Чем больше я об этом думала, тем меньше мне нравилась вырисовывающаяся картина.

Я больше не видела Пенелопы: ее лицо расплылось в призрачное небольшое пятно на фоне пятна больших размеров, в которое превратилась комната.

— Как тебе известно, Ли, кроме брата, у Грейс нет близких родственников, а доктор Баркер заявил, что в настоящее время Джеральда Хау нельзя взять из больницы. Ты не обязана соглашаться — могу поехать я сама или еще кто-то с факультета. Но поскольку вчера вечером ты была вместе с Грейс, к тому же ты ее соседка по комнате и ближайшая подруга...

— Я поеду.

Я проговорила это не своим голосом, потом медленно повернулась к лейтенанту.

— Почему вы думаете, что это Грейс?

— Как была ваша подруга одета вчера вечером?

— Розовое атласное платье и светло-серая меховая шубка.

— И маленькая бриллиантовая брошь?

— Эта девушка утонула?

Лейтенант Трент украдкой взглянул на деканшу, потом повернулся и внимательно посмотрел на меня, совсем как врач, сомневающийся в выносливости пациента.

— Какая разница, услышит ли она об этом сейчас или позднее? — заметил он. — Нет, эта девушка не утонула. Ее убили сильным ударом по голове.

— Значит, это не может быть самоубийством?

— Вряд ли, мисс Ловеринг. Скорее всего, это преднамеренное убийство.

— После смерти отца Грейс лежала в больнице с нервным заболеванием, — продолжала я, — и пропустила целый семестр в Вентворте. Вернулась она из больницы совершенно другой.

— Как «другой», что вы имеете в виду?

— Она больше, чем раньше, интересовалась мужчинами, ее тянуло к разного рода удовольствиям — как будто она поняла, что многое упустила, и отчаянно старалась наверстать упущенное.

— А что это были за мужчины?

Я осторожно описала роман Грейс со Стивом Картерисом, ее обожание Роберта Хаднатта и недавнюю переписку, кульминационным моментом которой стало вчерашнее появление рыжего моряка.

Лейтенант осторожно подготавливал меня к предстоящему.

— Ее тело в морге, мисс Ловеринг. В 2.15 состоится предварительное дознание. Но в первую очередь мы с вашей помощью должны произвести опознание.

Его серые глаза смотрели сочувственно, когда он помогал мне выйти из машины.

— Мужайтесь, все скоро закончится.

Мы вошли в здание морга. В нос ударил неприятный, сладковатый запах. Кто-то сказал:

— Одежда та же, что была на ней, когда ее нашли.

На мгновение меня охватил панический ужас, но я сумела взять себя в руки. Передо мной на мраморном столе лежала девушка, в которой я сразу же узнала Г рейс.

Мертвая, она выглядела так же, как когда-то в Нью- Хэмптоне.

Мой взгляд скользнул по розовому атласному платью, мокрому и грязному, я заметила и розовые атласные туфельки, и бриллиантовую брошку. Не было только моей пушистой шубки. На нее был наброшен ярко-красный непромокаемый плащ, по тону совсем не подходивший к платью. Ни у Грейс, ни у кого из моих знакомых девушек такого плаща не было.

— Это Грейс Хау, не правда ли? — осторожно спросил лейтенант. — Только не то пальто?

Я кивнула, не в силах что-либо произнести. Трент взял меня за руку и вывел из комнаты.

— Умница, — похвалил он меня, когда мы сели в ожидавшую нас машину. — Сейчас можете ничего не говорить: дознание еще впереди. Мне придется вас оставить — необходимо сделать несколько телефонных звонков.

Кто-то встал и сообщил, что сегодня рано утром тело Грейс нашли два мальчика, игравших под мостом через реку, на окраине Грейвилла.

Затем из сообщения патологоанатома, изобилующего латинскими терминами, я поняла, что Грейс была убита где-то между двумя и пятью часами утра и умерла примерно за полчаса до того, как ее тело было брошено в реку. Очевидно, что сама она не могла нанести себе такую травму ударом по затылку, как и прыгнуть с Грейвиллского моста. Поэтому самоубийство исключалось. Множество мелких ссадин и кровоподтеков на теле указывали на то, что Грейс оказалась жертвой наезда автомобиля, однако травма головы не могла быть вызвана ударом о какую-либо часть машины.

Потом наступила моя очередь. Коронер подозвал меня к своему столу и попросил формально подтвердить опознание.

— Да, — заявила я, — это моя соседка по комнате, Грейс Хау.

После этого он задал мне ряд вопросов о Грейс. Были ли у нее враги? Кто был морской офицер? Вернули ли мне меховую шубку? Я старалась отвечать как можно точнее, а он продолжал спрашивать: сколько стоила эта шубка, сколько денег могло быть с собой у Грейс в сумочке, которую они так и не нашли? Думаю, он старался установить, не было ли мотивом преступления ограбление.

— Единственная ценная вещь, какая была на Грейс, — это ее бриллиантовая брошка. Вероятно, она стоит больше, чем моя шубка.

В конце концов они пришли к выводу: смерть от руки неизвестного или нескольких лиц.

Дознание было отложено до установления, в каком полицейском округе было совершено преступление.

Наконец все кончилось. Мы с лейтенантом Трентом поспешно вышли из этого темного, мрачного здания. Как ни странно — на улице сияло солнце.

В Вентворт мы вернулись уже в пятом часу. Занятия закончились, и двор, обычно тихий и спокойный в это время, был заполнен возбужденными группами студентов.

Лейтенант проехал через кампус к старому каменному дому, где жили Хаднатты. Мы вышли из машины.

— Вам лучше тоже зайти, — сказал он мне.

Горничная провела нас в продолговатую, красиво обставленную гостиную, где на низком столе был сервирован чай. Пенелопа Хаднатт с царственным видом сидела возле начищенного до блеска серебряного чайника, рядом с ней стояла Мерсия Перриш с сигаретой во рту, опираясь рукой на каминную полку.

Увидев нас, Пенелопа встала и шагнула навстречу.

— Ну что?

— К несчастью, эта девушка — Грейс Хау, — осторожно начал лейтенант.

Ошеломленная Пенелопа промолчала. Мерсия подошла к ней и успокаивающе положила ладонь на ее руку, потом взглянула в лицо Тренту.

— Полагаю, вы зададите нам кое-какие вопросы? Доктор Хаднатт и декан мужского отделения наверху, в кабинете. Мне их позвать?

— Будьте столь добры, мисс Перриш.

Ободряюще улыбнувшись Пенелопе, Мерсия торопливо вышла из комнаты и вскоре вернулась в сопровождении доктора Хаднатта, казавшегося почти тенью рядом с атлетически сложенным Гарольдом Эпплом, который тотчас плюхнулся в кресло. Хаднатт подошел к окну.

Комната с нарядным столом и высокими вазами с желтыми и белыми тюльпанами казалась удивительно мирной. И однако даже я чувствовала пугающую острую проницательность лейтенанта, которую он искусно скрывал под маской вежливости.

Он достал записную книжку и вкрадчиво произнес:

— Для начала я бы хотел, чтобы мисс Ловеринг как можно точнее сообщила все, что ей известно о действиях и поведении Грейс Хау вчера вечером.

Он не стал помогать мне вопросами, а просто сидел и слушал мой довольно сбивчивый рассказ, начиная с прибытия злополучного заказного письма.

Разумеется, все о вечеринке Стива в «Эмбер-клубе» выплыло наружу. В другое время не миновать бы всем нам головомойки, однако миссис Хаднатт сейчас не интересовала наша глупая эскапада.

Для меня было сущим мучением рассказывать все это пятерым людям, слушавшим меня в напряженном молчании. Наверное, я особенно нервничала из-за того, что не знала, как подойти к описанию первого антракта в театре, где я стала свидетельницей непонятной сцены между Грейс и доктором Хаднаттом.

Я пробормотала:

— Когда подошло время первого антракта, мы с Элейн побежали в театр. Мы...

— Вы видели Г рейс? — впервые прервал меня лейтенант Трент.

— Да, видела.

— И она была одна?

Я чувствовала на себе не только взгляд доктора Хаднатта — за мной наблюдали также Мерсия и Пенелопа. Они страшно нервничали, будто опасались, что я метну ручную гранату.

— Нет, — ответила я. — Она была с доктором Хаднаттом. — И, сделав небольшую паузу, добавила: — Они говорили о пьесе.

Сама не знаю, почему я солгала. Возможно, потому, что инстинктивно встала на защиту знакомых мне людей от безликой силы закона. И сразу атмосфера разрядилась.

Может, лейтенант что-то заметил, но промолчал и стал внимательно слушать о том, как странно познакомила меня Грейс с Дэвидом, как она хотела передать мне три письма, но передумала, и о ее окончательном исчезновении вместе с морским офицером.

— Не могли бы вы нам сказать, кому были адресованы эти письма, мисс Ловеринг? — невозмутимо спросил Трент.

— Я видела только самое верхнее — оно было адресовано ее брату. И он его получил: письмо прибыло в больницу ночью.

— Благодарю вас, мисс Ловеринг.

Несмотря на некоторые противоречия, например исчезновение шубки, обнаружение тела так далеко от Нью-Йорка и Вентворта и история с этими письмами, дело кажется довольно ясным, не так ли?

Вопрос был обращен ко всем присутствующим, но мне показалось, что лейтенант подбросил нам крючок с наживкой.

Его заглотила Пенелопа Хаднатт.

— Совершенно верно, — согласилась она. — Не могу не выразить своего сожаления по поводу того, что не обратила внимания на эти слишком частые заказные письма... Грейс была трудной девушкой — она уже давно вызывала у меня тревогу. Если бы я только знала, что она все это тщательно скрывает...

— Так вот как вы на это смотрите, миссис Хаднатт? — задумчиво произнес детектив. Пылкая любовная интрига, письма, возможно, тайные свидания с каким-то морским офицером, недозволенная привязанность друг к другу, которую следовало пресечь в корне? Иными словами, вы предполагаете, что Грейс убил моряк?

Пенелопа вспыхнула:

— Разумеется, в данный момент у меня и в мыслях нет кого-то обвинять. Но этот человек должен был отвезти ее в колледж. Она не вернулась, а он до сих пор не появился. Я считаю, что полиция должна найти его.

— Я тоже. И поэтому звонил из Грейвилла в управление. — там уже занялись его поисками. Вчера в Нью-Йорке не могло быть одновременно так уж много рыжих морских офицеров.

Потом уже другим тоном он обратился ко мне:

— Скажите, мисс Ловеринг, ваша приятельница хранила письма, присланные спецдоставкой?

— Нет. По-моему, она уничтожала их, как только прочитывала... Впрочем, последнее, которое пришло вчера вечером, она сунула в карман шубки, одолженной у меня.

— Той, которая бесследно исчезла...

Трент обратился к преподавателям, застывшим в напряженных позах:

— А что скажут остальные? Вы все были в театре вчера вечером. Не можете ли что-либо добавить?

Пенелопа заявила ровным голосом:

— Я не видела ни Грейс, ни этого моряка, поскольку не вставала с места, гак как неважно себя чувствовала. Я и поехала-то в театр только по просьбе мужа, который очень хотел, чтобы я посмотрела игру этой актрисы.

— А я видела Грейс несколько раз, — заговорила Мерсия, вновь подойдя к камину, — Наши места были в первом ряду балкона, и я время от времени смотрела вниз. Возможно, вам интересно будет узнать, что первые два акта Грейс сидела одна. Я почти уверена, что морской офицер появился лишь перед началом третьего.

— Почему вы проявили такой повышенный интерес к мисс Хау? — бесстрастно осведомился лейтенант.

Мерсия вспыхнула.

— Вполне естественно, что я заметила ее, потому что среди массы незнакомых зрителей в театре она была мне знакома. И потом, она — студентка нашего колледжа, и меня удивило, что не было других девушек...

— Понятно, не волнуйтесь, мисс Перриш.

Трент заглянул в записную книжку, потом посмотрел на декана мужского факультета.

— Вы видели Грейс, мистер Эппл?

Розовые щеки Большого Эппла вспыхнули.

— Нет, я вообще не видел мисс Хау в театре. — Откашлявшись, он обеспокоенно оглянулся на Хаднатта. — Правда, мы с доктором Хаднаттом вчера встретили девушку при довольно странных обстоятельствах. Но думаю, об этом он расскажет лучше меня.

Я заметила, как Мерсия Перриш невольно сжала кулаки. Трент тоже это заметил, но его голос оставался бесстрастным.

— Итак, доктор Хаднатт?

Но тот, выжав подобие улыбки, заявил, что Эппл лучше опишет инцидент.

— Ну что же, — пожал декан плечами. — Мы с Хаднаттом — члены строительной комиссии колледжа по сооружению новой лаборатории. Нам обоим пришло в голову, что можно сэкономить деньги, использовав для этой цели старую каменоломню, находящуюся примерно в полутора километрах от Нью-Йоркского шоссе. Вчера после ленча я прогуливался в этом направлении и встретился с Хаднаттом. Он только что побывал там, чтобы осмотреть место. Я решил воспользоваться случаем, чтобы принять окончательное решение, и попросил Хаднатта вернуться туда вместе со мной. Вот тогда-то мы и увидели мисс Хау. Она сидела на груде камней в карьере. Настроение у нее было странное: она горько плакала. Очевидно, она ранее разговаривала с Хаднаттом, и он...

— Полагаю, лейтенант Трент получит более точное представление, если дальше продолжу рассказ я, — вмешался Хаднатт с плохо завуалированным сарказмом. — Декан Эппл нарисовал душераздирающую картину, но по сути дела он прав. Грейс Хау действительно плакала, и в известной мере — причиной ее слез был я.

— Должен ли я из этого заключить, что в карьере у вас было свидание с мисс Хау? — спросил Трент с угрожающим спокойствием, которое впечатляло больше, чем любой окрик.

— Ни в коем случае. Когда я хочу поговорить с кем-либо из моих студентов, то делаю это в своем кабинете. Мисс Хау поехала вслед за мной в каменоломню по собственной инициативе. Я могу только предполагать, что близость выпускных экзаменов сделала ее немного неуравновешенной, поскольку то, что она мне наговорила, можно объяснить только нервами.

Я обратила внимание на то, что, говоря все это, он неотрывно смотрел на жену.

— Она захватила с собой две последних своих работы, за которые получила тройку. Одно время эта студентка подавала большие надежды, но постепенно сдала свои позиции. Она хотела поговорить со мной об этих работах и потребовала объяснить, почему я поставил ей такие низкие отметки, да еще и обвинила меня в предвзятом к ней отношении.

Я постарался ее убедить, что работы были выполнены весьма посредственно, и посоветовал усиленно готовиться к экзаменам. А когда понял, что мое присутствие ее явно раздражает и только вызывает истерику, я уехал. — Он помолчал и добавил: — Вот почему она плакала, когда мы с деканом Эпплом приехали туда.

И тут Трент задал неожиданный вопрос:

— Знала ли Грейс Хау, что вы собираетесь вечером в театр?

— Возможно, я упомянул об этом, но точно не помню.

— Но вы с ней беседовали во время первого антракта?

Все присутствующие замерли. Вряд ли это ускользнуло от внимания лейтенанта.

Да, — удивительно спокойно ответил Хаднатт, — я с ней разговаривал.

— И она продолжила сцену, начатую в каменоломне?

Нет... Как сказала мисс Ловеринг, мы говорили о пьесе. Кажется, она попросила меня перевести какие-то стихи на английский.

Он солгал: я не только расслышала, но и запомнила его слова.

— Какие именно, доктор Хаднатт?

— Прошу прощения, но я не помню. Мне кажется, мисс Ловеринг слышала наш разговор. Может быть, она вспомнит.

Хаднатт, разумеется, понимал: я знаю, что это ложь, но на всякий случай, в такой вот странной форме, просил его поддержать. Не легкое же дело вспомнить что-то из «Федры»! Но все же у меня в мозгу всплыла одна знаменитая строчка, которую я и выпалила отнюдь не на безукоризненном французском языке. Произнося ее, я сообразила, что при переводе мне не избежать слова «кворри», имеющего два значения: «каменоломня» и «добыча, преследуемая жертва».

Лицо Хаднатта моментально просветлело. Лейтенант наблюдал за нами обоими.

— Надеюсь, мисс Ловеринг, вы сжалитесь над невежественным полицейским и переведете это на английский?

Я была уверена, что он знает перевод, однако пробормотала:

— Венера, вцепившаяся, как мрачная смерть, в свою жертву.

И была поражена изменившимся выражением лица доктора Хаднатта, когда он услышал эти слова. Улыбка исчезла, лицо было не просто напряжено — он казался измученным, выжатым как лимон.

Я совершенно ничего не понимала.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я почти физически чувствовала, что Роберта, Пенелопу и Мерсию мучает общая тревога.

И повернулась к лейтенанту. Заметил ли он? Конечно заметил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, его губы кривились: то ли улыбка, то ли усмешка. Я была уверена, что лейтенант достиг какой-то заранее запланированной цели.

Молчание казалось невыносимым. Лишь через несколько секунд, медленно, даже с какой-то ленцой, Трент поднялся на ноги.

Насмешливо прищурившись, он поочередно посмотрел на Роберта, Пенелопу, Мерсию и, наконец, на Большого Эппла.

— Благодарю вас. Огромное спасибо. Вы все мне очень помогли.

Неожиданно лейтенант Трент превратился в самого обычного респектабельного офицера. Он повернулся к Эпплу:

— Как мне сообщили, ваш отец — поверенный семейства Хау, не так ли? Я буду вам крайне признателен, если вы просветите меня относительно финансового положения этой семьи.

Большой Эппл растерялся:

— Боюсь, я практически ничего об этом не знаю.

— Но возможно, вы все же сумеете мне помочь. Не разрешит ли доктор Хаднатт перейти в его кабинет?

Хаднатт пробормотал «конечно», и Трент в сопровождении смущенного Большого Эппла вышел из комнаты. Тотчас Пенелопа «вспомнила», что ей нужно поговорить с ректором, и выскочила в другую дверь.

Несколько минут мы сидели втроем в полном молчании, стараясь не смотреть друг на друга. Затем Мерсия бросила красноречивый взгляд на Хаднатта и вопросительно подняла брови. Тот кивнул и с видимым облегчением направился к выходу.

Я тоже было встала, но Мерсия удержала меня.

— Не уходи, Ли... Я понимаю, что ты измучена. Тебе досталось больше всех нас.

— Самым трудным было говорить правду, и только правду, ничего, кроме правды.

— Куда труднее узнать, когда правда помогает, а когда она сбивает с толку. Если бы лейтенант Трент узнал то, что Роберт на самом деле говорил Грейс вчера вечером в театре, он бы расценил это по-своему. Я благодарю тебя за поддержку и уверяю: все это не имеет никакого отношения к убийству Грейс.

Я знаю, о чем ты думаешь, Ли. Уверена, что и Роберт хочет, чтобы я сказала тебе правду... Ты, конечно, знаешь, как Грейс относилась к нему?

— Я знала, что она была от него без ума. Но все это было лишь с ее стороны. Мне кажется, доктор Хаднатт даже и не подозревал о ее существовании.

— Согласна с тобой. Его студентки были для него лишь отметками в журнале. Когда-то Грейс была «пятеркой», а потом дошла до «тройки». Поэтому вчера в карьере она застала его врасплох, неожиданно появившись там. Сначала он даже не узнал ее, а она принялась обвинять его бог знает в чем: в придирках к ней, умышленном занижении оценок и тому подобном. Она взвинтила себя до истерики, угрожала пойти к его жене и пожаловаться на его отношение. Роберт не сумел справиться с этой ситуацией. Он не имеет ни малейшего понятия о том, какова логика молодых девушек. Не сомневаюсь, что он ответил ей именно так, как не следовало бы, например, что вечером он пойдет на «Федру», думая, что, в надежде увидеть его еще раз вечером, сейчас она оставит его в покое. Единственным его желанием было отделаться от нее.

— Не понимаю! — воскликнула я. — Грейс не стала бы устраивать такую сцену, а затем еще и вторую, вечером в театре, только из-за недостаточно высоких отметок.

— Конечно, ты этого не понимаешь, ибо в Грейс не так-то легко было разобраться — она уже давно беспокоила меня, да и Пенелопу тоже. Она почему-то вбила себе в голову, что ей все дозволено. А человек с таким самомнением рано или поздно становится опасным для окружающих! Ты помнишь, вчера в театре я просила тебя прислать ко мне Грейс. У меня было какое-то предчувствие, что из-за нее у нас будут неприятности. Роберт мне рассказал про сцену в карьере, и я не хотела повторения в присутствии Пенелопы. Та ничего не знала, и у меня были причины избавить ее от волнений. Но я опоздала. Во время первого антракта Пенелопа неважно себя чувствовала, и я немного посидела с ней. А когда вышла в фойе, Грейс уже загнала Роберта в угол.

Грейс вела себя беспардонно. Мне бы не хотелось плохо говорить о ней, поскольку ее уже нет в живых, но она со смаком копалась в жизни других, выискивая все самое дурное. Возможно, ты этого не замечала. Она каким-то образом раскопала нечто ужасное в прошлом Роберта, о чем в Вентворте знали только он да я и о чем он тщетно старался забыть. Вечером в театре Грейс заговорила об этом и пригрозила предать эту историю всеобщей огласке. Я не имею понятия, почему она так вела себя, могу лишь предположить: она была в отчаянии, вообразив, что приятель обманул ее, — вот и старалась сорвать зло на других.

Так или иначе, но Грейс дала слово, что повредит карьере профессора Хаднатта в Вентворте. Он почувствовал, что почва уходит у него из-под ног... — Она помолчала несколько секунд, крепко сжав губы. — Теперь ты понимаешь, почему мы должны попытаться скрыть это от полиции? Я не могу ничего добавить, Ли, не имею права, но прошу тебя об одном. Сейчас для нас многое поставлено на карту. Мы можем все потерять — Роберт, Пенни и я, — если полиция услышит неверное толкование кое-каких поступков. Понимаю, это кажется отвратительным, когда преподаватель факультета подбивает студентку участвовать в заговоре. Но то, что касается нас, не имеет никакого отношения к убийству Грейс, клянусь в этом! Ты поддержишь нас?

Почти не сознавая того, что говорю, я пробормотала:

— Конечно, я помогу вам.

— Спасибо!

В порыве благодарности она наклонилась и поцеловала меня.

— Для меня это крайне важно, Ли... Ты, наверное, удивляешься, почему я так переживаю из-за проблем Роберта? Когда-то я была с ним обручена. Я его страшно люблю, да и Пенелопа — мой старейший и преданный друг. Она была так добра ко мне в Оксфорде, когда я поступила гуда совершенно неотесанной американкой, не умевшей даже прилично одеваться. И ведь именно моими стараниями Пенни перебралась сюда — так что я чувствую ответственность за ее судьбу.

Я была в таком смятении, что толком не осознавала всего происходящего. Ясно было одно: вся эта троица была непонятным образом связана с Грейс Хау, а я обещала их поддерживать.

Мерсия отошла от меня и закурила новую сигарету. В этот момент дверь распахнулась — на пороге стоял лейтенант Трент и глядел на нас спокойными глазами.

— Так вы еще здесь, Ли Ловеринг? Неужели вы догадались, что снова понадобитесь мне?

Я послушно пошла за лейтенантом. Мы сели в машину и по узкой подъездной дороге направились от дома Хаднаттов к центру кампуса, который сейчас выглядел совсем необычно. Повсюду небольшими кучками роились студенты; корреспонденты с фотоаппаратами и без оных, но с неизменными блокнотами сновали от одной группы к другой.

Лейтенант молчал, пока мы не добрались до административного корпуса. Тут он спросил:

— А как проехать к больнице?

Я знала, что он должен повидаться с Джерри, но ужаснулась от мысли, какое известие мы должны будем сообщить ему.

Когда мы подъехали к больнице, я дотронулась до руки Трента.

— Пожалуйста, разрешите мне войти к нему на минутку первой. Так страшно услышать о смерти сестры от полицейского!

— Разумеется, вы можете сначала его подготовить, мисс Ловеринг. Вот почему я и захватил вас с собой.

Джерри полулежал на подушках, одеяло поднималось горкой над его загипсованной ногой. Волосы были всклокочены, а на лице, как мне показалось, застыло выражение человека, предчувствующего беду.

— Ли!

Он привстал и схватил мою руку, сжав пальцы с такой силой, что я поморщилась от боли.

— Ее нашли?

Я присела на край кровати и рассказала ему все. Мне очень хотелось хоть немного утешить его, но я не знала, как это сделать.

Джерри горестно молчал, пока я не закончила. Через несколько минут он заговорил еле слышно:

— Кто это сделал? Кого подозревают?

— Морской офицер до сих пор не явился с объяснениями...

Тут я с беспокойством подумала, что за дверью ждет лейтенант Трент.

— Джерри, тут детектив из Нью-Йорка. Он хочет взглянуть на письмо Г рейс.

Его голубые глаза сверкнули.

— Он не должен его видеть!

— Но, Джерри, тебе придется показать ему письмо — это крайне важно. Не будешь же ты его прятать только потому, что в нем кое-что сказано про Норму...

— Дело не в этом!

Он слегка смутился.

— Я не могу показать ему это письмо, потому что его больше нет. Я считал, что обязан показать его Норме. Было еще одно, похожего содержания: Грейс написала его недели две назад, когда здесь был карантин. Норма прочла их сегодня утром и оба порвала.

— Порвала?

— Пожалуйста, Ли, не говори ему, что она это сделала. Она ненормальная, но откуда ей было знать, что это последнее письмо настолько важно? Если он спросит об этом, я скажу, что сам его уничтожил.

— Но он захочет увидеть обрывки.

— Значит, я их сжег.

— Но, Джерри, лейтенант вообразит, что Грейс написала тебе нечто важное. Он сразу поймет, что ты не мог его сжечь, лежа в постели, и решит...

— Мне совершенно все равно, что он решит! Я не собираюсь втягивать Норму...

Он не закончил фразы: мы обернулись и увидели, что лейтенант входит в палату.

Трент сочувственно улыбнулся Джерри, обошел кровать и присел у него в ногах. Последующую беседу нельзя было назвать допросом — она касалась примерно тех же вопросов, с какими он обращался ко мне: о морском офицере, интенсивной переписке, нервном состоянии Грейс, обусловившем ее странное поведение накануне. Джерри пришлось на все ответить. Хотя Г рейс до карантина посещала его почти ежедневно, свои тайны она доверяла ему не более, чем мне.

— А вы не можете мне подсказать, где Грейс познакомилась с этим офицером? — спросил лейтенант.

— Мне приходит на ум только одно. Грейс часто проводила каникулы у старых друзей отца — я говорю о докторе и миссис Вилл ер из Балтимора. Она гостила там в прошлое Рождество. Как раз после этого начали приходить письма.

— Мне как-то неудобно поднимать этот вопрос, — пробормотал Трент, глядя на бледное лицо Джерри, — но я уже говорил с деканом Эпплом. Он сообщил мне, что у вашей сестры был страховой полис на солидную сумму.

Джерри кивнул.

— У нас обоих были такие полисы. Отец их оформил за полгода до своей смерти. Когда он разорился, суд конфисковал мой полис как часть состояния банкрота, поскольку мне еще не было двадцати одного года.

— Но Грейс было больше?

— Да, и ее полис сохранился.

— На какую сумму?

— Мой был на сто пятьдесят тысяч, думаю, что и у Грейс — тоже.

— Большие деньги... Вам не приходило в голову, мистер Хау, что вашу сестру могли уговорить составить завещание в пользу какого-либо заинтересованного лица? Если дело обстоит именно таким образом, — пожал он плечами, — то для убийства был достаточно убедительный мотив.

— Это невозможно: Грейс не могла составить документ, не посоветовавшись со мной. Кроме того, наш поверенный, отец декана Эппла, посоветовал ей отказаться от полиса, когда придет срок следующего платежа в будущем месяце, поскольку эти платежи нам не по средствам.

Он сжал губы и попытался взять себя в руки.

— Грейс хотела получить компенсацию наличными, чтобы я мог далее специализироваться в электротехнике.

Этого я не знала, но Грейс, ненавидевшая своих обидчиков, до самозабвения была предана младшему брату.

— Понятно, — пробормотал лейтенант. — В таком случае должны получить страховку вы?

— Вероятно.

Не меняя тона, Трент прибавил:

— Я хочу видеть письмо, которое ваша сестра отправила вам вчера ночью.

Я непроизвольно положила руку на пальцы Джерри и почувствовала, как они напряглись. Глядя Тренту в лицо, он ответил:

— Оно уничтожено. Когда письмо пришло, я не подумал о том, как оно важно, и порвал его в клочки.

Вы порвали его? В таком случае перескажите его содержание.

— Оно не имеет никакого отношения к тому, что произошло.

— Письмо, таинственно доставленное ночью, не имеет отношения к случившемуся?!

— Именно это я и хотел сказать.

— Ясно. Вы понимаете, конечно, что страховая компания, наверное, также пожелает узнать, о чем ваша сестра писала в этом письме, прежде чем произведет выплату по полису. Поскольку договор был заключен менее двух лет назад, примечание насчет самоубийства не потеряло силы. Если они узнают, что вы отказались предъявить письмо, несмотря на обстоятельства смерти, вас могут обвинить в том, что ваша сестра сообщила в письме о намерении покончить с собой. А в случае самоубийства компания не обязана выплачивать страховку.

Заметив, как покраснели щеки Джерри, я сообразила, что таким способом Трент добивается, чтобы тот сообщил ему содержание письма. Я поспешила вмешаться.

-— Джерри говорит правду. Я читала это письмо сегодня утром — оно не имеет никакого отношения к данному делу. Грейс просто написала ему об одной девушке, которая не нравилась ей, но нравилась Джерри. Она. сделала в письме несколько ядовитых замечаний о ней Поэтому Джерри и не хочет говорить.

— Как зовут эту девушку?

Джерри вскинул голову.

— Вам вовсе не требуется знать ее имя!

— Но мне хочется выяснить, почему ваша сестра именно вчера решила написать вам об этой девушке.

Джерри задумался, и снова заговорила я:

— У нее были основания предполагать вчера вечером, что Джерри влюбился в эту девушку, и она считала, что та не любит его. Грейс была страшно привязана к Джерри, к тому же сама была несчастлива в любви. Она не хотела, чтобы он страдал так же сильно, как она.

Все это я произнесла не переводя дыхания, не задумываясь над каждой фразой, и лишь потом сообразила, как резко я говорю о Грейс.

Лейтенант Трент поочередно посмотрел на нас обоих.

— Таким образом, Грейс намекнула, что у нее был неудачный роман, заставивший ее страдать. Полагаю, никто из вас не знает, кого она имела в виду?

Джерри покачал головой, а я спросила:

— Может, морского офицера?

— Или доктора Хаднатта? — в тон мне добавил лейтенант Трент. — Или Стивена Картериса?

Я с тревогой подумала, что было у Трента на уме, но он, ничего не уточняя, встал и направился к двери.

— И снова, мистер Хау, хочу повторить, что искренне сочувствую вам. До свидания.

И поскольку я не пошевелилась, добавил:

— Мне хочется, чтобы вы поехали со мной, мисс Ловеринг.

Я успела только улыбнуться Джерри и заметить его слабую, усталую ответную улыбку.

Я была совершенно измучена, когда лейтенант поставил свою машину во дворе колледжа. На кампус опустился вечер. Мы стояли под кронами высоких деревьев. Трент закурил сигарету и посмотрел на меня при свете зажженной спички.

— Трудный денек выдался для вас, не так ли? Так уж повезло... Но если вас это не смущает, вы можете стать неоценимым моим союзником.

— Союзником?

Эта перспектива страшно смутила меня, так как я уже вступила в союз с Мерсией и Хаднаттами против него. И я почти не сомневалась, что ему об этом известно.

— Хорошо, я буду держать глаза открытыми, — согласилась я и опрометчиво добавила: — Но вы ведь не предполагаете, что кто-то здесь, в Вентворте, убил Г рейс?

— У полицейских весьма нестандартное мышление, Ли Ловеринг, и хороший полицейский держит свои мысли при себе.

Он вынул из кармана небольшую записную книжку.

— Когда я работаю над делом, то всегда пользуюсь такой записной книжечкой. На левой стороне страницы записываю то, что мне известно, а справа то, чего не знаю, но что необходимо выяснить... Может, вам любопытно взглянуть на записи за сегодняшний день?

Он раскрыл книжечку и протянул ее мне.

На левой страничке была одна-единственная запись:

«ИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ

Убийца либо владеет машиной, либо имеет к ней доступ.

Он использовал ее, чтобы перевезти тело от (?) к реке.

Под подозрением все машины после двух часов ночи».

Прочитав эти строчки, я с беспокойством вспомнила про две машины, проехавшие по кампусу ночью; говорить о них Тренту я не собиралась.

Правая страничка почти целиком была заполнена.

«ФАКТЫ, КОТОРЫЕ СЛЕДУЕТ ВЫЯСНИТЬ

Кто:

1) владелец красного плаща (женского);

2) доставил три письма Грейс;

3) получил два, пока не установленных;

4) писал Грейс множество заказных писем.

Где:

1) была в действительности убита Грейс;

2) находится меховая шубка Л. Л;

3) записная книжка Грейс;

4) была фуражка морского офицера;

5) Хаднатт получил шрам на лбу».

Я молча вернула ему записную книжку. И в это мгновение услышала едва различимый звук у себя за спиной. Что-то прошуршало в зарослях рододендронов — как будто человек осторожно подкрадывался к нам.

Шум прекратился почти так же внезапно, как и возник. Я взглянула на Трента: слышал ли он? Его лицо, как обычно, оставалось непроницаемым. Кивнув, он сел в свою машину, включил передние фары и направил их свет на кустарник. Затем высунулся из окошка и сказал:

— У меня для вас задание, мисс Ловеринг. Обойдите вокруг этих рододендронов, найдите своего приятеля Стива Картериса и узнайте у него, какая часть нашего разговора его особенно заинтересовала.

С этим он и уехал.

Я посмотрела на рододендроны. Кусты уже заметно шевелились, и вскоре возле меня появилась темная фигура.

— Стив!

Стив Картерис схватил меня за руку, глядя вслед уехавшей машине Трента.

— Газеты уверяли, что этот парень — самый знающий детектив Нью-Йорка. Им следовало бы посмотреть, как ловко проделал он этот небольшой трюк!

Из-за угла появились несколько студентов. Стив сильнее сжал мне плечо.

— Мне надо поговорить с тобой наедине, Ли! — настойчиво прошептал он. — Я пытался найти тебя весь день. Куда пойдем?

Я предложила пойти в сад возле гимнастического комплекса, не пользовавшегося популярностью у студентов. Мы отправились туда прямиком через кусты, чтобы срезать дорогу.

Это было очаровательное местечко. Посреди мраморного бассейна журчал фонтан. В сгущающихся сумерках он выглядел особенно живописно. Вокруг — бордюр из каких-то желтых цветов, сладко пахло нарциссами, а над водяными лилиями склонилась фигурка гнома из кованого чугуна, в красном колпачке, с надменной мудрой физиономией.

Мы сели на каменную скамью возле бассейна и немного помолчали. Стив смотрел на мозаичное покрытие вокруг бассейна, нервно ероша свои черные волосы.

— Почему, господи, я был таким болваном? пробормотал он. — Ну и в историю же я угодил!

Я не была влюблена в Стива, но мы с ним были давнишними друзьями, и его многочисленные романы не влияли на наши добрые отношения. Естественно, мне стало его очень жаль. Я тронула его за плечо. Это помогло: мгновенно он, казалось, вновь обрел присущую ему самоуверенность.

— Я хочу, чтобы ты знала, как я переживаю случившееся, — заговорил он почти спокойно. — Ты ведь дружила с Грейс, не так ли? Я хочу, чтобы Джерри тоже знал, как я ему сочувствую. Фактически мы с ним поссорились из-за нее...

Мне нужно также извиниться за то, что я так внезапно покинул гостей вчера вечером. Видит бог, я очутился в таком положении, про которое говорят: «попал из огня да в полымя».

Я, конечно, знала, что Стив вернулся в дортуар лишь в четыре утра, но никак не увязывала это с трагедией Грейс.

— Мне было совершенно необходимо уйти из «Эмбер-клуба», — горячился Стив, взяв меня за обе руки, — чтобы кое-куда отправиться и кое-что предпринять. Я никому об этом не рассказывал, но позднее случилось нечто такое, о чем нужно сообщить полиции. И тут ты должна мне помочь.

— Ты хочешь сообщить полиции вторую часть истории, умолчав о первой и не объяснив причину твоего отъезда из клуба? — с сомнением спросила я. — Полагаю, что это снова связано с девушкой?

— Да, в этом замешана девушка, прямо и косвенно. Я так и думал, что ты догадаешься, Ли. На этот раз все было очень серьезно. Ты, наверное, заметила, что я образумился за последнее время. Конечно, тут большую роль сыграло намерение отца выставить свою кандидатуру на выборах. Но не только это.

Он придвинулся чуть ближе ко мне, и я впервые почувствовала, насколько он опасно привлекателен.

— Поскольку ты сама влюблена, Ли, то должна понять, что я совершенно потерял голову... А ты ведь сохнешь по Джерри Хау, да?

Приняв мое молчание как знак согласия, он продолжал:

— А тут Норма. Отвратительное чувство, верно? Мы с тобой товарищи по несчастью, с той лишь разницей, что мне до желанного берега куда дальше, чем тебе.

— Не отклонились ли мы в сторону? — спросила я, отнимая у него свои руки. — Что я должна для тебя сделать, Стив?

Прошу тебя пересказать лейтенанту Тренту мою дикую историю, не сообщая, что я ее тебе рассказал. Сможешь ли ты это сделать?

— Попытаюсь. Что за история?

Он отодвинулся, чтобы я не видела его лица, потом очень медленно начал свой рассказ:

— Вчера ночью я видел Г рейс Хау, Ли, — через несколько часов после ее ухода из театра.

Я была так потрясена, что на мгновение потеряла дар речи, потом все же выдавила из себя:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что у вас было назначено свидание?

Стив покачал головой.

— Я наткнулся на нее случайно примерно в половине четвертого утра, когда возвращался из Нью-Йорка и остановился неподалеку от деревни, у колонки, чтобы заправиться бензином. Там уже стояла другая машина, в которой сидели какой-то мужчина и Грейс. Сперва я ее не узнал, но, когда затормозил у колонки, она вышла из машины, сказала своему спутнику, что хочет позвонить, и зашла в помещение бензоколонки. Тут-то я и разглядел ее.

— А мужчину, который был с ней?

— Не очень хорошо. Он не выходил из машины. Но мне кажется, что это именно тот малый, с которым ты видела Грейс в театре, как мне сообщил Ник Додд. Он был без фуражки, и рыжие волосы отсвечивали за милю.

— Значит, морской офицер все-таки повез ее назад... Но кому, черт возьми, могла она звонить ночью?

— Не имею ни малейшего представления. Мне она показалась очень оживленной и возбужденной.

— В каком пальто она была?

— В каком пальто? Знаешь, такая светлая меховая шубка, вроде твоей.

Профиль Стива едва различался в сгущавшихся сумерках.

— Я надеялся, что она не заметит меня, — продолжал Стив, — однако она, вероятно, узнала мою машину, потому что подошла ко мне и заглянула в окошко.

— Ох, Стив, подожди минутку, ты мне понадобишься.

Затем она подошла к другой машине и что-то сказала рыжему. Что именно, я не разобрал, только он моментально сорвался с места и помчался в сторону Нью-Йорка.

— То есть оставил ее с тобой?

— Вот именно, оставил ее со мной! Она влезла в машину, даже не спросив моего согласия, и сказала:

— Ты ведь согласишься немного подвезти свою старую приятельницу, Стив?

— Значит, ты ее привез в колледж?

— Повез, но не привез, — поправил меня Стив и скривил губы в горькой усмешке. — Все вместе взятое было столь странным, что я даже подумал, не выпила ли Грейс лишнего, хотя прекрасно знал, что она не берет в рот и капли спиртного. Когда я заводил мотор, она вынула из сумочки два письма...

— Два письма? — переспросила я. — Их же было три, Стив.

— Нет, мне она дала только два. Одно для Джерри, а второе было официально адресовано миссис Пенелопе Хаднатт, деканше женского факультета.

Это явилось для меня настоящим потрясением: Грейс написала Пенелопе письмо, а та не соизволила сообщить об этом лейтенанту, хотя даже мне было ясно, что этот факт был крайне важен для расследования.

— Дальше, дальше, Стив!

— Даже для Грейс это было слишком. Я тут же спросил ее, почему она сама не может отнести эти письма адресатам или опустить их в почтовый ящик, как делают все нормальные люди. Тут-то она меня и ошеломила. Оказывается, она не собиралась возвращаться в колледж! У нее еще должно было состояться свидание.

— Свидание ночью?! — воскликнула я, потом испуганно спросила: — Где?

— Она просила меня отвезли ее в заброшенную каменоломню. Ты знаешь это место: там, где дорога от Вентворта поворачивает к развилке с Нью-Йоркского шоссе.

Теперь уже не было никакого сомнения в том, что старый карьер имел какое-то роковое значение в судьбе Грейс. Я вспомнила белое как мел лицо Мерсии, необычайно «честные и искренние» глаза Пенелопы, которая так ловко скрывала самые важные факты от полиции. Отчетливее всех был образ Роберта Хаднатта, у которого на лбу вздулся и покраснел старый шрам.

— И ты отвез ее к этому карьеру, Стив? — спросила я охрипшим голосом.

— Я не хотел этого делать: решил, что она задумала какое-то безумство, понимал, что должен ее переубедить, но не смог. Не хочется об этом говорить, но она пустила в ход нечестные средства, Ли, и вынудила меня согласиться.

— Каким образом?

— Понимаешь, когда-то Грейс мне нравилась.

Помнишь, как мы бегали втроем, и Джерри вместе с нами? В то время я по глупости кое-что рассказал Грейс. Мне хотелось узнать, как будет реагировать милая девушка на один неприятный инцидент в моем сомнительном прошлом. К тому же я сообщил ей имя девушки, о которой шла речь. Разумеется, тогда я был от нее без ума. Вчера ночью Грейс пригрозила предать огласке эту грязную историю, если я стану артачиться. Кстати, именно таким образом она расстроила нашу дружбу с Джерри. Поэтому я знал, что это отнюдь не пустые угрозы.

— Неужели Грейс грозилась поссорить тебя с твоей девушкой?

— Если бы только это, я послал бы ее ко всем чертям. Но она могла устроить настоящий ад для всей семьи Картерис. Ты же знаешь, Ли, что папа — губернатор одного из самых пуританских штатов США. Если бы Грейс разгласила то, что знала, не представляю себе, что сталось бы с моим отцом.

Боже мой, до чего же я была слепа в отношении Грейс! Она мне казалась жалкой, неинтересной девушкой, погруженной в мир своих фантазий. И вот не только Роберт Хаднатт, но и Стив подверглись шантажу с ее стороны. Оказывается, она была очень решительна и жестока и представляла реальную угрозу для тех, против кого затаила зло.

А раз так, то причина убийства Грейс не казалась теперь такой уж невероятной!

Стив продолжал:

— Таким образом, она связала меня по рукам и ногам. Мне пришлось отвезти ее до карьера и оставить там. Начинался ливень. Когда я видел ее в последний раз, она стояла у входа в каменоломню, под дождем, страшно возбужденная, и вглядывалась в темную дорогу, ожидая кого-то.

Стив снова сжал мне руку, и я почувствовала, как дрожат его пальцы.

— Вот и все, что я знаю о Грейс. Клянусь тебе, Ли!

Я верила ему. Я упорно не допускала мысли, что кто-то из близких мне людей может преднамеренно лгать в столь важных вопросах. Оглядываясь назад, я вижу, что это было одной из моих фатальных ошибок.

— Ты ведь веришь мне, Ли, не так ли? — нетерпеливо спросил Стив.

— Конечно верю. Значит, ты хочешь, чтобы я рассказала обо всем этом лейтенанту?

— Да. Понимаешь, ему необходимо узнать не только о возвращении Грейс в Вентворт, но и о свидании в карьере. Возможно, это является кульминационным моментом всей трагедии. Конечно, она могла ожидать рыжего моряка, но мои показания исключают это. Однако если отбросить моряка, то каково будет мое положение? Когда Тренту все это станет известно, я займу первое место в его списке подозреваемых.

Я думала так же, но решила подбодрить его:

— Не глупи, Стив. С какой стати он будет подозревать тебя? Ведь нет никакого мотива. Послушай, Стив, а почему бы тебе не отправиться прямо к нему и не объяснить, что заставило тебя уехать вчера вечером из «Эмбер-клуба»? Это было бы куда убедительнее.

— Нет, Ли, этого я не могу ему сказать.

— И мне не скажешь?

— Не скажу даже тебе.

— Тогда я хочу знать, Стив, почему ты вчера просил меня никому не говорить о твоем телефонном разговоре? Ты с кем-то разговаривал вчера вечером. Скажи мне, связаны ли твой отъезд и разговор по телефону?

Он подумал и ответил:

— Это не имеет прямой связи с убийством Грейс.

Впервые он достал портсигар и зажигалку, которую я подарила ему ко дню рождения. Хотя Пенелопа запретила курить студентам в кампусе, я тоже закурила, и это помогло.

Сначала я сунул письмо для Джерри под входную дверь больницы, а оттуда поехал к дому Хаднаттов. Подойдя к парадному портику, я услышал в холле голоса. Естественно, мне не хотелось, чтобы меня увидели в столь поздний час, поэтому я живо нырнул за ближайшие кусты. Отворилась дверь, и на крыльцо вышли двое. Я не мог выйти из укрытия, потому что они бы меня заметили. Это были Хаднатт и Мерсия Перриш.

Поперхнувшись, он торопливо добавил:

— Я не хочу, чтобы ты считала меня сплетником, но как ты думаешь: не роман ли у Мерсии с Хаднаттом?

— Исключено! — возмутилась я, но тут же вспомнила, как страстно Мерсия молила меня помочь Роберту.

— Я не любитель сплетен, я спросил тебя об этом только потому, что подслушал их странный разговор. Они стояли рядом меньше чем в метре от меня. Мне хорошо было видно лицо Хаднатта в свете, падавшем из холла. Оно было бледным, как у покойника. Потом он сказал:

— Мы должны ей рассказать, Мерсия. Погибла моя работа, погибло все.

Но Мерсия возразила:

— Сейчас ей нельзя ничего говорить, Роберт. Зачем такая бессмысленная жестокость? Поверь, мне лучше знать.

Хаднатт как-то растерянно рассмеялся и пробормотал:

— Не удивительно, если я решусь на убийство.

Мерсия тоже засмеялась и ответила, что если нужно кого-либо убить, то это следует поручить ей. Женщина в подобных делах гораздо расторопнее. И добавила, что она впутана в эту историю так же, как он. — Стив снова принялся ерошить свою густую шевелюру. — Я бы не стал дальше рассказывать даже тебе, Ли, если бы сомневался, правильно ли все понял. Но я слышал совершенно отчетливо. Хаднатт взял Мерсию за руки и проговорил:

— Не представляю себе, что бы я делал без тебя, моя дорогая. Я никогда не забуду, что, даже когда мои руки были обагрены кровью, ты не отвернулась и вырвала меня из того ада.

— Мерсия осталась, а Роберт уехал на машине?

— Да. Я сунул письмо Грейс, адресованное деканше, в их почтовый ящик, завел свою машину в гараж колледжа и вернулся назад.

Я неуверенно пробормотала:

— И это все? Ты больше ничего не видел?

— Меня тревожили собственные проблемы, кроме того, в то время я еще ничего не знал про Грейс и потому не особенно обращал внимание на то, что творилось кругом. Помню только, что, когда я поставил машину в гараж, рядом со мной на бешеной скорости промчалась большая желтая машина миссис Хаднатт. Я тогда еще подумал, не отправилась ли Пенелопа на поиски своего загулявшего супруга.

Где-то в другом конце кампуса перекрикивались двое парней; жизнь колледжа текла по обычному руслу; впереди был бал старшекурсников, который всем казался куда важнее случившегося с Грейс.

Неожиданно для себя я склонилась на плечо Стива и расплакалась как малое дитя.

Он обнял меня одной рукой, а другой нежно гладил мои волосы.

-— Выше голову, дорогая, — прошептал он, — я понимаю, что это безумно трудно, но с этим надо справиться...

— Извини, Стив, — пробормотала я, — но мне все вдруг показалось очень мрачным и зловещим.

Мы стояли рядом под яркими звездами. Быстрым движением Стив привлек меня к себе и нежно поцеловал в губы.

— В один прекрасный день я перестану быть мрачным и зловещим, — сказал он.

Мы повернулись спиной к фонтану и направились к кампусу.

— Так ты снова появилась, милочка?

Норма, облаченная в роскошный домашний халат из белой с золотом парчи, неслышно вошла в комнату. Утренний визит в парикмахерскую превратил ее длинный «конский хвост» в эффектные локоны. Она развалилась на кровати Грейс.

— Мне сказали, что тебя с нью-йоркским детективом просто водой не разольешь.

Сперва я подумала, что желчь в ее голосе вызвана завистью, ибо я оказалась на авансцене, но потом поняла, что Норма нервничает.

— Кстати, твой Шерлок уже сделал набег на больницу?

Тогда мне стало понятно, из-за чего она так нервничает, и я не стала церемониться.

— Можешь не дрожать. Лейтенант Трент не знает, что ты порвала письмо Грейс. Джерри сказал, что сам его уничтожил, а я это подтвердила.

—-Ты подтвердила? Моя дорогая, как мило с твоей стороны пойти на такое ради меня!

— Я сделала это вовсе не ради тебя, а потому, что глупец Джерри не пожелал ни во что тебя вмешивать, ну а я обещала ему помочь. Своим необдуманным поступком ты, возможно, добилась того, что он не получит страховку за Грейс. Но ведь тебя это не трогает, верно?

Норма пожала плечами.

— Думаю, ты исказила факты, чтобы я оказалась главным злодеем в этой драме.

Я впервые подумала об этой страховке, и только сейчас до меня дошло, как это может отразиться на нас. Разумеется, мне хотелось, чтобы Джерри ее получил. Он заслужил это после всего, что ему пришлось пережить. Но тогда он станет относительно богатым... Во всяком случае, Норма захочет выйти за него замуж.

И я решила, что стану бороться за Джерри, ибо теперь я почувствовала, что нравлюсь ему, да и Грейс мне об этом говорила. Если бы не ослепление Нормой... Итак, я была готова к бою.

— Хотелось бы знать, что подумает лейтенант Трент, услышав, что эти письма порвала ты! — заявила я, объявляя ей войну.

— Ну, и что ты имеешь в виду?

— Вчера, когда ты хвасталась орхидеями Джерри, он был практически нищим. Ну а теперь он может разбогатеть. Г рейс была камнем преткновения, не дававшим ему возможности жениться на тебе. Сама сделай логический вывод.

С нарочитой медлительностью она закурила сигарету.

— Очень забавно, милочка. Продолжай.

— Полиции известно, что Грейс вчера написала письмо тому, кто это скрывает. Допустим, оно предназначалось тебе. В нем Грейс назначила тебе где-то свидание. У тебя есть машина, и ты вечером могла встретиться с Грейс. Допустим, она сказала тебе, что кое-что выяснила про тебя, и пригрозила рассказать об этом всем, если ты не отстанешь от Джерри. Не объясняет ли это, почему ты порвала письмо, написанное ею Джерри: чтобы полиция не связывала убийство Грейс с тобой!

— Мне страшно не хочется разочаровывать тебя, Ли. Даже Грейс, считавшая меня своим злейшим врагом, не осмелилась бы обвинить меня в убийстве. Грейс могла обвинять меня лишь в том, что я нравилась мужчинам, а она — нет. Бедняжка Грейс! Она преследовала Стива Картериса — и осталась с носом. Преследовала Роберта Хаднатта — и получила от ворот поворот. Потом подцепила рыжего моряка, ну а тот ее убил...

Нет, Ли, я не убивала Грейс Хау. Я не лицемерка и прямо скажу, что она мне больше нравится мертвой, нежели живой, и мне, разумеется, жаль Джерри. И все же хорошо, что он избавился от такой отвратительной сестрицы. А письмо обо мне она написала потому, что была по натуре злобной и завистливой. Нет ничего удивительного, что я порвала эту гадость!

— Как бы реагировала полиция, если бы услышала, как ты отзываешься о Грейс?

— Полиция ничего подобного не услышит, если ты не побежишь им пересказывать наш разговор. Я понимаю, милочка, что ты воспрянула духом. Грейс подготовила тебе почву, настроив Джерри против меня. Тебе остается только смиренно ждать, когда он вернется к своей забытой детской любви. Страдание сближает людей... Но выслушай меня хорошенько, Ли Ловеринг. Джерри ты получишь только через мой труп!

Эта глупая перепалка с Нормой заставила меня понять, как глубоко я вовлечена в трагедию убийства моей соседки. Я уже слишком много знала об этом и хотела узнать еще больше — всю правду.

Именно поэтому я решила повидаться с Мерсией Перриш. Я считала, что знаю достаточно фактов, говорящих против нее, чтобы заставить ее выложить мне всю правду. А это будет уже кое-что!

Поздно вечером я выскользнула из Пигот-холла и пошла через кампус к ряду небольших освещенных факультетских домиков за библиотекой. Студенты, видимо, уже разошлись по дортуарам, и я никого не встретила по дороге к коттеджу, где Мерсия жила одна. В гостиной горел свет — значит, она еще не ложилась спать.

Я постучалась, и Мерсия тотчас подошла к двери.

—- А, это ты, Ли?

Было ясно, что она ожидала кого-то другого.

Я прошла вслед за ней в гостиную, погруженную в полумрак: там горела только настольная лампа под абажуром. Мерсия не предложила мне сесть и вообще молчала. Мы стояли и смотрели друг на друга.

Может быть, после этого ты поймешь, почему я не очень жалею Грейс.

Письмо было написано на бумаге колледжа знакомым крупным почерком.

«Миссис Хаднатт!

Наверное, интересно быть замужем за мужчиной, который имеет незаконную связь с вашей лучшей приятельницей Мерсией Перриш, за человеком, который растлевает не только женские души, но и тела. Если случайно вы не ведаете о его потрясающих способностях, спросите его прямо, кто жил вместе с ним в санатории Виллера в качестве его жены. Потом прочтите калифорнийскую газету „Экзаминер“ за третье марта 1936 года. А затем пусть он вам расскажет правду о том, что произошло в карьере.

— Но что все это значит? Чего ради Грейс это задумала?..

— Вот именно, чего ради она задумала это? Не знаю, не имею ни малейшего понятия. Лучше послушай, что ей на самом деле было известно о Роберте и что послужило основанием для столь «доброжелательного» письма. Это случилось в Калифорнии, где он тогда преподавал. Там он начинал работать. Произошла катастрофа с его машиной, в которой он вез свою студентку. Она была истеричкой, легко возбуждалась и вбила себе в голову, что любит его. Однажды вечером она упросила его отвезти ее домой с танцев в колледже. За вечер Роберт выпил одну-две рюмки, а девица была просто пьяна. Когда он отказался поехать с ней в ночной клуб или еще куда-то, она ухватилась за руль. Произошло столкновение — и девица погибла, Роберт чудом уцелел. Вот тогда-то он и получил шрам на лбу. Ты говорила, что твой приятель слышал ночью наш разговор. Помню, Роберт говорил о том, что его руки обагрены кровью. Вот что он имел в виду. Его тогда арестовали за езду в нетрезвом состоянии. Потом оправдали, но он был вынужден уйти из колледжа. Скандал он перенес очень тяжело — думаю, вообще не перенес бы, если бы не я.

Слушая ее, я почувствовала, как во мне закипает гнев против Грейс. Ее убили, к тому же она была сестрой Джерри значит, мне следовало жалеть ее. Однако вместо этого я возмущалась ее жестокостью.

Я была единственным человеком, Ли, с которым Роберт был откровенен. И была без ума от него с той минуты, как он появился в Вентворте. Сознаюсь, что заставила его зависеть от меня. Мы обручились, скорее, для порядка, так как и не собирались пожениться. Мне этого хотелось, но он, сам того не подозревая, не любил меня. Просто тянулся ко мне, потому что я была ему необходима, так же как спиртное, которое он глотал все в больших и больших количествах, чтобы как-то забыться. Он дошел до такого состояния, что превратился в настоящего алкоголика. Но мне все же удалось убедить его отправиться в санаторий доктора Виллера.

— Доктор Виллер? Вы говорите о друге семейства Хау, у которого Г рейс обычно проводила каникулы?

— Да, он один из лучших специалистов в стране. У него есть загородный санаторий, где пациенты живут в индивидуальных коттеджах. Доктор обследовал Роберта и заявил, что тому придется пробыть на лечении минимум месяц. Я побоялась оставить его одного, назвалась миссис Хаднатт и приехала к нему как его жена. Однажды во время прогулки мы наткнулись на Грейс. Это случилось вскоре после самоубийства ее отца. У Грейс сдали нервы, друзья пригласили ее пожить у себя и подлечиться. Получилось весьма неловко, — Тень улыбки мелькнула на ее губах. — Быть уличенной в «греховной связи» одной из своих студенток... Я понимала, что посыплются разные вопросы, и, ожидая их, решилась на необдуманный поступок: рассказала Грейс о Роберте, объяснила, почему мы оба находимся в этом санатории, об автомобильной аварии и ее последствиях. Более неверный шаг трудно было сделать, но тогда я этого не понимала. Грейс отнеслась ко всему очень сочувственно и даже как будто бы все поняла. Мне и в голову не приходило, что она так подло воспользуется моей доверчивостью.

Я никак не могла понять, чем руководствовалась Грейс, решившись на такие злобные, недостойные поступки. Мерсия не спешила взять у меня письмо.

— Теперь ты все знаешь, Ли. Сегодня утром я сказала, что наши жизни в твоих рука. И у Роберта, и у меня были все основания убить Грейс Хау. Ты понимаешь, что подумает Трент, если прочтет это письмо и узнает, что мы оба уезжали на машинах из дома примерно в то время, когда произошло убийство. Уверяю тебя, что мы оба невиновны. Ты должна принять решение. Если ты считаешь необходимым передать письмо полиции, я не стану тебе мешать.

Не раздумывая, я взяла коробку спичек, дрожащими пальцами зажгла одну из них и поднесла ее к письму. Пепел упал на пол, и я придавила его каблуком.

Мы обе молчали.

Мне удалось заснуть лишь под утро, и поэтому проснулась я только в час дня. Элейн Сейлор принесла мне много газет и завтрак в постель. От нее я узнала, что Норма не упустила возможности сняться в очень эффектной позе для газеты и сообщить репортерам, что она ни капельки не удивилась бы, если бы выяснилось, что Грейс попала в скверную историю, но от этого ее отношение к Джерри Хау не изменится.. Возмущенная Пенелопа Хаднатт отчитала ее за столь возмутительное поведение и предупредила, что если кто-то из студентов вздумает сделать заявление прессе, он будет тотчас же исключен из колледжа.

Когда я наконец вышла из комнаты, кампус был сравнительно спокоен. Наверное, предупреждение Пенелопы возымело действие. Газетчиков нигде не было видно. Однако же студенты, которых я плохо знала, сердечно приветствовали меня, ибо в газетах мое имя упоминалось и было сказано, что мне наверняка известны все тайны убитой Грейс, о которых пока рано говорить. Естественно, каждому хотелось первым узнать эти захватывающие дух секреты.

Как только занятия окончились, я отправилась в больницу, надеясь повидаться с Джерри, но медсестра меня не впустила. Оказывается, у Джерри находились декан, Большой Эппл, и мистер Эппл-старший, который специально прилетел из Нью-Хэмптона на важное юридическое совещание. Очевидно, для получения страховки Джерри придется преодолеть немало трудностей. Медсестра сообщила мне и хорошую новость: колено Джерри почти зажило, и врач собирался его выписать, если не сегодня, то завтра наверняка.

Меня страшила неизбежная скорая встреча с лейтенантом Трентом, которому мне нужно было многое сообщить, а еще больше — утаить.

Вспомнив маленькую записную книжку Трента, я решила подготовиться к предстоящему испытанию по его же методу. Отправилась в библиотеку, взяла листок бумаги, разделила его чертой на две половинки и озаглавила правую:

«ЧТО Я ДОЛЖНА СООБЩИТЬ ЛЕЙТЕНАНТУ:

1) морской офицер покинул Грейс на станции техобслуживания;

2) Грейс отвезли в карьер и оставили там;

3) у Грейс в карьере было с кем-то назначено свидание».

Записей на левой половине было больше.

«ЧТО Я НЕ МОГУ РАССКАЗАТЬ ТРЕНТУ:

1) что Грейс звонила Хаднаттам со станции техобслуживания;

2) что до карьера ее довез Стив;

3) что Стив привез письма в больницу и Хаднаттам;

4) что одно письмо, адресованное Пенелопе Хаднатт, было перехвачено Мерсией Перриш и потом сожжено;

5) что машин Роберта, Пенелопы и Мерсии не было в гараже примерно в то время, когда было совершено убийство;

6) где Роберт заработал свой шрам».

Потом неохотно, только ради Джерри, я добавила;

«7) что Норма Сейлор разорвала письмо, написанное Грейс брату».

Я с беспокойством просматривала свой список, когда за спиной услышала тихий голос:

— А не начать ли вам с того, что вы должны сообщить лейтенанту Тренту?

Я скомкала листок и обернулась. Детектив стоял возле полок с пыльными фолиантами. Сегодня он был в сером костюме и соответствующих рубашке и галстуке. Он держал руки в карманах и слегка улыбался.

— Мне нравится, что вы переняли мой опыт, Ли Ловеринг. Самый надежный способ «отделить баранов от козлищ».

Он ткнул пальцем в листок, взял меня под руку, провел в небольшую комнатку, занимаемую одним из библиотекарей, и закрыл дверь.

С бьющимся сердцем я ждала, что лейтенант потребует мой листок, но он подошел к письменному столу и стал просматривать пожелтевшие страницы подшивки местной газеты. А заданный мне вопрос казался совсем не относящимся к делу:

— Вы когда-нибудь одалживали свои вещи Грейс Хау, до этой шубки?

— Да. Но Грейс не любила одалживаться. В прошлом она была достаточно богатой — ей было неловко и стыдно что-то просить у меня. Если она и брала какие-то вещи, то возвращала их как можно скорее.

Он поднял глаза от подшивки.

— Наверное, вам интересно узнать, что мне удалось сделать за это время. Я не нашел ни владельца красного плаща, ни вашу шубку, но в фойе театра «Кембридж» видели, как Грейс писала письма во время второго действия. Странное занятие для театра, не правда ли? Видимо, она написала те три письма, судьба которых так туманна. Видели также и то, как она ушла из театра с рыжим морским офицером.

Помолчав, он добавил:

— Этот таинственный моряк не может оказаться курсантом?

— Он слишком стар для этого, да и золотых нашивок у него чересчур много для курсанта. Нет, у него какой-то большой чин.

— Странно, я разговаривал в морских ведомствах Нью-Йорка и Филадельфии. Мы проверили буквально все и всех. Выходит, что в это время в Нью-Йорке не было морского офицера, соответствующего вашему описанию.

Но я же его видела! Нельзя ли найти его через почту и посланные Грейс заказные письма?

Я вытаращила глаза.

— Вы хотите сказать, что писавший находится где-то поблизости?

Ничего не ответив, Трент подошел к книжным полкам и стал разглядывать какой-то красивый переплет.

— Я звонил в Балтимор тем людям, у которых гостила Грейс. Доктор Виллер сказал, что последний раз девушка была нездорова и почти никуда не выходила. Он уверен, что она не знакомилась там ни с каким моряком — ни рыжим, ни другой масти.

Трент резко повернулся ко мне.

— Где же Грейс познакомилась с ним? Где и как? Скажите мне!

Конечно, я не могла ответить.

Трент подошел еще ближе.

— Позабудьте на время про моряка. Знаете ли вы кого-нибудь здесь, в Вентворте, кто мог бы писать эти письма Грейс?

— Нет.

— Доктор Хаднатт, например? Или тот студент, как его, Стив Картерис?

— Нет-нет, это абсурд!

— Допустим, морской офицер был лишь случайным знакомым, которого Грейс подцепила в театре. Не кажется ли вам это более правдоподобным? А убил ее кто-то из обитателей Вентворта.

— Но он не был случайным знакомым! Я с ним разговаривала. Грейс представила его мне как своего друга.

— Даже если и так, это еще не доказательство, что он повез ее домой.

— Он повез ее в Вентворт, без всякого сомнения. Его видели на станции техобслуживания, за деревней.

Я выпалила это, не подумав. Лейтенант усмехнулся и посмотрел на листок, все еще зажатый в моей руке.

— Вы сообщили мне очень важные сведения, Ли Ловеринг. Мне хочется знать, из какого они списка: того, где перечислено, что надо сообщить лейтенанту Тренту, или противоположного?

— Как раз это я могу вам сообщить!

— Прекрасно.

Я описала все события на станции техобслуживания, включая исчезновение морского офицера и непонятную поездку Грейс в карьер. Разумеется, я не назвала имени Стива, не упомянула ни про письмо Пенелопе, ни про телефонный звонок Хаднаттам.

После моего сообщения Трент несколько минут обдумывал услышанное, потом спокойно спросил:

— Кто вам это рассказал?

Я покачала головой.

— Это на другой половине страницы.

Трент подмигнул мне, но не стал настаивать.

— Итак, этот человек, которого вы не желаете назвать, последним видел Грейс в живых?

— Нет, Грейс сказала ему, что должна встретиться с кем-то в карьере.

— Мы знаем об этом только из его слов.

— Он рассказал правду! — заупрямилась я. — Если бы он имел какое-то отношение к убийству, то чего ради стал бы меня просить сообщить все это вам? Вы просто стараетесь снова вывести меня из себя, чтобы я разозлилась и выложила вам то, чего я не хочу рассказывать!

— А вы вовсе не такая милая простушка, за какую я сначала вас принял, верно? Вы обманули меня, Ли Ловеринг. Я наивно вообразил, что вы хотите помочь полиции узнать, кто убил вашу соседку.

— Конечно, я этого хочу, но мне не нравится, когда вы приписываете отвратительные, чудовищные поступки людям, которые не могут быть виновны.

— Иными словами, вы помогаете полиции до тех пор, пока она ищет убийцу за пределами круга ваших друзей... Ну что же, теперь мы внесли ясность в наши отношения.

Наверное, я немного покраснела.

— Значит, наше партнерство распалось?

— Наоборот! Я даже рад, что вы такая хитрая маленькая врунья! Да еще преследуете собственные цели. В конечном счете полицейский узнаёт основные сведения от тех людей, которым есть что скрывать. — Он посмотрел мне в глаза. — Выслушайте один совет, Ли Ловеринг. За первым убийством часто следует второе. Второй жертвой обычно бывает человек, которому многое известно, но он из ложно понимаемой верности друзьям либо держит при себе эти сведения, либо передает их не тому, кому следует. — Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Не допустите такой глупой ошибки, поскольку я симпатизирую вам и не хочу, чтобы с вами что-либо случилось.

Конечно, я подумала, что он просто хотел запугать меня.

Затем Трент вновь устремил взгляд на листок в моей руке.

— Итак, вы не назовете мне имя человека, который отвез Грейс Хау к карьеру.

Я покачала головой.

— О’кей.

Он стал внимательно разглядывать свои руки. Я уже поняла, что такое «безразличие» бывает опасным.

— Видимо, я запутался в ваших амурных делах. Сначала я считал, что вашим счастливым избранником является Джерри Хау. Но судя по тому, как вы защищаете Стива Картериса, нужно отдать пальму первенства ему.

— Почему вы думаете, что это был Стив?

Трент пожал плечами.

— Я знал это с самого начала. Проверил в гараже колледжа. Машина Картериса вернулась туда в пятом часу утра.

Упорствовать дальше было бессмысленно.

— Хорошо, это был действительно Стив. Поговорите с ним сами. Ведь именно это вы намерены сделать, да?

— Конечно. Но сперва надо заняться кое-чем еще.

— Чем же?

— Я хочу взять вас с собой и поехать к каменоломне. Там вы увидите кое-что.

Вдруг он шагнул ко мне и выхватил из моей руки листок, который тотчас порвал на мелкие клочки.

— На будущее я советую вам хранить всю информацию у себя в голове, Ли Ловеринг. Тогда до нее труднее будет добраться не только детективам, но и убийце. А так, откуда знать, кто склеит воедино эти кусочки? Такое случается, и часто.

После этого я поняла, что лейтенанту Тренту известно куда больше, чем мне казалось. Знал он и то, что здесь, в Вентворте, мне грозит реальная опасность.

Итак, наше сотрудничество, наполовину дружеское, наполовину враждебное, продолжалось. Я снова сидела с лейтенантом в его машине.

Трент молчал, когда мы выехали из кампуса и помчались по узкой дороге, связывающей Вентворт с шоссе на Нью-Йорк. Молчали, пока серая лента дороги не свернула резко вправо.

— Где-то здесь, не так ли?

— Да, — дрожащим голосом ответила я, — сразу же за поворотом.

Трент поставил машину на обочину. Мы прошли метров двадцать до поворота дороги, где и начинался вход в каменоломню, темную и заброшенную. Карьер вытянулся в сторону от дороги метров на тридцать. Он был виден с шоссе. Камень отсюда вывозили много лет назад, когда строились первые здания колледжа. Теперь про карьер совсем забыли — лишь изредка сюда забредали парочки в поисках уединения. Узкая дорога поросла травой и сорняками, а развороченные обломки горной породы — кустарником.

В карьере царил полумрак. Трент шел молча. Метрах в двух от входа он внезапно остановился и стал медленно

подниматься вверх по насыпи, глядя по сторонам. Он что-то искал. Что именно, я не знала, но от этого мое нервное напряжение лишь усиливалось. Меня страшили уродливые тени в полумраке и тошнотворный запах холодного камня и сорняков.

Лейтенант был весь поглощен медленным, тщательным осмотром кустарников и сорняков у входа в карьер. Вдруг он наклонился и что-то поднял.

— Ли Ловеринг!

Я взобралась по крутому склону к нему. Трент протянул мне маленькую дамскую сумочку с блестящей застежкой. Ему ни о чем не надо было меня спрашивать: эта сумочка была мне хорошо знакома.

— Да, это сумочка Грейс.

Лейтенант осторожно открыл ее. Я стояла рядом и тоже заглянула внутрь. Розовый платочек Грейс, авторучка, два корешка от театральных билетов, немного мелочи и сложенный листок бумаги. Трент развернул его. Наверное, он, так же как и я, ожидал там что-то найти, но листок был чист.

Трент молча защелкнул замок и сунул сумочку в карман. Я с любопытством посмотрела на него.

— Значит, Грейс была здесь?

— Похоже на то.

Лейтенант спустился с насыпи и пошел по дороге в глубь карьера. Его глаза были прикованы к земле, будто он отыскивал какой-то предмет, который непременно должен был найти. Я пошла за ним, но он крикнул:

— Не двигайтесь!

Я замерла на месте, а Трент опустился на колени и пристально во что-то вглядывался. Потом, не повышая голоса, сказал:

— Взгляните-ка.

Я осторожно подошла. Сначала ничего не увидела, но потом сообразила, что привлекло его внимание.

— Следы покрышек, да?

— Не просто следы, а нечто гораздо большее: свежие следы покрышек, оставленные здесь после сильного ночного дождя. Иными словами, как раз в то время, когда Грейс была убита.

На мгновение я утратила дар речи, потом пробормотала:

— Почему вы так считаете?

— Я справлялся о погоде в Вентворте. Здесь было очень сухо, прошел всего лишь один сильный дождь за последнее время — примерно в половине четвертого ночи, в прошлую среду. Следы были оставлены сразу после дождя, потому что через час земля снова затвердела.

Я хорошо помнила этот ливень. Брызги дождя и подняли меня с постели. Тогда же я заметила желтый «седан» Пенелопы, а позднее — машину Мерсии.

В полумраке карьера я шла за Трентом к машине и не могла думать ни о чем, кроме того, что кто-то приехал сюда, заманил Грейс в глубину темной каменоломни и поднял тот серый, неровный камень...

В машине было тепло, но у меня онемели руки. Я попыталась открыть сумочку и достать сигарету, но пальцы меня не слушались.

— Возьмите!

Трент протянул мне сигарету, затем с приборной доски — прикуриватель. Один бог знает, как он догадался, что мне сейчас надо.

В голове моей промелькнула вся вереница фактов, которые я утаила от полиции. Машины Роберта Хаднатта, Мерсии, Пенелопы. Несмотря на подозрительные обстоятельства трех ночных поездок, я упорно верила в невиновность этих людей. Но будет ли поколеблена моя прежняя уверенность, если лейтенанту удастся доказать, что одна из трех машин побывала в карьере?

Я искоса посмотрела на детектива, он чуть иронически улыбнулся.

— Ну, Ли Ловеринг, дело для вашего юного приятеля Картериса оборачивается плохо. А если эти следы оставила его машина, то я ему не завидую.

Беспокоясь за Хаднаттов и Мерсию, я совсем забыла про Стива. Слова детектива означали, что его последнее открытие поставит Стива первым в списке подозреваемых, если он откажется сообщить, где провел несколько часов после того, как оставил своих гостей в «Эмбер- клубе» и умчался неизвестно куда. Да и его рассказ покажется полиции весьма неубедительным. Действительно, Стив когда-то ухаживал за Грейс Хау, потом они поссорились, и теперь он сходит с ума по другой девушке. Он сам мне признался, что Грейс затаила на него обиду и грозилась доставить большие неприятности не только ему самому, но и его семье. А ведь именно Стив отвез ее к карьеру!

Легко допустить, что в этом пустынном месте Грейс снова повторила свои угрозы, а Стив вышел из себя, схватил первый попавшийся камень и ударил им девушку — то ли от страха, то ли в приступе ярости.

Мы доехали до ворот колледжа и свернули в кампус. Группы студентов фланировали по дорожкам, некоторые узнавали нас, замирали на месте и долго смотрели вслед машине.

Я думала, что Трент направится прямиком к Брум-холлу, чтобы перехватить Стива Картериса, но он повернул машину к Пигот-холлу, остановился перед входом, вышел и распахнул дверцу с моей стороны.

— Теперь вы собираетесь поговорить со Стивом? — неуверенно спросила я.

— Нет, я просто собираюсь распрощаться с вами.

Он протянул мне руку.

— Распрощаться?

— Если вы помните мою записную книжку, то самым важным в левой стороне был вопрос о месте убийства. Теперь мы почти наверняка знаем, что Грейс убили в Вентворте. Я продолжу работу по Нью-Йоркскому округу, а убийством Грейс Хау теперь должна заняться местная полиция. Надеюсь, вы будете им помогать так же, как и мне.

Я ошеломленно посмотрела на него и подумала, что, вопреки всему, мне будет не хватать этого человека.

— Значит, вы больше не приедете в Вентворт?

— Наперед трудно сказать. Возможно, довести дело до конца поручат мне... Но просто ради интереса признайтесь, сколько вентвортцев вы так преданно опекаете?

Он вытянул руку и стал загибать пальцы.

— Стив Картерис, Мерсия Перриш, Джерри Хау и двое Хаднаттов. Пятеро наилучших друзей... У вас очень доброе сердце, мисс Ли Ловеринг. Надеюсь, вы помните мое предупреждение: любой из ваших друзей может... обвести вас вокруг пальца. — Он сел в машину. — Во всяком случае, если вам понадобится помощь полицейского, вы можете найти меня в Центральном управлении в Нью-Йорке.

В этот момент из Пигот-холла вышла Норма с книжкой в руке. После разноса Пенелопы она напустила на себя скромно-угрюмый вид, однако привычка строить глазки оказалась сильнее. Проходя мимо Трента, она не сумела удержаться от кокетства, а меня демонстративно не заметила.

— Вот прошла одна из немногих обитательниц Вентворта, которую Ли Ловеринг не собирается защищать! — с усмешкой проговорил лейтенант.

Однако он ошибся: я умолчала о том, что именно Норма Сейлор порвала письмо Грейс Хау, адресованное Джерри.

В тот вечер ректор колледжа обратился в часовне к собравшимся с призывом «продолжать трудиться и преодолеть самый трудный час в истории Вентворта». Все это выглядело довольно мрачно. А когда мы со Стивом вышли снова в кампус, нас остановил детектив из полиции округа и сообщил, что шеф Дордан хочет поговорить с ним в суде.

Они уехали туда вдвоем, а я бесцельно слонялась по двору, стараясь побороть в себе чувство страшного беспокойства. Похоже, я опасалась, что Стива арестуют.

И поэтому крайне удивилась, когда примерно через час Стив вернулся. Он был бледен и казался потрясенным. Оказывается, шеф Дордан просто попросил его подтвердить те факты, о которых я уже сообщила лейтенанту Тренту. Шеф был предельно вежлив и, кажется, вполне удовлетворился ответами Стива.

После общения с Трентом я уже знала, что вежливость и бесстрастность шефа Дордана куда опаснее, чем любые угрозы.

На следующее утро все пошло по заведенному порядку: нам читали лекции, и я на них присутствовала, но подсознательно все время ждала, что грянет гром.

Присяжные снова вынесли вердикт: «Убийство неизвестным или несколькими лицами».

При выходе из зала суда меня поджидал мужчина средних лет с седеющей головой — представитель страховой компании, ведающей полисом Грейс. Он долго и утомительно вежливо пытался убедить меня, несмотря на вердикт, что Грейс могла покончить с собой. Как и предсказывал лейтенант Трент, этот инспектор придавал особое значение письму, разорванному Нормой, тактично намекая на то, что в нем Грейс могла сообщить брату о своем намерении уйти из жизни. Я заверила его, что читала письмо, и могу поклясться: в нем не было ничего даже отдаленно похожего на это.

Разумеется, он слышал о нашем открытии в карьере. Идя с ним через кампус к Брум-холлу, я чувствовала непреодолимое желание излить ему свою душу и выложить все, что мне известно, однако удержалась — не хотела подводить доверившихся мне людей.

Когда мы дошли до Брум-холла и уже простились, Джерри внезапно окликнул меня и негромко спросил, не пойду ли я завтра на похороны вместе с ним.

По его просьбе время похорон держалось в тайне, чтобы не явилась толпа праздных любителей острых ощущений. Даже руководители колледжа не были приглашены. Мы с Джерри вдвоем поехали в местную церковь, прослушали короткую заупокойную службу и видели, как гроб опустили во влажную весеннюю землю. У меня на глаза навернулись слезы. Джерри сжал мою руку, и я подумала: если бы на этом все закончилось! Грейс чувствовала себя несчастной и теперь обрела желанный покой.

На обратном пути, когда мы проезжали через чугунные ворота в кампус, Джерри поинтересовался:

— Ведь они считают, что это дело рук кого-то из Вентворта, правда?

— Думаю, что это вполне возможно, Джерри.

Выйдя из машины, я первой поднялась на несколько

ступенек и помогла Джерри. На пороге он задержался и повернулся ко мне.

— Я хочу кое-что у тебя спросить, Ли. Меня этот вопрос уже давно мучает. Скажи, ты влюблена в Стива Картериса?

— Влюблена в Стива Картериса?

Меня так удивил этот вопрос, что я не сразу нашлась, что ответить.

— Джерри, я очень к нему привязана, но не влюблена в него!

Он отвел глаза в сторону.

— Рад это слышать. Ты знаешь, мы со Стивом крупно поспорили, и я...

— Из-за Г рейс, не так ли?

— Отчасти. Одно время она, как говорят, бегала за ним. Ей казалось, будто он к ней тоже неравнодушен.

А он начал с ней откровенничать о девушках, которым морочил головы в Нью-Йорке. Спросил ее, не будет ли это препятствием на пути к завоеванию сердца порядочной девушки. Разумеется, Грейс вообразила, что речь идет о ней самой, что это предисловие к признанию в любви. Потом выяснилось, что Стив просто хотел получить ее совет, — его интересовала совсем другая девушка.

Грейс перенесла это страшно болезненно. Мне самому казалось, что он в какой-то мере обманул ее, водил за нос... Я так ему и заявил. После этого мы разъехались по разным комнатам.

Наконец-то я узнала, какая черная кошка пробежала между ними.

— Именно поэтому я спросил тебя, как ты относишься к Стиву, — продолжал Джерри. — Мне бы не хотелось, чтобы он и тебе морочил голову... Вокруг столько неприятностей, столько горя — я бы просто не перенес, если бы и ты страдала...

Я покачала головой.

— Нет, Джерри, я не собираюсь страдать.

И вдруг почувствовала: сейчас я могу спросить его о том, что меня уже давно мучило.

— А как ты сам, Джерри? Ты все еще питаешь прежние чувства к Норме?

Глаза его посуровели.

— Ты видела ее фотографию в газете и читала то, что она говорила о Грейс?

Я кивнула.

— И после этого спрашиваешь, не изменились ли мои чувства к Норме?!

Он схватил меня за руку и привлек к себе.

— Подобные штучки заставляют понять, кто твой настоящий друг... Ли, я был таким болваном! Как далеко я ушел от прежних дней! Ты поможешь мне вернуться?

Его пальцы были теплыми и ласковыми. И я забыла про похороны и вообще обо всех неприятностях.

День прошел как в сладостном сне. Не успела я опомниться — наступил вечер, а затем и следующий день. Впервые после убийства Грейс и ужасных последствий этого все отошло на задний план. Я была почти счастлива.

И тут снова появился лейтенант Трент.

Он ожидал меня в машине возле выхода из учебного корпуса, где я слушала лекцию Мерсии, и казался спокойным, вежливым и загадочным, как всегда. На этот раз на нем были синий костюм и голубая рубашка.

— Так вас все же попросили довести дело до конца? — спросила я.

— Ничего подобного. Официально я уже не связан с Вентвортским колледжем.

— Тогда что же вы тут делаете?

— Разговаривал с вашей деканшей. Она считает, что я оказываю благотворное влияние не девушек. Разрешила мне поехать с вами покататься.

А куда мы поедем?

— Куда хотите, в пределах разумного.

Он распахнул дверцу машины.

— Садитесь!

Я не протестовала. Он довез меня до Пигот-холла и остановил машину.

— Возьмите пальто и шляпку.

Я послушно сбегала наверх и вернулась в пальто и берете. Он критически оглядел меня и одобрительно шепнул:

— Очень мило. Не удивительно, что вы привлекаете таких интересных юношей. Садитесь в машину.

Я села. Хотя маршрут должна была выбирать я, лейтенант помчался в сторону Нью-Йорка.

— Подумал, что большой город отвлечет вас от мрачных мыслей.

— Возможно, — согласилась я, а сама с беспокойством пыталась понять, что он задумал.

— Полагаю, ваша серая шубка все еще не нашлась?

Этот вопрос удивил меня. Но когда я ответила «нет»,

он удивился еще больше, чем я, словно не состоялось то, в чем он был уверен.

— А как поживают ваши милые друзья, Ли Ловеринг? Они больше не изливали вам свои наболевшие души?

Он засмеялся, и я — вместе с ним.

— Вы надеетесь, что я отвечу на этот вопрос?

— Откровенно говоря, нет. У вас потрясающее отсутствие уважения к любознательности других... Как вы смотрите на то, чтобы пойти на утренник в театр?

— Это было бы очень приятно, — вежливо ответила я, — но теперь уже мне любопытно, какова истинная цель поездки.

— С этим можно не спешить... К началу мы, вероятно, уже не успеем, но выберем что-либо фривольно-музыкальное так что опоздание не слишком страшно.

После этого мы беседовали о всяких пустяках, и под конец я стала думать, что он и в самом деле приехал в Вентворт с единственной целью — повидаться со мной.

Но когда мы свернули с Бродвея и Трент нашел свободное местечко для машины как раз напротив театра «Кембридж», метрах в трех от «Эмбер-клуба», мои подозрения возобновились.

Правда, я несколько успокоилась, заметив, что афиши с «Федрой» убраны, а сам театр погружен в темноту. Лейтенант Трент купил газету и стал просматривать репертуары театров.

— Пойдемте на «Детский праздник» в «Вандолене».

Когда мы вошли в фойе «Вандолена», оно показалось мне смутно знакомым — и я поняла почему: мы с Элейн по ошибке забежали сюда в первом антракте.

— Полно народу, — сказал Трент, снова оказавшись рядом со мной, — но мне удалось выпросить два билета на балкон.

Мы успели только на последний акт пьесы. Я с таким удовольствием погрузилась в происходящее на сцене, что совсем перестала думать о том, почему Трент пригласил меня сюда.

Хор у задника сцены неожиданно расступился, и откуда-то из глубины появился актер, до этого игравший простого матроса. Теперь на нем была форма капитана королевского флота.

До этого я совсем его не замечала, но тут сразу вспомнила, где и когда видела актера, его блестящие рыжие волосы, красивый профиль, парадную морскую форму с множеством нашивок и галунов...

Я откинулась в кресле — у меня слегка закружилась голова.

Самая таинственная фигура в этой загадочной трагедии Грейс Хау наконец-то материализовалась. Человек, который мог убить мою соседку, был неизвестным театральным актером. Он стоял на сцене и пел веселую любовную песенку, обнимая за талию дочку капитана.

Я почувствовала на себе взгляд лейтенанта. Он уверенно прошептал:

— Ведь я прав?

— Да, вы правы. Этот человек был с Грейс в театре «Кембридж» в тот вечер, когда ее убили. Это и есть тот самый морской офицер.

Лейтенант Трент взял шляпу и сказал:

— Пошли!

Я послушно последовала за ним, натыкаясь на колени зрителей, по темному проходу к светящейся надписи «Выход».

Выбравшись из театра, мы прошли по сумрачной короткой аллее к артистическому входу. Трент обратился к. сторожу с вопросом, где можно найти Дэвида Локвуда, но, заметив неуверенность на лице привратника, сунул ему под нос свой полицейский значок, после чего нам было сказано:

— Первая комната на верхнем этаже. По этой лестнице. Он придет через несколько минут.

Мы без труда нашли нужную комнату, которую правильнее было бы назвать клетушкой. На полу валялись матросские брюки и рубашка, брошенные рыжим актером, когда он переодевался в офицерскую форму. Вокруг зеркала красовалось несколько портретов, явно льстивших мистеру Локвуду. Под каждым из них крупными буквами было написано: «Дэвид Локвуд».

Я спросила лейтенанта:

— Как вам удалось его разыскать?

— Меня с самого начала озадачило, что морской офицер вышел из театра без фуражки. В парадной форме и без фуражки — это немыслимо. И я решил начать поиски друга Грейс либо среди любителей костюмированных танцев, либо в театральных шоу. Просмотрев репертуар театров на интересующую нас среду, я отметил, что в «Вандолене» давали «Детский праздник». А это ведь рядом с «Кембриджем»! Все очень просто, не так ли?

Не могу сказать, сколько времени нам пришлось ждать Дэвида Локвуда. Я вспомнила дни после рождественских каникул, когда Грейс начали приходить заказные письма от неизвестного поклонника, возбужденный блеск в глазах Грейс, когда она распечатывала конверты и убегала куда-нибудь подальше, чтобы прочесть письма в одиночестве.

Наконец дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой рыжий мужчина в полной морской офицерской

форме. Он что-то напевал себе под нос, но сразу замолчал, увидев нас. Сперва он оторопело уставился на Трента, потом перевел взгляд на меня. Я поняла, что он меня узнал. Лицо его застыло, как маска.

— Очевидно, вы догадались о причине нашего прихода, мистер Локвуд, — спокойно заговорил лейтенант. — Нам нужно поговорить о Грейс Хау.

— Полиция! — Раздавшийся смешок был выполнен в лучших драматических традициях. — Итак, вы меня наконец-то поймали. Я мог бы догадаться, что это случится сегодня. Снова идет «Детский праздник». Последний раз я играл в этой пьесе, когда повстречал... Хорошо, что вы явились. Я больше не могу скрывать этого. Меня бы просто разорвало, я уже начал сходить с ума.

— Вы очень легко могли спасти себя от таких кошмаров, явившись с самого начала в полицию.

— А как бы я это сделал? Я актер, у меня спектакли чередуются с репетициями. Нет времени ходить по всяким полицейским учреждениям! И я сидел в тесной, вонючей комнатушке в ожидании прихода какого-то официального лица.

— Похоже, у вас богатый опыт общения с полицией, — сухо заметил Трент.

— Великий боже, нет! Не более, чем у всех. Изредка штрафы за превышение скорости. Буду с вами совершенно откровенным, есть другая причина — девушка из Филадельфии. Я с ней обручен. Она из аристократической семьи и все такое. В печати это выглядело бы скверно.

— Могу себе представить. Туго же вам придется, когда вы станете объяснять свое свидание с Грейс Хау.

— Свидание с Грейс Хау? Это же чистая выдумка! У меня с ней не было никакого свидания!

— Полагаю, вы также не писали ей заказных писем?

Локвуд смотрел на детектива широко раскрытыми

глазами, изображая крайнюю степень удивления.

— Разумеется не писал!

— Неужели?!

— Более того, я и не подозревал о существовании этой несчастной девушки до той злополучной среды, когда столкнулся с ней на ступеньках театра «Кембридж».

Я взглянула на лейтенанта. Меня интересовала его реакция на последнюю реплику актера. Промелькнула мысль: Трент ожидал с самого начала, что дело примет такой оборот.

— Значит, такова ваша версия, мистер Локвуд? — негромко спросил он. — Это очень интересно.

— Интересно?

Дэвид Локвуд буквально подскочил.

— Все газеты вопят о загадочном морском офицере, полиция подозревает меня в нанесении увечья, убийстве и черт знает в чем еще. А вы говорите «это интересно»! — Он плюхнулся в кресло. — Ну что ж, я получил урок. Никогда больше не стану проявлять сочувствие к людям, особенно к молодым девушкам.

Я так и не поняла, говорит он искренне или продолжает играть роль.

— Я расскажу вам все, что знаю о Грейс Хау, и про то, что случилось со мной. После этого вы сами убедитесь, мог ли я с таким заявлением пойти в полицию.

— Слушаю вас внимательно.

— Все произошло потому, что мне очень хотелось увидеть Рау лен в «Федре». А у нас ежедневно давали дневные спектакли, и я мог попасть в «Кембридж» только в те дни, когда шел «Детский праздник», заканчивающийся в девять вечера. В прошлую среду я решил непременно посмотреть хотя бы третий акт «Федры». Я не стал тратить время на переодевание — сорвал только эполеты, сбросил капитанскую фуражку — и побежал в «Кембридж».

Оказался я там как раз перед окончанием второго акта. В фойе никого не было. Вдруг я сообразил, что у меня нет пропуска. Раулен дала бы мне, конечно, контрамарку, но я не подумал об этом заблаговременно. Более того, карманы моего офицерского мундира были пусты. Тут, словно услышав мои мольбы, из театра вышла девушка в светло-серой шубке. Тоненькое, немного странное создание.

— Грейс Хау, — констатировал лейтенант.

— Да, но об этом я узнал позднее. Тогда она для меня ровно ничего не значила. Видимо, подумал я, мой мундир ее удивил, потому что она остановилась и принялась разглядывать меня как некую диковинку. Я почувствовал себя немного неловко и решил объяснить, что я актер. Это ее страшно взволновало. Вы знаете, как девушки относятся к актерам. Порывшись в сумочке, она достала листок бумаги и авторучку, потом объяснила, что коллекционирует автографы, и попросила меня подарить ей свой.

Я выполнил ее просьбу и, поскольку мне показалось, что она уходит из театра, попросил у нее билет. Она немного подумала, затем ответила, что у нее есть лишний, которым я могу воспользоваться, и вынула его из сумочки. В этот момент зрители начали выходить из зала — значит, начинался второй антракт.

До этого Грейс вела себя вполне нормально. Вообразите мое изумление, когда она без предупреждения вцепилась в мою руку и заявила, что в «Эмбер-клубе» что-то празднуют несколько ее знакомых девушек и они с минуты на минуту явятся сюда.

— Пожалуйста, очень прошу вас, говорите со мной так, будто мы давно знакомы, и, поскольку вы актер, подыгрывайте мне, когда потребуется. Для меня это страшно важно.

Ну и все остальное в том же духе. Я не совсем разобрался, что у нее на уме, но, поскольку она оказала мне любезность, не мог отказать ей в такой пустяковой просьбе.

Он откинул назад свои рыжие волосы и взглянул на меня с явным недоброжелательством.

— А через несколько минут сквозь окружавшую нас толпу к нам протиснулась вот эта молодая особа. Грейс Хау представила меня ей и, по-моему, сказала, что я ее старый друг.

Трент кивнул.

— Мне было неловко, но я, разумеется, был любезен с мисс Ловеринг, однако как только она удалилась, потребовал объяснений. Грейс поведала мне очень трогательную историю. Знакомые девушки знали, что она отправилась в театр, чтобы встретиться там со своим другом. В последнюю минуту выяснилось, что он не сможет приехать, а Грейс очень не хотелось, чтобы ее знакомые решили, будто тот ее обманул. Она заявила, что все к ней плохо относятся, особенно какая-то Норма, так что все они ухватятся за возможность над ней посмеяться. — Локвуд развел руками. — Таким образом я сыграл роль ее друга.

Я была ошеломлена. Если этот фатоватый актер говорил правду, то поведение Грейс в тот фатальный вечер вообще становилось необъяснимым. И куда девался ее пылкий поклонник, автор бесчисленных заказных писем?!

Я ждала, что лейтенант задаст актеру вопросы, но он молча ждал продолжения.

— Итак, выслушав это объяснение, мистер Локвуд, вы вместе с Грейс пошли смотреть последний акт «Федры»?

— Да, и Раулен была потрясающа! Когда все кончилось, я хотел пойти за кулисы и выразить ей свое восхищение, надеясь отделаться от этой Хау. Но Грейс, видите ли, понадобился автограф Раулен. Она очень настойчиво просила меня пойти с ней вместе. Пришлось уступить. Но когда после спектакля она взяла меня под руку и так прошествовала к выходу, это было уже слишком! Мало того, она заставила меня болтаться поблизости, а сама побежала поговорить с мисс Ловеринг.

Наконец мы попали за кулисы. Раулен, конечно, была рада видеть меня. «Дэви,— сказала она,— вы выглядите еще моложе и красивее...»

— Одну минутку, — торопливо прервал его Трент. — Раулен дала свой автограф?

— Конечно. Как правило, получить у нее автограф очень трудно, но если действовать через меня...

Мимикой он дал понять, насколько близко знаком с великой Раулен.

— Она расписалась на том же листке, что и вы?

— Полагаю, что да. Хау вынула его из своей сумочки.

— И убрала снова в сумочку?

— Очевидно.

Он явно считал эти вопросы не имеющими никакого значения, но я-то поняла, в чем дело. Когда мы нашли сумочку Г рейс в карьере, никакого листка с автографами в ней не было. Именно это и беспокоило детектива.

Эта девица пристала ко мне как репей. Я надеялся отвертеться от нее, когда вернулся сюда переодеться. Но она караулила меня у служебного входа и поехала со мной в гостиницу. Там в ожидании Раулен мы просидели несколько часов. Такой нестерпимой скуки я не испытывал за всю свою жизнь. Наконец ожидание стало невыносимым. Я позвонил в апартаменты Раулен. Представьте себе, она обо всем позабыла! Ее горничная сообщила мне, что хозяйка отправилась на вечер, устроенный в ее честь Мак Клингиком и Китом Корнеллом.

К тому времени я уже не на шутку волновался из-за этой Хау. Не потому, что сомневался в ее порядочности, нет. Она не шумела и не скандалила — просто очень тихо сидела в уголке. Но мне не хотелось, чтобы она торчала у меня до конца моих дней. Я рассказал ей о Раулен, что давало мне возможность выпроводить, наконец, мою незваную гостью из дома. Спросил ее, не считает ли она, что пришло время возвращаться к себе. Она не сразу ответила. Помолчав, сказала, что скоро уйдет, но сначала хотела бы чего- нибудь выпить.

Я знала Грейс Хау больше двадцати лет. Мне было известно, что она не брала в рот спиртного, точно так же как не употребляла косметику. Однако в день своей смерти она не только сильно накрасилась, но и попросила выпить. Что же с ней случилось?

— Я принес ей бокал виски, — продолжал Локвуд. — Она выпила его залпом, словно это была вода, а она страдала от жажды. Мне ее снова стало жаль: девушка казалась мне одинокой и всеми забытой. Вот тут-то я и допустил серьезную ошибку — стал говорить, что понимаю, как ей тяжело из-за того, что ее бросил друг.

Она сразу вышла из себя, вернее сказать, буквально обезумела. Возможно, тут сыграл роль выпитый бокал, но глаза ее засверкали. Она обвинила меня в том, что я издеваюсь над ней, как Норма в колледже. Ее вовсе никто не обманывал и не бросал. Просто ее приятель договорился с кем-то еще о встрече и не смог ее отменить. Я попытался успокоить девушку, но ничего не вышло: она только еще больше разошлась. Наконец метнулась к своей шубке и вынула из кармана письмо.

— Почитайте, — приказала она, — раз не верите, что он без ума от меня.

— Вы видели конверт? — спросил Трент. — Это было письмо с пометкой спецдоставки?

— Наверное. На конверте было много марок.

— Вы его читали?

— Я только взглянул на него. Вы представляете, как я себя чувствовал, когда рядом стояла эта злючка и не спускала с меня глаз. Оно начиналось с «Грейс, любимая», и там еще говорилось о том, чтобы она не вздумала забыть автора письма и что она для него единственная девушка на свете. Обычное любовное письмо, только очень пылкое. Я думал только о том, как успокоить Грейс, поэтому поспешил вернуть ей послание и пробормотал, что ни капельки не сомневался в его чувствах к ней.

Вы видели подпись на письме, мистер Локвуд?

— Нет, я просмотрел только первую страницу. Не имею ни малейшего понятия, кто его писал.

— Из того, что вы прочли, и из слов Грейс сложилось ли у вас хоть какое-то впечатление о личности этого человека?

— К сожалению, я не любопытен, наверное, поэтому отнесся ко всему равнодушно. Понял только, что между ними, видимо, произошла ссора, потом они помирились. Роман их окутан тайной. Почему? Может, он был женат? Короче говоря, как только Грейс получила свое письмо назад и допила виски, она надела шубку и заявила, что готова уйти. Я обрадовался, но, когда уже испустил вздох облегчения, она подкинула новую бомбу. Заявила, что ей предстоит важное свидание в Вентворте. Последний поезд уже ушел, поэтому я должен отвезти ее туда на машине. Это было уже слишком.

Я ответил:

— Послушайте меня, молодая леди...

Ну, не буду все это повторять. Я был очень зол, как вы понимаете. Догадываетесь, как она поступила? Стояла посреди комнаты, смотрела на меня в упор и произносила слова так отчетливо, будто выступала на сцене:

— Вы повезете меня в Вентворт, а если откажетесь, я подниму крик. И когда здесь соберутся обитатели отеля, заявлю, что вы пригласили меня к себе, заверив, что соберется целая компания, а сами пытались принудить меня к сожительству. Вот что я сделаю!

Что мне оставалось делать, спрашиваю вас? Я взял эту девицу за плечи и сказал: «Послушайте меня, я вас отвезу на свидание и надеюсь, что вы встретитесь со своим поклонником, а он схватит вас за горло и задушит». Вот что я ей сказал! Забавно, когда подумаешь, что с ней произошло...

Трент бесстрастно спросил:

— Вы интересовались, с кем у нее свидание?

— Конечно. Когда мы ехали в Вентворт, я осведомился: «Полагаю, это безумное свидание с вашим безумным приятелем?»

— А она?

— Она не ответила. Только усмехнулась и поинтересовалась, зачем мне это знать. Но я не сомневался, что это был ее приятель. Иначе она бы так не нервничала — глаза ее блестели, щеки пылали. — Немного помолчав, он добавил: Конечно, о покойниках дурно не говорят,

но это была отвратительная девушка, злобная и мстительная.

Я заметила на лице лейтенанта странное выражение, но он просто сказал:

— Продолжайте, мистер Локвуд.

— Мы уже подъезжали к Вентворту, когда у меня кончилось горючее. К счастью, по дороге была станция техобслуживания. Мы остановились. Они уже закрывались.

Лейтенант Трент неожиданно спросил:

— На станции техобслуживания Грейс кому-то звонила по телефону, не так ли?

Я изумленно посмотрела на него. Каким образом он докопался до факта, который я так старательно скрывала? Усмехнувшись, он сказал:

— Это было не очень трудно узнать, Ли Ловеринг. Нужно было только поговорить со служащим станции.

Затем обратился к Локвуду:

— Грейс вам не сказала, кому она звонила или почему?

Локвуд пожал плечами.

— Ничего она мне не сказала. Я считал само собой разумеющимся, что звонила она тому, с кем назначила свидание. Но я, должно быть, ошибся, потому что, пока она звонила, появился он сам.

Локвуд решил, что Стив Картерис назначил Г рейс это дикое свидание. Я хотела было запротестовать, но меня опередил Трент.

— Что вы имеете в виду, мистер Локвуд?

— Только то, что ее парень приехал. Его машина подрулила к бензоколонке. В ней сидел молодой человек, очень красивый брюнет. Мисс Хау как раз вышла из будки телефона-автомата, подошла к машине и что-то сказала этому парню, потом поспешила ко мне. Она сунула голову в окошко и заявила: «Все в порядке, мистер Локвуд, вам больше не стоит из-за меня задерживаться. Можете уезжать». Представляете? Ни слова благодарности! Потом еще чище: «Теперь я не нуждаюсь в ваших услугах».

Вряд ли следует говорить, что я не стал задерживаться. Судьба избавила меня от Грейс Хау. Как только мне наполнили бак, я развернул машину и помчался в Нью-Йорк, но эта девица и во сне преследовала меня. Только вчера...

— Прежде чем мы займемся вашими снами, мистер Локвуд, — прервал его Трент, — мне хотелось бы знать, располагаете ли вы какими-то фактами, кроме ваших предположений, что мужчина в машине был именно тем лицом, с которым Грейс намеревалась встретиться?

Но тут я не выдержала:

— Это неправда! Вы не должны даже намекать на то, что у Грейс было назначено свидание с этим человеком! Стив не мог писать ей те многочисленные письма. Он не был влюблен в Грейс, он...

— Если он и не был влюблен, — холодно прервал меня Локвуд, — то, должен заметить, был удивительно заботлив и внимателен. Пошел дождь, когда я отъезжал от бензоколонки. Грейс стояла возле машины этого парня. Он помог ей снять меховую шубку, а вместо нее накинул ей на плечи красный плащ, лежавший у него на заднем сиденье. Плащ очень яркий, из непромокаемой ткани, насколько я мог судить.

Лейтенант и Дэвид Локвуд продолжали беседовать. Я слышала, как Трент убеждал актера немедленно отправиться в полицию и сделать там соответствующее заявление. Актер же твердил, что он занят в вечернем спектакле «Микадо» и не может отлучиться.

Но все это было лишь смутным фоном: я думала о Стиве Картерисе.

С самого начала дело оборачивалось против Стива, а когда выяснилось, что загадочный красный плащ был у него в машине и что он забрал мою шубку, его положение стало еще хуже. Впрочем, меня больше мучило то, что Стив поклялся, будто рассказал мне все, известное ему о Грейс Хау, однако утаил столь важные факты.

Потом мне в голову пришла новая мысль. Стив был в кого-то влюблен, о ком не хотел говорить. Допустим, плащ принадлежал этой девушке, а она каким-то. образом была причастна к случившемуся. Ради нее он и молчал так упорно.

Лейтенант Трент подозревал правду о красном плаще с самого начала. Он только ждал, когда у него в руках появятся козырные карты. Теперь он был готов к допросу, и Стиву придется туго.

Эта моя версия все решила: я обязана была предупредить Стива, пока лейтенант не сообщил новости местной полиции.

Нужда заставляет быть изобретательной, и я сказала:

— Раз мистер Локвуд поедет с нами в Вентворт, ему, видимо, придется переодеться. Не лучше ли мне подождать на улице?

— Правильно! — одобрил Трент.

Я поспешила к выходу. Где-то здесь должен быть телефон. Однако сначала я побежала в обратном направлении, а когда окончательно пришла в отчаяние, то увидела будку телефона-автомата перед самым своим носом.

Я рылась в сумочке в поисках монет, когда кто-то постучал в стеклянную дверцу. На меня с любопытством смотрел мальчик-посыльный.

Я открыла дверь автомата.

— Мисс Ловеринг?

Я кивнула. К моему величайшему удивлению, он подал мне несколько монеток и сказал:

— Мужчина в уборной мистера Локвуда велел передать их вам и просил, когда вы дозвонитесь до мистера Картериса, сообщить ему, что полиция узнала, кому принадлежит красный плащ, так что не пора ли ему рассказать и о меховой шубке?

Посыльный ушел.

Мне показалось, что на этот раз лейтенант превзошел самого себя. На секунду я застыла в растерянности, затем решительно опустила монеты в щель и набрала номер Стива.

Он не сразу подошел к телефону, но я упорно ждала — и дождалась. Без всяких проволочек я выложила ему все, что Локвуд сообщил о красном плаще.

— И лейтенант Трент знает, кому этот плащ принадлежит! — закончила я многозначительно.

Он ответил не сразу, голос был хриплым и усталым.

— Спасибо, Ли. Хорошо, что ты предупредила меня.

— Но что ты намерен делать? Наверное, сейчас тебя будут допрашивать. Стив, ты должен рассказать о настоящей причине твоего поспешного ухода из «Эмбер-клуба», ну и обо всем остальном, что ты утаил от меня. Это единственный путь.

— Единственный путь? — Он невесело рассмеялся. — Мне бы хотелось, чтобы так и было. В действительности же есть и другие пути — в этом-то и вся сложность.

— А моя шубка, Стив... — начала было я, но замолчала, потому что дверца распахнулась: рядом с Дэвидом Локвудом стоял лейтенант Трент.

Мы втроем поехали в Вентворт. Перед зданием местного управления полиции Дэвид Локвуд, охая и вздыхая, отправился давать свои показания. Трент поручил позаботиться о нем какому-то детективу, а сам пошел в кабинет шефа Дордана. Я осталась одна в унылой комнате ожидания, печально размышляя о судьбе Стива.

Минут через десять Трент позвал меня в кабинет шефа.

Я вошла. Хозяин кабинета с хмурым видом сидел за столом. За долгие годы работы в полиции он заслужил уважение всех обитателей колледжа. Самыми большими нарушениями законности, с какими ему приходилось сталкиваться, были превышение скорости и несоблюдение правил дорожного движения.

А теперь — такое жуткое преступление!

Лейтенант стоял у окна, в руке он держал какие-то странные куски гипса.

— Помните следы протекторов в карьере, Ли Ловеринг?

— Конечно помню.

— Я подумал, что вам интересно будет посмотреть на это. — Лейтенант протянул мне большой кусок, и я поняла, что это слепок следа. — Получилось великолепно! — добавил он одобрительно.

Я надеялась услышать, что следы в карьере уже опознаны, но вышло иначе. Трент отложил гипсовую отливку и обратился к шефу Дордану:

— О’кей, я сделаю это для вас прямо сейчас.

Он взял меня за руку, и мы вышли из здания.

Когда мы направились в машине к колледжу, я устало спросила:

— Полагаю, вы едете за Стивом?

— Именно это поручил мне шеф Дордан.

— А вы не сбросили со счетов этого Локвуда? — спросила я. — Он ведь мог снова вернуться и встретиться с Грейс у каменоломни, верно?

Трент усмехнулся.

— Ну и упрямая же вы особа, Ли Ловеринг! Обитатель Вентворта не может сделать ничего дурного, а от других людей можно ожидать чего угодно. Идея такова, да?

— Совсем не идея — просто я знаю этих людей, а Локвуда не знаю.

— Однако у него есть алиби, — холодно заметил лейтенант, — поэтому я склонен его полностью исключить.

Швейцар в его отеле видел, как Локвуд уезжал с девушкой в светло-сером меховом манто в половине третьего, а в половине пятого он вернулся. До станции техобслуживания добрый час езды. До Грейвилла еще пятьдесят километров. У него просто не хватило бы времени отвезти тело Грейс оттуда к реке и вернуться в Нью-Йорк в половине пятого.

— В таком случае...

— В таком случае, — перебил меня Трент, — существует всего одно место, где надо искать убийцу Грейс Хау, — кампус Вентворта.

Мы въехали в ворота. Навстречу большими шагами приближался декан Эппл. Я невольно вздрогнула, когда Трент резко затормозил и крикнул:

— Мистер Эппл, не знаете, где можно найти в это время Стива Картериса?

Большой Эппл подошел к нам.

— Картериса? Боюсь, он уже уехал, бедняга. Его неожиданно вызвали домой: у него заболела мать.

— Стива вызвали домой? — поразилась я.

Декан Эппл вынул из кармана скомканный листок бумаги и подал его лейтенанту.

— Известие пришло с час назад. Естественно, я разрешил Картерису уехать домой.

Лейтенант Трент посмотрел на телеграмму и серьезно сказал:

— Могу вас успокоить насчет здоровья миссис Кар- терис. Эта телеграмма отправлена из Вентворта.

— Из Вентворта?! Вы хотите сказать, что Картерис послал ее сам и обманул меня? Но это отвратительно. Я хочу знать, зачем он потребовался полиции.

— Сейчас единственное, что требуется полиции, — это телефон, — без тени улыбки ответил Трент.

— В административном здании, — сказала я. И поняла, что он намеревается сделать.

Он объявит о розыске Стива, передаст всем постам номер его машины и описание внешности. «Разыскивается для допроса по делу об убийстве Грейс Хау». Это было ужасно. И, в известной мере, виновата была я: ведь это я предупредила Стива, что ему предстоит разговор с полицией. Но для чего он сбежал? Какой глупец! Неужели он не понимает, что его все равно схватят?

Мы подъехали к административному корпусу. Трент зашел туда один, быстро вернулся и снова сел в машину.

— Ну, натравили на него ищеек? — дерзко спросила я.

Лейтенант улыбнулся, а когда машина сорвалась с места, ответил:

— На вашем месте я бы на некоторое время перестал беспокоиться за Стива Картериса. Поберегите свои переживания для кое-кого другого.

— Кое-кого другого?

— Я обещал шефу Дордану выполнить за него одну неприятную работу. Он в дружеских отношениях с большинством обитателей колледжа, и ему не хочется вдруг стать для них официальным лицом. Я его понимаю. Вот почему он и попросил меня об этой услуге.

— А в чем состоит ваша задача? — пробормотала я.

— Вы видели этот гипсовый слепок в полиции? Я забыл вам сказать, что следы в карьере были идентифицированы. Их оставила одна из машин колледжа. — И, усмехнувшись, добавил: — Принадлежащая одному из ваших многочисленных друзей, Ли Лаверинг.

Больше он мне ничего не сказал. Чья же машина была в ту ночь в карьере, в то время, когда убили Грейс?

— Чья?

Лейтенант свернул на узкую подъездную дорогу, и я узнала, куда мы спешим. Мы остановились перед домом Хаднаттов.

— Я хочу, чтобы вы тоже вошли.

Детектив взял меня за руку и повел по тропинке, по сторонам которой пестрели белые и розовые тюльпаны. Я была потрясена и даже не удивилась, что он взял меня с собой.

Горничная провела нас в просторную гостиную. Пенелопа и Роберт стояли у камина; в руках у них были высокие хрустальные бокалы с коктейлем. Тут же сидела в раскованной позе Мерсия Перриш. Ее глаза были устремлены на снежно-белые хризантемы в вазе. Мирная, приятная картина... Но покоя не было и тут.

Пенелопа поспешно шагнула нам навстречу.

— Мисс Ловеринг узнала этого актера в морской форме?

— Да, миссис Хаднатт. У полиции есть его подробное описание.

— И он признался? — нетерпеливо спросила Пенелопа.

— Мне думается, — бесстрастно ответил Трент, — что теперь, наконец, мы можем вычеркнуть Дэвида Локвуда из списка подозреваемых в убийстве Грейс Хау.

— Вы предполагаете, что этот человек и убил ее? — тихо спросил он. — Извините за бестолковость, но если он писал ей страстные письма, то, очевидно, любил ее? Какой же у него был мотив для убийства?

— Предположить мотив совсем не трудно, доктор Хаднатт. Поскольку никому, даже мисс Ловеринг, Грейс не доверяла своих секретов, остается предположить, что эта связь была тайной. Возможно, этот человек убил ее, так как был женат, а она стала угрожать его общественному положению. Возможно, он убил ее по каким-то финансовым обстоятельствам, пока еще не выясненным. Или же потому, что она что-то знала о нем самом — сведения, которые он скрывал, — и пыталась шантажировать его, заставляла плясать под свою дудку, а он не мог избавиться от нее иным способом.

Странные нотки в голосе лейтенанта настораживали: я с ужасом подумала, не стало ли известно Тренту о трагедии Роберта в прошлом и о том, что Грейс пригрозила ему разоблачением.

Лейтенант поднял глаза, посмотрел на Мерсию, улыбнулся и вдруг сказал:

— В то же время возможно, что этот человек ее вовсе не убивал.

— Что вы имеете в виду? — спокойно осведомилась Мерсия.

— Связь между этим человеком и Грейс, очевидно, достигла своего апогея. Допустим, была еще какая-то женщина в его жизни, счастью которой, да и ее карьере, угрожала Грейс. И она узнала про свидание в карьере... Мы не знаем, сколько человек интересовались этим рандеву, не правда ли?

Нетрудно было догадаться, что он подозревает Пенелопу и Мерсию.

Заговорила Пенелопа:

— Мы совершенно ничего не знаем, лейтенант. Собирать факты, разумеется, ваша профессия...

— Совершенно верно, миссис Хаднатт. И я уже понял, что Грейс Хау в действительности была куда более сложным созданием, чем казалось, и очень опасным для многих жителей Вентворта. — Помолчав, он добавил так хорошо известным мне «безразличным» тоном: — И это подводит меня к тем вопросам, какие я намерен задать.

Он поставил на стол бокал. В комнате стало так тихо, что его звон показался пугающим сигналом.

— Когда я последний раз разговаривал со всеми вами, вы дружно заявили, что никто из вас не видел Грейс Хау после вашего ухода из театра. Вы будете настаивать на этом заявлении?

Я заметила, как Мерсия посмотрела на Хаднатта, затем на Пенелопу и быстро отвернулась. Значение этого взгляда было очевидным.

Лейтенант Трент повторил:

Вы продолжаете утверждать это?

— Конечно, — быстро ответила Пенелопа. — Это же правда!

— Я просто подумал, что со станции техобслуживания Грейс могла звонить в этот дом.

Пенелопа фыркнула:

— Нам ничего не известно о телефонном звонке. Абсурдно думать, что кто-то из нас мог снова видеть Грейс.

— Очень странно, — печально улыбнулся Трент, — но мне доподлинно известно, что кто-то из вас ночью выезжал с территории колледжа. Мы с мисс Ловеринг обнаружили следы покрышек в карьере, которые могли быть там оставлены только во время ливня, прошедшего в ночь гибели Грейс. Эти следы принадлежат одному из вас.

— Одному из нас? Но это невозможно.

Она пристально смотрела на Мерсию и Роберта.

— Скажите же ему, что он ошибается!

Но Роберт и Мерсия молчали.

— Боюсь, что доказать обратное невозможно. Кроме того, я считаю, что будет в высшей степени неблагоразумно, если лицо, замешанное в это дело, не признается. В конце концов, мы имеем доказательства. Если это лицо откажется говорить, его поведение покажется еще более подозрительным. Разве вы не согласны со мной, доктор Хаднатт?

— Роберт! — пронзительно вскрикнула Пенелопа.

Лицо его было мертвенно-бледным, четко обозначился и стал пульсировать шрам, а губы скривились в некое подобие улыбки, которое, скорее, было карикатурой на нее.

— Хорошо, лейтенант, я могу...

— Не надо, Роберт! — крикнула Мерсия.

— Какой смысл, Мерсия? Он же обнаружил следы машины... Признаю, что в ту ночь я ездил в карьер.

— Ты, Роберт? Ты ездил в карьер?! — Голос Мерсии был хриплым. — Ты мне ничего об этом не говорил. Я не знала.

Она инстинктивно шагнула к Хаднатту, но тут же остановилась, услышав слова Трента.

Я не могла не оценить находчивости и изобретательности лейтенанта. Он с ловкостью фокусника добился признания Роберта и тем самым разрушил карточный домик, который мы соорудили с Мерсией. Кроме того, он мне ясно дал понять, что Мерсия не была до конца откровенна со мной: она скрыла от меня то, что оба они с Робертом Хаднаттом ездили в карьер.

Нарушила молчание Пенелопа:

— Роберт, — совершенно спокойно произнесла она, — с твоей стороны было очень глупо не сообщить мне об этом.

Мерсия с виноватым видом подошла к ней.

— Не сердись, Пенни, мы считали, что не следует тебя тревожить.

Она обратилась к Тренту:

— Если бы то, что мы знали, могло помочь в решении загадки с убийством Грейс, мы бы вам все рассказали. Но ни доктор Хаднатт, ни я не видели Г рейс в ту ночь. Не правда ли, Роберт?

— Не видели.

Ответ Роберта был едва слышен.

Мерсия продолжала:

— Наверное, было глупо пытаться это утаить, но у нас были на то основания. — Ее глаза были устремлены на Пенелопу. — Грейс действительно звонила в этот дом. Случилось так, что мы с Робертом сидели одни внизу, несмотря на то что было уже очень поздно. Если бы мы сказали правду, это выплыло бы наружу. Всем известно, что мы с Робертом когда-то были обручены, а ведь так легко сделать из мухи слона — и ни на чем не основанный скандал охватит кампус, как пожар. Мы хотели избавить себя от этих неприятностей.

Лейтенант Трент продолжал смотреть на Роберта.

— Может быть, вы расскажете нам, что делали в ту ночь, доктор Хаднатт?

Роберт заговорил, голос его вновь стал спокойным и ровным. Телефонный звонок Грейс, просившей подвезти ее домой, его поездка на станцию техобслуживания, где он обнаружил, что Грейс исчезла.

Его рассказ прервала Мерсия, сообщив, как она поехала вслед за Робертом и тоже нашла бензоколонку закрытой. Она не упомянула о письме Грейс Пенелопе, ибо в нем был четко сформулирован мотив для убийства. В остальном она говорила то же, что и мне во время «исповеди» в ее гостиной. Ни один из них не упомянул о карьере.

Детектив не стал медлить:

— А что вы скажете о вашей небольшой экскурсии в сторону, мисс Перриш?

— Это просто объяснить. По пути со станции техобслуживания надо было проехать мимо карьера. Он находится у поворота дороги. Меня взволновало исчезновение Грейс после ее звонка по телефону. Я увидела вход в карьер, а Роберт говорил мне, как он встретился там днем с девушкой, и я свернула туда.

Лейтенант Трент рассеянно кивнул.

— Вы не находите, что со стороны Грейс было бы довольно странным поехать в каменоломню после того, как она попросила доктора Хаднатта привезти ее в Вентворт?

— А вы, доктор Хаднатт? Вы тоже свернули в карьер из тех же соображений?

— Совершенно верно, — кивнул Роберт.

— Вы оказались там, разумеется, раньше, чем мисс Перриш, доктор Хаднатт?

— Да. Когда я находился в карьере, то услышал, как по дороге проехала машина. Видимо, это была мисс Перриш, направлявшаяся к станции техобслуживания.

— И никто из вас не видел Г рейс в карьере? — спросил Трент.

Доктор Хаднатт отрицательно покачал головой. Мерсия ответила «нет».

— Так вот что случилось! — пробормотал лейтенант.

Невозможно было догадаться, о чем он думал. Сама же я теперь не знала, правду ли они говорили, но даже мне было ясно, как неубедительно прозвучало объяснение Мерсии, почему она заезжала в карьер. С какой стати ей было волноваться за Грейс, раз она приехала на бензоколонку после Роберта? Естественно, она должна была заключить, что он уже повез девушку домой. Но поскольку я прочла то мерзкое письмо Грейс Пенелопе, то понимала, что побудило Мерсию поехать вслед за Робертом, а затем завернуть в карьер: она опасалась, что Грейс вынудила Роберта ехать именно туда, чтобы обсудить ее жестокое решение предать огласке калифорнийскую историю.

Трент не знал об этом втором письме, которое я собственноручно сожгла. Или знал?

Детектив устремил взгляд на белые цветы возле кресла Мерсии.

— В этом деле масса примечательных совпадений, — изрек он неожиданно. — Конечно, вы понимаете, что Грейс была убита менее чем через час после телефонного звонка со станции техобслуживания. За это время три человека, которые клянутся в своей невиновности, ездили в карьер. — И помолчав, задумчиво добавил: — И у каждого из этой троицы был мотив для убийства.

Насколько тщательно вы осмотрели карьер, когда искали Грейс Хау, мисс Перриш? — вдруг спросил Трент.

Очень поверхностно. В то время шел сильный дождь, и потом, я искала машину, а ее не было.

— Тогда Грейс была там без машины, и вы могли ее не заметить.

— Вы правы.

— Иными словами, мисс Перриш, когда вы приехали в каменоломню после доктора Хаднатта, Грейс могла быть уже мертва...

Мерсия побледнела. В комнате воцарилось тягостное молчание.

Пенелопа подошла к мужу и положила ему руку на плечо. Голос ее звучал бесстрастно:

— Насколько я поняла, вы высказали предположение, что доктор Хаднатт убил Грейс Хау. Это невозможно.

Мерсия, которой удалось взять себя в руки, подхватила:

— Да, невозможно! Он выехал из Вентворта минут за двадцать до меня. Когда я вернулась к дому Хаднаттов еще минут через пятнадцать, машина Роберта уже стояла в гараже. Я видела ее через открытую дверь. За тридцать пять минут он не смог бы убить ее, отвезти тело в Грейвилл, а потом вернуться домой.

— Мне не хочется говорить все эти неприятные вещи, но уверен — доктор Хаднатт понимает, что это моя обязанность. Так вот, он спокойно мог убить Грейс, оставить ее в карьере, вернуться в Вентворт, а затем, позднее, поехать туда и перевезти тело в Грейвилл.

Мы все смотрели на Роберта.

Первой заговорила Пенелопа, холодно глядя на Трента:

— Прежде чем вы продолжите свои предположения, лейтенант, думаю, вам нужно определить их мотивы. Мне кажется, одно время Грейс Хау воспылала полудетской страстью к моему мужу. В Вентворте у него много пламенных поклонниц такого рода. Страстная влюбленность в преподавателей неизбежна в любом колледже. Но, разумеется, вы не можете это счесть мотивом для убийства?

— Согласен с вами, миссис Хаднатт, — спокойно ответил Трент. — Но нельзя забывать, что Грейс была не вполне нормальна. Доктор Виллер, специалист по нервным болезням, сообщил мне некоторые очень интересные факты, когда я звонил ему по телефону на прошлой неделе. Мне говорили, что он друг семейства Хау.

И тут я окончательно убедилась в том, что Тренту известно все о трагедии Роберта в Калифорнии. Возможно, он знал про него и Мерсию тоже. Он понимал, что у них-то как раз был веский мотив желать ее смерти.

— Доктор Виллер? Я не знаю никакого доктора Виллера.

Трент обратился к Мерсии:

— Мисс Перриш, вы говорили, что видели через открытую дверь гаража машину доктора Хаднатта на месте?

— Да.

Детектив повернулся к Хаднатту.

— Вы привыкли оставлять дверь вашего гаража открытой даже в ночное время, когда машина вам больше не понадобится?

Тут я взглянула на Роберта и подумала, что он похож на тонущего, который стремится спастись от настигающей его огромной волны, но не знает, как это сделать.

— Я... то есть...

Нет, Роберт, помолчи, — снова вмешалась Пенелопа. — Думаю, лейтенант, вы не усмотрите в этом ничего особенного, если я скажу вам, что мы почти никогда не запираем гараж на ночь. Я постоянно оставляю ключи в машине. Это же колледж, а не платная автостоянка. Мы считаем само собой разумеющимся, что обитатели Вентворта относятся к личной собственности с уважением.

— Понятно, — протянул лейтенант. — Но и это не меняет дела — доктор Хаднатт мог действовать так, как я предположил: вернуться в колледж, немного подождать и...

И тут я не выдержала. Ну как они не понимают, что все могло быть иначе?! Не задумываясь, я заметила:

— Есть и другое объяснение. Гараж был открыт, ключи оставались в машине. Любому было очень просто зайти в гараж и вывести из него машину декана. Если убийца выехал из колледжа, он сделал это между поездками доктора Хаднатта и Мерсии. Как раз в это время я видела, как машина миссис Хаднатт умчалась.

И тут же поняла, что не стоило этого говорить, судя по всеобщей растерянности. А на губах лейтенанта Трента заиграла так хорошо знакомая мне легкая усмешка.

— Это новость для меня, Ли Ловеринг! Значит, машина миссис Хаднатт куда-то выезжала той же ночью?

Теперь уже отмалчиваться было нельзя.

— Да. Меня разбудил дождь. Брызги попадали в комнату через открытое окно. Я встала, чтобы его закрыть, и увидела желтый «седан». Я его сразу узнала и удивилась, куда миссис Хаднатт поехала ночью. Я не поняла...

— Миссис Хаднатт, вам что-нибудь об этом известно?

Пенелопа оставалась невозмутимой.

— Абсолютно ничего. Во всяком случае, сама я на машине никуда не уезжала. Как только мы вернулись из театра, я легла в постель.

— Мне очень хочется взглянуть на этот желтый «седан». Работники шефа Дордана сообщили, что они обследовали только машину доктора Хаднатта. Почему?

— Если бы шеф Дордан спросил у меня, я бы охотно ему ответила. Откуда мне было знать, чем они интересуются? Дело в том, что машины здесь нет. Ее отправили в Нью-Йорк в ремонтную мастерскую.

— Что нужно было отремонтировать?

— Меня утомлял светло-желтый цвет машины, и я решила перекрасить ее в другой.

По ее голосу нельзя было догадаться, понимает ли она, что означают эти слова.

— Должен сказать, лейтенант, что машину увезли на перекраску по моему совету. Я все и организовал.

— Когда же машину увезли?

— В прошлый четверг, — спокойно ответила Пенелопа.

— На следующий день после убийства, — пробормотал Трент, не меняя тона. — Полагаю, это еще одно из серии весьма примечательных совпадений.

Лейтенант взял адрес нью-йоркского гаража, куда была отправлена машина Пенелопы. Почти извиняясь, он пояснил, что официально не имеет отношения к расследуемому делу. Потом посоветовал Роберту и Мерсии отправиться в управление полиции и сделать заявление. Сейчас, когда все было закончено и он узнал то, что ему требовалось, Трент говорил о происшедшем так, словно это был сущий пустяк.

Но меня его тон не мог обмануть. Я сидела, всеми забытая, в углу и с отчаянием думала, какую отрицательную роль сыграла в этой истории. Я пыталась защитить Стива, а добилась только того, что он сбежал. И сейчас, из-за моей неуклюжей попытки помочь Роберту, Пенелопе и Мерсии, все трое стали выглядеть настоящими преступниками.

Отогнав прочь мрачные мысли, я услышала снова голос лейтенанта Трента:

— Да, миссис Хаднатт, я понимаю, как все это неприятно для колледжа. Надеюсь, что полиция быстро распутает все узлы. А тем временем, полагаю, вы постараетесь, чтобы в колледже продолжалась нормальная жизнь.

Пенелопа снова стала деканом женского факультета.

— Ректор требует, чтобы мы приложили максимум усилий к этому. Некоторые члены попечительского совета хотели отменить завтрашний выпускной бал, но ректору удалось их убедить, что этого делать не следует. Все должно идти своим чередом. И я с ним согласна.

— Я тоже, — присоединился к ней лейтенант Трент.

В напряженной сумятице последних часов я совсем забыла про этот бал. Было как-то дико думать о танцах, нарядах и веселье, когда над Вентвортом витала неразрешенная трагедия.

Лейтенант довез меня до Пигот-холла. На прощание он сказал:

— Я больше не жду от вас моральной поддержки, Ли Ловеринг, но хотелось бы, чтобы вы подумали кое о чем. Если ваша шубка появится в Вентворте, учтите, что последнее заказное письмо может все еще лежать в ее кармане. И помните также, что человек, написавший его, возможно, является убийцей Грейс Хау.

После этого он уехал.

А я почувствовала непреодолимое желание повидаться с Джерри, ибо только он мог поднять мое настроение. И после обеда я встретила его вместе с Ником Доддом во дворе. Костылем он больше не пользовался.

Увидев меня, Ник пробормотал, что у него нет времени, и быстро ушел.

— Я пытался разыскать тебя, Ли. — Джерри в упор смотрел на меня. — Стив уехал из Вентворта сегодня днем в большой спешке. Ты не знаешь почему?

Мне не хотелось ему говорить, что Стив был вынужден так поступить, потому что он определенно запутался в истории с убийством Грейс, и я ответила:

— Кажется, у него заболела мать.

Ты ведь ездила в Нью-Йорк, не так ли? Морского офицера все-таки разыскали! Мне все это рассказал декан Эппл. С тех пор как у меня появилась возможность получить страховку Грейс, я стал его любимым студентом: потенциально богатый клиент его отца.

Я с горечью подумала, что смерть Грейс тяжелее всех сказалась на Джерри. Он сразу утратил присущую ему самоуверенность и беспечность.

Без всякого перехода он проворчал:

— Завтра устраивают эти проклятые танцы...

— Знаю.

Пренси беседовал со мной на эту тему, уговаривал пойти. Ради спокойствия колледжа. Конечно, я не смогу танцевать с такой ногой, но обещал помочь ему с освещением. Помнишь, как мы устроили в прошлом году... Ты ведь пойдешь со Стивом, да?

Много лет назад, еще до убийства, Стив действительно пригласил меня пойти с ним на этот выпускной бал. Я бы пошла вместе с Грейс. Теперь она убита, а Стив... Где он?

— Боюсь, теперь я не пойду. Мне что-то не хочется танцевать. Норма пойдет с тобой?

Он невесело рассмеялся.

— С этим все кончено раз и навсегда. Норме не улыбается перспектива идти на бал с человеком, который не сможет танцевать.

Он смотрел мне в лицо и вдруг как будто снова превратился в застенчивого мальчишку, который умолял меня дать ему поиграть моими оловянными солдатиками, а когда я отказалась, не раздумывая, отнял их у меня.

— Ли, можешь ли ты сделать мне большое одолжение? Не пойдешь ли ты на бал со мной? Видит бог, я не могу быть твоим партнером в танцах, но хоть смогу как-то вынести этот бал.

— Ты не шутишь, Джерри?

На его губах промелькнуло что-то похожее на прежнюю задорную усмешку.

— Если ты откажешься, я постараюсь пробраться в Пигот-холл и вытащить тебя оттуда за волосы.

— Я приду, — тихо пообещала я.

Вокруг нас зажглись огни во всех окнах. Джерри взял меня за руки. Мы молчали. О чем говорить? Все остальное отошло на задний план.

Я шла на выпускной бал с Джерри!

В тот вечер от Стива не было вестей. Это меня страшно беспокоило.

Когда я вернулась, учебный корпус уже сверкал огнями. В воздухе пахло лилиями и нарциссами. Доносились веселые голоса, звучал смех, мелькали нарядные девичьи платья.

Все до ужаса было так, как всегда.

И тут я увидела Норму. Она шла в сопровождении кавалера в строгом черном костюме. Казалось, я никогда еще не видела ее более красивой. На ней было потрясающее платье из золотистой парчи. Волосы, такие же золотые, стянутые сзади в эффектный узел, придавали ей строгий вид.

Она увидела меня и улыбнулась. Улыбка была какая- то особенная, возбужденная и одновременно злобная... Я внезапно вспомнила, что так иногда улыбалась Грейс.

— Тебя ждет приятный сюрприз, милочка. Пусть он тебя не слишком ошеломит! А потом — передай привет Джерри!

Ее белая рука с ногтями, покрытыми золотым лаком, сжала рукав кавалера, и они поспешили к корпусу.

Я не представляла, что она имела в виду, да меня это и не слишком интересовало. Я побежала к себе в комнату, наспех приняла душ и натянула на себя платье с пышной юбкой. Перед зеркалом приколола к плечу ветку камелии. Я решила, что выгляжу не так уж плохо: немного бледное и напряженное лицо — только и всего. Я подошла к платяному шкафу за своей накидкой, открыла дверцу и непроизвольно отступила назад: на самом видном месте висела моя светло-серая меховая шубка.

Я даже не сразу этому поверила — нерешительно протянула руку и дотронулась до рукава. Перестав сомневаться, я вынула шубку вместе с плечиками и положила на кровать, отметив про себя, что она чистая и сухая, точно такая, какой я дала ее Грейс.

Внезапно у меня в ушах прозвучала таинственная фраза Нормы о сюрпризе, который меня ожидает.

Но все это улетучилось из головы, когда я вспомнила предупреждение Трента о том, что последнее письмо Грейс может все еще лежать в кармане моей шубки.

Дрожащими пальцами я принялась лихорадочно проверять сначала правый карман, потом левый, затем внутренний. Но... я могла бы и сразу об этом догадаться — письма не было.

— Ты уже нашла его, Ли?

Я повернулась. На пороге открытой двери стояла Элейн в таком же парчовом платье, как у сестры, но серовато-серебристом, с замысловатой прической.

Подскочив ко мне, она схватила меня за руку.

— Это все Норма! Она нашла твою шубку. Когда мы приехали из Нью-Йорка с нашими платьями, она открыла багажник своей машины. Твоя шубка лежала там вместе с инструментами. Наверное, она там и была с самого начала. Представляешь себе?

— Но письмо? — нетерпеливо спросила я. — Было ли в кармане письмо?

— Было. Дорогая, это самое ужасное. То самое заказное письмо, которое Грейс получила вечером. Я видела конверт собственными глазами. Мы обе заметили его, когда оно выпало из кармана. Я кинулась к нему, но Норма меня опередила, схватила и наотрез отказалась показать мне.

Я не знала, что думать и что сказать.

— Но что она с ним сделала? Отнесла в полицию?

— Дорогуша, я сразу же сказала, что письмо необходимо передать в полицию, но Норма набросилась на меня, как пантера. Как можно обращаться в полицию, не прочитав письмо?! Зная Г рейс, можно предположить, что в нем она обвиняла нас. А потом полиции покажется подозрительным, что шубка оказалась в нашей машине. Я ей ответила, что меня это ни капельки не трогает: совесть-то у меня чиста! Ну в чем они могут нас заподозрить? Норма сказала, в том, что кто-то из нас ночью ездил в карьер на машине...

— Элейн, дорогая, скажи, она читала его?

— Конечно. Прочитала в нашей комнате, потом заперла дверь, чтобы я до него не добралась. Она его куда-то запрятала.

— Она сказала тебе, что в нем было написано?

Брови Элейн взметнулись вверх.

— Неужели ты всерьез допускаешь, что она мне что- то расскажет? Стояла перед зеркалом и любовалась собой. Надо же было ей сшить платье тоже из парчи, хотя я первая заказала себе такое, чтобы отличаться от нее! Такой уж у нее мерзкий характер. По ее самодовольной ухмылке я поняла, что она выяснила, кто написал Грейс это письмо. Мне же ничего не сказала. Я снова стала настаивать, что нужно отнести письмо в полицию. Она захохотала, как всегда, и сказала, что, возможно, покажет мне это письмо, но сначала кое-что сделает. Уж она повеселится всласть — так и заявила! — разговаривая с человеком, написавшим это письмо!

— Но, Элейн, это безумие! Лейтенант специально предупредил меня, что человек, написавший это письмо, возможно, как раз и...

— Знаю. Я сказала то же самое. Но ты же знаешь, что Норма обожает играть с динамитом. Она положила письмо в сумочку и взяла с собой на бал, намереваясь поговорить с этим человеком. Один бог знает, чем это кончится. В отчаянии я побежала к Нику и Джерри. Джерри сказал, что я должна сообщить об этом лейтенанту Тренту. Ли, тебе придется ему позвонить!

Я не раздумывала, понимая, что это необходимо, и поспешила к телефону. Связаться с лейтенантом было не просто, но минут через десять я услышала его голос и, без точек и запятых, выложила ему про то, что моя шубка ко мне вернулась, про письмо и неразумное решение Нормы.

Лейтенант немного помолчал, потом заговорил. Чувствовалось, что он встревожен:

— Послушайте меня, Ли Ловеринг... Это крайне важно. Отправляйтесь на танцы, наблюдайте за Нормой и, бога ради, помешайте ей поступить опрометчиво. Это будет равносильно самоубийству.

— Но что я могу сделать? Уж если Норма что-то задумала, то ее не переубедишь.

— Вам нужно просто за ней наблюдать.

Голос Трента снова стал спокойным и немного ироничным.

— В конце концов, наверное, я сгущаю краски. На балу в колледже ничего особенного не может произойти.

Меня не обманула эта беспечная фраза. Я была уверена, что на самом деле он думает иначе. Трент обещал связаться с местной полицией.

— А сами вы что намерены делать? — пробормотала я.

— Я все равно собирался в Вентворт. Значит, приеду пораньше.

Вернувшись к себе, я сказала Элейн:

— Он выезжает.

И мы отправились на бал.

Услышав о приезде лейтенанта, Элейн успокоилась, я тоже почувствовала облегчение. В конце концов, он будет здесь через час. Что может случиться за несчастные шестьдесят минут?

Однако же, когда мы вместе шли по темному кампусу, смутное чувство тревоги не покидало меня.

На танцы мы опоздали. Нарядные парочки уже выскальзывали наружу, чтобы побыть наедине и раствориться в темноте, пока от них не останется ничего, кроме двух красных точек сигарет.

Элейн с чувством воскликнула:

— Согласись, дорогая, что Ник сотворил чудо своим освещением. Конечно, ему помог Джерри. Ничего более потрясающего я не видела, разве что в кинофильмах.

Она была права. Наш до противного строгий учебный корпус изменился до неузнаваемости. Голубые и пурпурные лампочки по стенам придали ему экзотический вид, а вся середина зала оставалась в полумраке. Ярко освещена теплым янтарным светом была только высокая галерея, протянувшаяся вдоль всего здания. Изумительный контраст: затемненное зеркало пола для танцующих, а над ними сверкающее кольцо.

Джерри и Ник Додд вышли нам навстречу, обойдя танцплощадку. Джерри все еще прихрамывал, что совсем не вязалось с его красивой атлетической фигурой.

Элейн тут же вцепилась в Ника, и они затерялись в толпе танцующих. Мы же с Джерри прошли в голубой полумрак под галереей.

— Ли, ты связалась с Трентом? — спросил он обеспокоенно.

— Да, он едет сюда. Будет здесь через час, самое позднее.

— Слава богу! Он тоже считает, что это письмо важное?

— Невероятно важное! Он предполагает, что его написал убийца Грейс.

— Я тоже так подумал и сказал об этом Норме. Но она ненормальная, Ли. Не представляю себе, что нам теперь делать.

— Ты говорил с Нормой, Джерри? На танцах?

— Говорил, а что толку? — яростно воскликнул он. — Нарвался на нее. Ей это не понравилось, но я заставил ее выйти вместе со мной в английский сад и сказал, что она должна немедленно передать письмо в полицию. Она пыталась отделаться шуточками, но я ей сказал, что она ведет себя не только по-идиотски, но и подло. В конце концов, Грейс моя сестра.

— И она не стала тебя слушать?

— Конечно. Предложила мне заниматься своими делами! Я не понял, на что она намекала, но Норма, несомненно, знает, кто написал письмо, и, похоже, намерена позабавиться. Ей нравится демонстрировать свою власть. И мне показалось, она рассчитывает унизить кого-то, кому-то насолить.

Я сразу вспомнила о сцене между Нормой и Пенелопой в столовой после того, как Норма позировала газетчикам. Неужели она рассчитывает сквитаться с Пенелопой Хаднатт этим письмом?

— А где сейчас Норма?

— Не знаю. Сказала, что не может больше задерживаться, потому что у нее здесь, в английском саду, назначено свидание. Там я ее и оставил, а когда возвращался к учебному корпусу, заметил, как подошел и заговорил с ней доктор Хаднатт.

Роберт Хаднатт с Нормой в английском саду! Я почувствовала, как моя смутная тревога перерастает в панику, и принялась выискивать среди танцующих золотое платье и золотые волосы Нормы. Вот промелькнула Элейн, а за ней высокая стройная фигура в черном бархате. Слава богу, Роберт вернулся из английского сада.

Но где же была Норма?

Я обратилась к Джерри:

— Нам нужно найти ее. Надо отобрать у нее это письмо!

— Я старался изо всех сил, но безуспешно. Посмотрим, что получится у тебя.

Добраться до калитки в ограде, отделявшей сад от остального кампуса, оказалось очень непросто из-за гуляющих парочек. За калиткой начиналась тропинка в густом кустарнике. Впереди слышалось ласковое журчание фонтана, сквозь листву пробивался свет китайского фонарика, который Ник повесил и здесь. Тропинка свернула влево. Я выбралась из кустов и неожиданно очутилась в английском саду, купающемся в серебристом свете скрытого в гуще рододендронов небольшого прожектора.

Не могу сказать, что именно я ожидала здесь увидеть, но взвинтила себя до того, что была готова к чему угодно. Но мирная, необычайно прекрасная картина сразу успокоила меня.

Норма Сейлор была здесь, на той же каменной скамье, где мы сидели со Стивом Картерисом вечером после убийства Грейс. Ее освещал небольшой прожектор, искусно скрытый в зелени. Я даже разглядела золотую сумочку у нее на коленях. Она с кем-то беседовала, но вторая фигура была скрыта от меня ветками цветущего кустарника. Потом порыв ветра отбросил их в сторону, и я сразу узнала Мерсию Перриш.

Я была скрыта от них кустами, и они не могли меня видеть — в этом я была уверена. Я же не могла слышать их разговора, так как их голоса заглушались звуками струй фонтана, падавших на листья водяных лилий. Между мной и ними согнулся забавный гномик на краю бассейна.

С минуту я смотрела на этих двух очаровательных девушек, не решаясь подойти к ним, и в конце концов решила тихонько уйти. Но тут Норма стала открывать сумочку, и я насторожилась.

Мерсия наклонилась. Я видела, как Норма вынула конверт, будто намеревалась дать его собеседнице. Однако в этот момент слева от меня тихо затрещали ветки кустарника.

Я замерла и прислушалась. Звук повторился, на этот раз гораздо ближе. Шуршание листвы и осторожные шаги. Кто-то неслышно приближался ко мне по тропинке за рододендронами.

Я внушала себе, что бояться глупо. Это мог быть кто угодно, любой студент, спешивший на танцы. Но, однако, я была уверена, что этот человек подслушивал разговор Нормы с Мерсией, а теперь заметил меня.

Шаги слышались уже почти рядом. Сквозь густые ветви я уловила очертания высокой, худощавой фигуры в черном костюме. Затем совсем бесшумно этот человек обошел кусты, прямиком направился ко мне и взял за руки.

— Дорогая, вот уже второй раз мы с тобой у этих рододендронов.

От изумления я перестала дышать.

— Стив, так ты вернулся?!

Это действительно был Стив, неотразимый в своем черном костюме и белоснежной рубашке, радостно улыбавшийся — такой, каким был всегда, словно ничего не произошло!

Я сразу забыла про Норму и Мерсию, даже не досмотрела, что сталось с письмом. Сейчас для меня существовал только Стив.

— Стив, где ты пропадал? Что ты делал? Ты должен мне сказать!

— Где я был и чем занимался — сущие пустяки. Сейчас надо думать лишь об одном: я пригласил тебя на бал. — Он слегка поклонился. — И вот я здесь, опоздал, конечно, за что покорнейше прошу меня извинить.

Боже мой, а ведь я явилась на бал с Джерри... Но не успела я что-либо объяснить, как Стив уже поспешил со мной назад, к учебному корпусу, откуда доносились звуки танцевальной музыки.

Я попыталась удержать его:

— Стив, будь благоразумен. Тебе нельзя туда идти. Тебя сразу же увидит декан Эппл и сообщит полиции. С минуты на минуту тут появится лейтенант Трент.

— Вот и прекрасно, это избавит меня от поездки в полицейское управление! — подмигнул мне Стив. — Я ведь больше не скрываюсь от правосудия, Ли, я всего лишь парень, который может кое-что рассказать полиции. Но с этим можно не спешить. Во всяком случае, сначала мы с тобой потанцуем.

Признаться, после этого я позабыла, чего ради отправилась в английский сад, — так и не предостерегла Норму от грозящей ей опасности.

Я танцевала со Стивом и чувствовала, будто к нам вернулось прошлое, и мы даже не слышали ни о каком убийстве. Я было спросила его о чем-то, но Стив покачал головой, прижал меня к себе сильнее, закружил и увлек в толпу танцующих.

И я позабыла обо всех неприятностях.

Не знаю, как долго продолжалось это блаженное состояние. Оркестр закончил всплеском цимбал, раздались аплодисменты, и мелодия зазвучала вновь. Мы были в центре зала, когда я увидела, как удивленно и возмущенно смотрит на нас декан Эппл. Стив улыбнулся.

— Боюсь, Ли, что мне придется пожертвовать тобой ради декана: он явно хочет вмешаться.

Эппл слышал его слова.

— Я не хочу вмешиваться, — холодно заметил он. — Просто хочу, чтобы вы объяснили свои поступки, Картерис.

— О’кей, я сейчас подойду к вам.

Затем Стив повернулся ко мне, его темные глаза смотрели на меня непривычно нежно.

— Спасибо, Ли, огромное спасибо! Этот танец я запомню надолго.

Он отправился вслед за деканом Эпплом, который решительно прокладывал себе путь в толпе танцующих.

И унес с собой состояние бесшабашного веселья, которое внезапно нашло на меня. Я снова стала беспокоиться за Норму и нервничала из-за того, что меня давно уже ждет Джерри. А я танцевала со Стивом...

Я отошла от оркестра в тот угол, где мы расстались с Джерри, пробралась мимо капитана футбольной команды, танцевавшего уже с другой девушкой. Платье из золотистой парчи нигде не мелькало — Норму легко было бы заметить, если бы она танцевала.

Вот блеснуло серебряное платье с оголенной спиной, и помахала призывающая меня рука. Ник Додд прижимал Элейн к своей крахмальной манишке.

— Ли, дорогая, почему ты порхаешь, как отбившаяся от улья пчелка? Тебя ищет Джерри.

— Я сама его ищу.

Я попыталась проскользнуть мимо них, но Элейн обняла меня за талию, и мы втроем присоединились к танцующим. Глаза у Элейн блестели — я даже заподозрила, не выпила ли она чего-нибудь спиртного, хотя знала, что она этим не грешит. Элейн все время болтала о том, что у нее спина гораздо красивее, чем у Нормы. О фасаде, так сказать, она не спорит, однако Ник уверяет, что без труда найдет десятка два человек прямо здесь, в зале, которые подтвердят, что у нее самая безупречная спина в Вентворте. Согласна ли я с ним?

— Если ты отпустить меня, дорогая, — заметила я на полном серьезе, — то можешь рассчитывать на мой голос в пользу твоей спины или любой другой части твоего тела.

Мне все же удалось ускользнуть и продолжить путь к выходу. Уже вблизи заветной двери я заметила Мерсию Перриш.

Она стояла, бессильно опустив руки и голову, лицо было таким же белым, как атлас платья. Видимо, она только что вернулась из сада, подумала я, но почему у нее такой вид, будто она столкнулась с призраком? И где же Норма?

Я попыталась протиснуться к ней, но позади меня раздался тихий голос:

— Не доставите ли мне удовольствие, мисс Ловеринг?

Я обернулась. Это был Роберт Хаднатт, губы которого искривились в вымученной улыбке. При этом он смотрел на Мерсию и одновременно увлекал меня назад, в водоворот танцующих, из которого я так жаждала вырваться.

Во время танца Хаднатт не произнес ни слова. Я его жалела от всего сердца, понимая, как ему тяжело дается выполнение обязанностей преподавателя, когда все его мысли заняты убийством Грейс.

Танец показался мне бесконечным. Господи, скорее бы появился лейтенант — тогда бы я перестала беспокоиться за Норму!

Но, наконец, музыка смолкла. Мы с доктором выбрались с танцплощадки, он подвел меня к стулу у стены, поклонился и пробормотал:

— Восхитительно, мисс Ловеринг, благодарю вас. — И отошел.

В ту же минуту появился Джерри.

— Ли, черт побери, где ты была?

— Везде. Пыталась тебя разыскать.

— А я — тебя. Ты говорила с Нормой?

— Нет. Не смогла к ней подойти... Где она теперь?

— Я ее не видел, хотя искал повсюду.

Он замолчал, глядя куда-то в сторону широко раскрытыми глазами.

— Ты, Стив? Я и не знал, что ты вернулся.

Стив стоял неподалеку, наблюдая за нами с характерной для него чуть насмешливой улыбкой. Я сообразила, что впервые была вместе с ними обоими после их ссоры из-за Грейс. Теперь, казалось, все это должно было забыться, но между ними по-прежнему чувствовался холодок.

— Да, вернулся. Большой Эппл заставил меня повертеться на раскаленных углях, но мне все же удалось ускользнуть.

И тут я увидела Пенелопу, которая шла к нам в сопровождении высокого, стройного молодого мужчины в идеально сшитом вечернем костюме. Разумеется, лейтенант Трент не хотел быть белой вороной в этой нарядной толпе.

Он на секунду остановил свой взгляд на Стиве, не выказав никакого удивления при виде его, коротко кивнул Джерри и обратился ко мне:

— Где ваша приятельница Норма Сейлор?

— Не знаю.

Я посмотрела на Джерри, потом на Пенелопу.

— Мы пытались найти ее, но безуспешно. То есть...

Вмешался Стив:

— Я только что видел ее наверху на галерее, в окружении толпы поклонников.

Он повернулся.

— Да, она все еще там.

Мы все посмотрели на ярко освещенную галерею, заполненную студентами, уставшими от танцев. Они стояли группами с тарелочками или бокалами пунша в руках. Это было похоже на массовку в современной опере. Героиней же, несомненно, была девушка, стоявшая к нам спиной, в золотистом платье с металлическим отливом, в тон волосам.

Беспокоиться о Норме не стоило — у нее была надежная охрана. И я вздохнула с облегчением.

Похоже, лейтенант Трент испытывал то же самое, ибо он оторвал взгляд от галереи и обратился к Стиву:

— Поскольку мисс Сейлор вряд ли теперь останется в одиночестве, мы можем дать ей возможность повеселиться. Вы, вероятно, хотите меня видеть, мистер Картерис?

— Чем скорее, тем лучше! — буркнул тот.

Они ушли. Пенелопа тоже исчезла. Наконец-то мы с Джерри остались вдвоем!

Мы отправились к накрытым внизу столам для ужина, отчасти из-за того, что Джерри было трудно подниматься по лестнице, а отчасти, как мне кажется, потому, что обоим хотелось избежать встречи с Нормой, которая стала для нас символом всего того, о чем так не хотелось думать.

Джерри принес бокалы с пуншем и две тарелочки салата с омарами. Мы хотели устроить маленький пир, но у нас ничего не вышло. Множество студентов захотели выразить Джерри свое сочувствие, и мы с полчаса находились в центре шумной толпы, причем через наши головы что-то передавали в обе стороны.

Наконец Джерри взял меня под руку.

— Бежим к чертям отсюда!

— Бежим! — согласилась я.

— Мы вышли из учебного корпуса, добрались до калитки английского сада и по дорожке в зарослях рододендронов направились к бассейну с фонтаном.

На небе теперь сияла луна, точнее, молодой месяц. Его серебристый свет заставил Ника выключить свою подсветку. В саду стало темнее, но гораздо таинственнее и романтичнее. Там не оказалось ни души. Мы с Джерри подошли к каменной скамье у фонтана.

Джерри взял мои пальцы в свои руки.

— Я не знал, что Ник выключит и этот прожектор.

— А я рада, что он это сделал. Так красивее.

Джерри повернулся, чтобы видеть меня, и заговорил.

В его голосе все еще слышалась горечь:

— Полагаю, теперь все кончено, Ли. Трент возьмет это письмо у Нормы, узнает, кто его написал, и, возможно, выяснит, кто убил Грейс. А дальше — око за око, как положено. — Помолчав, он спросил: — Ли, ты кого-нибудь подозреваешь?

— Подозревать можно многих, но мне не хочется, потому что все они не способны на такую жестокость. Но, однако, я понимаю, что кто-то из них должен быть не таким, как я предполагаю, и мне делается страшно.

Джерри положил руку на холодную спинку скамьи, потом обнял меня.

— Часто в голову приходят странные мысли. Я был очень привязан к сестренке, потому что мы с ней столько всего пережили! После смерти отца у нас ведь ничего не осталось. Иной раз мне хочется, чтобы эта кошмарная история не имела продолжения. Кто-то убил Грейс. Поймают этого человека, казнят его. А что потом? Вот мне и приходит в голову, насколько было бы легче, если бы Г рейс покончила с собой.

— Но ведь она этого не сделала?

— Так все говорят, все, кроме страховой компании.

Он суховато рассмеялся.

— Они сегодня снова со мной разговаривали. По-прежнему придираются к тому письму, которое Грейс написала мне в театре, а Норма потом разорвала. Отец декана Эппла тоже расспрашивал меня о нем. Говорил, что будет масса юридической волокиты, если письмо не будет предъявлено.

— А Норма его порвала! — с прежней неприязнью воскликнула я. — Послушай, ведь она порвала его в больнице, Джерри. А вдруг она не сожгла обрывки? Ты не спросил ее, что она с ними сделала?

— Ну нет, она поспешила от них отделаться, не сомневайся! Норма боялась, как бы кто-то случайно их не прочел. Они попали в цель...

— «Они»?

— Ну да, она разорвала и второе письмо, про которое я тебе рассказывал. Грейс написала его за несколько дней до того, как это случилось. В нем она очень нелестно отзывалась о Норме.

Он обнял меня, отыскивая своими губами мой губы.

Недавно прошедшие годы исчезли из памяти, и я вспомнила день своего шестнадцатилетия, когда Джерри вывел меня в пахнущий летом сад и обнял своими нескладными мальчишескими руками. Тот первый поцелуй был таким нежным.

И вот сейчас второй.

Этот был длительный, настойчивый. Вот когда я поняла, что нужна сейчас Джерри больше, чем когда-либо. Наконец он отпустил меня.

Я смотрела на фонтан, видела округлые листья лилий с поблескивавшими на них капельками воды, впитавшими в себя лунное серебро. Но чего-то определенно не хватало. Исчез маленький гномик с длинной бородой и остроконечной шапочкой. Я присмотрелась внимательнее сквозь вуаль водяных брызг и увидела один красный сапожок, торчащий из воды среди лилий бассейна.

— Очевидно, кто-то сбросил гномика в бассейн.

Джерри сжал мою руку. Я вытянула вперед вторую, подставив ее под струю воды и снова увидела в воде серебристые блики. Серебро, а под поверхностью воды — золото.

— Посмотри, Джерри, — прошептала я, — как лунный свет превращает воду в серебро.

До чего же это было красиво! Мне стало жалко раскрашенного гномика, который когда-то казался мне зловещим, а теперь вот от него остался один сапожок, торчащий из воды. Я наклонилась, пытаясь найти гномика в воде и вернуть его на постамент. Моя рука опустилась в воду, ощупывая все вокруг, все глубже и глубже.

Вдруг я наткнулась на что-то мягкое и гладкое, совершенно неуместное в этом бассейне... Я еще больше наклонилась, вглядываясь в темную глубину воды, где что-то отсвечивало золотом.

И я увидела, что это было...

Какое-то мгновение я не могла говорить, не могла думать и даже смотреть. Мной овладел безумный страх. Потом я отчаянно закричала.

Джерри моментально прыгнул ко мне. Я видела, как он опустил руки в воду по локти, его фигура напряглась, он что-то поднимал.

И вот у него на руках тело девушки в парчовом платье, переливающемся золотом в лунном свете.

Я закричала, а может быть, прошептала, но мне казалось, что я кричу.

— Это же Норма, Норма Сейлор!

Даже сейчас я не могу восстановить в памяти последовавшие за этим события. Закрыв глаза, я мысленно вижу Джерри с телом Нормы на руках, он наклоняется и осторожно опускает его на газон у края бассейна. А потом Джерри уже рядом со мной, его холодные мокрые руки у меня на плечах, он толкает меня к дорожке, умоляя уйти прочь и ни на что не смотреть.

Но ноги не слушаются меня, в голове круговорот образов, обрывки мыслей, догадок. И все же я должна идти к учебному корпусу и разыскать лейтенанта Трента.

Повернувшись спиной к фонтану, я побрела, спотыкаясь, по дорожке и неожиданно увидела людей, бежавших через кустарник мне навстречу.

— Вы слышали этот крик?

— В чем дело, что случилось?

Они проскочили мимо, и я не могла их остановить. Потом почувствовала, как кто-то схватил меня за руку. Я обернулась — это была Элейн. В лунном свете она показалась мне бледной и испуганной. Рядом стоял Ник Додд.

— Почему отключен прожектор, Ли? Что случилось?

Элейн снова рванулась вперед, я попыталась ее удержать.

— Элейн, ни с места! Ты не должна туда ходить. Не пускай ее, Ник!

Однако и отсюда была видна страшная картина: Джерри, склонившийся над телом Нормы. Я старалась удержать Элейн — в тот момент именно это казалось мне самым важным.

Кто-то приглушенно закричал. Английский сад заполнился взволнованными людьми. Наконец показалась высокая фигура Трента, спешившего к Джерри.

— Уходите все отсюда! Немедленно, все до одного!

Ему подчинились беспрекословно. Я потеряла Элейн и Ника, когда все поспешно двинулись назад. Студентов сменили местные полицейские, возглавляемые самим шефом Дорданом.

Я увидела, как кто-то бежит мне навстречу. Это был Джерри. Его рубашка промокла, костюм был в грязи и тине. Он обнял меня за плечи и прижал к себе, не обращая внимания на окружающих.

— Ли, дорогая!

— Джерри!

— Трент говорил, что надо подождать. Сейчас подъедет Хаднатт, и мы все поедем в его дом.

К нам подошла Мерсия.

— Ли, Джерри, идемте со мной! Пенелопа уже забрала Элейн. Роберт взял мою машину, мы сейчас поедем.

Мы с трудом пробились сквозь толпу взволнованных студентов, которые скопились в кампусе. Роберт Хаднатт ожидал нас за административным корпусом, и мы поехали к их дому.

Даже оказавшись в большой гостиной, я продолжала оставаться в каком-то отупении, когда все для меня потеряло значение.

Я чувствовала, как пальцы Джерри дрожали в моей руке, и до меня внезапно дошло, что ему куда тяжелее, чем любому из нас: сначала Грейс, а теперь Норма...

Затем в голове у меня немного прояснилось.

— Джерри, тебе необходимо переодеться во что-нибудь сухое.

Похоже, он меня не слышал, зато сразу отреагировал доктор Хаднатт. Он увел Джерри с собой, и вскоре тот вновь появился во фланелевых брюках и свитере с высоким воротом. Но губы оставались синеватыми, как будто он никак не мог согреться.

Трудно сказать, как долго мы сидели в полном молчании до появления Трента. Примерно через полчаса прибыл декан Эппл в сопровождении растерянного Стива Картериса.

Он быстро подошел к Джерри и молча положил ему руку на плечо. Потом вошла Пенелопа, собранная, энергичная и спокойная.

Она обратилась к Мерсии:

— Я оставила Элейн наверху с Ником Доддом. Думаю, так бедняжке будет лучше.

Потом подошла ко мне и положила руку мне на голову.

— Я не хочу, чтобы и ты возвращалась сегодня в Пигот-холл, Ли. Будешь спать здесь, с Элейн.

А еще через несколько минут прибыл Трент. Он выглядел по-прежнему элегантным в своем вечернем костюме и белом галстуке, однако и в нем произошла заметная перемена. Деланное спокойствие и благодушие исчезли, на лице застыло суровое выражение, глаза придирчиво разглядывали каждого из нас поочередно.

— Шеф Дордан будет здесь, как только освободится. Еще многое надо сделать. А пока он просил меня поговорить со всеми вами. Я понимаю, что это тяжело, но придется.

Трент сел в кресло рядом с кушеткой, на которой сидели мы с Джерри.

— В данный момент один вопрос имеет огромное значение. Я хочу знать, давала ли Норма Сейлор кому-нибудь из вас прочесть то заказное письмо, которое она нашла в кармане шубки мисс Ловеринг?

Я незаметно посмотрела на Мерсию, та стояла возле окна, глядя на детектива.

Но она молчала, молчали и остальные.

Немного выждав, Трент сказал:

— В таком случае не остается сомнений в отношении мотивов второго убийства. Норма Сейлор была убита из-за этого письма и того, что в нем содержалось. Работники шефа Дордана извлекли ее сумочку из воды. Письма в ней не оказалось.

Судебный врач еще не успел сообщить подробности, но нам известно, что Норма Сейлор не утонула. Так же как и Грейс Хау, ее сначала ударили по голове, а уж потом бросили в воду. Найдено и орудие убийства: маленькая статуэтка гнома, стоявшая на краю бассейна. Ее тоже бросили в воду, поэтому отпечатков пальцев на ней не осталось.

Шеф Дордан хочет знать и следующее. В начале вечера в английском саду горел небольшой прожектор, потом он погас. Мистер Хау, мне говорили, что вы помогали установить прожекторы и фонари, верно?

— Мы с Ли обратили внимание на то, что прожектор выключен, хотя Ник говорил, что освещение будет работать до конца бала.

— Дело в том, что прожектор не отключали. Провода были перерезаны, очевидно убийцей Нормы Сейлор. Если бы не луна, ее тело обнаружили бы гораздо позднее.

Должен признать, что частично виновата в случившемся полиция. Мисс Ловеринг сообщила мне о письме сразу же, как только узнала, что оно у Нормы. Я выехал сюда немедленно, но, прибыв, не сразу пошел к ней, а счел более важным сначала поговорить с мистером Картерисом. Хоть я и предполагал, что Норме грозит опасность, мне и в голову не приходило, насколько это серьезно!

То же самое можно сказать и о шефе Дордане. Он весь вечер находился в колледже Вентворта, знал про Норму, но занимался другим вопросом, который тоже считал более важным.

Мистер Хаднатт, мистер Хау, мисс Ловеринг, мистер Картерис и я — все мы видели Норму Сейлор на галерее в то время, когда я приехал. Видел ли кто-либо ее после этого?

Все молчали.

— В таком случае естественно предположить, что она была убита вскоре после того, как ушла с галереи, пока я беседовал с мистером Картерисом.— Взглянув на Стива, детектив спокойно добавил: — Алиби на это время может оказаться крайне важным... От мисс Ловеринг я узнал, что Норма отказывалась отнести это письмо в полицию, потому что хотела сначала поговорить с человеком, написавшим его. Мне необходимо знать, кто из вас был с ней наедине во время танцев.

Я почувствовала, как напряглась рука Джерри под тонким шерстяным рукавом свитера, в глазах мелькало что-то близкое к недавней панике, но голос звучал довольно твердо, когда он рассказывал о своем разговоре с Нормой: как заставил ее пойти с ним в английский сад, убеждал отнести письмо в полицию, но она и слушать его не хотела.

Я оставил ее у фонтана. Она не согласилась вернуться со мной, сказала, что у нее свидание.

Норма говорила, с кем у нее намечалось свидание, мистер Хау?

— Нет, но когда я уходил, то видел, как от учебного корпуса к ней...

— Он может этого не рассказывать, — усталым голосом прервал его Роберт, — потому что свидание было со мной. Мисс Сейлор настояла, чтобы я пришел к ней в сад.

Пенелопа и Мерсия не удивились, и я поняла, что им это было известно.

— Почему она на этом настаивала? — осведомился Трент.

У Нормы Сейлор было на то основание. Она прочла заказное письмо, и у нее сложилось впечатление, что письмо написал я.

Декан Эппл вытаращил глаза.

— Вы, Хаднатт, написали ей это письмо?

— Я не говорил, что писал его, Эппл. Я заявляю с полной ответственностью, что не писал вообще никаких писем Грейс Хау. Это была ни на чем не основанная выдумка Нормы Сейлор.

— Наверное, у нее все же были какие-то основания предполагать это? — негромко осведомился Трент.

— Я могу только пересказать вам то, что слышал от Нормы Сейлор, лейтенант. Наша беседа продолжалась недолго. Я вышел в сад, она сидела на скамье у фонтана и была очень возбуждена. Вынув из сумочки письмо, она пояснила, что именно его Грейс Хау получила в тот день, когда ее убили. Естественно, я посоветовал Норме отнести письмо в полицию, но она ответила: «Вы последний человек, от которого я могла ожидать такого совета!» Я так и не понял, на что она намекала. Тогда мисс Сейлор вынула письмо из конверта, поднесла его к свету прожектора и принялась громко зачитывать отрывки из него. Должен сказать, что письмо можно назвать страстным. В одном месте автор сравнивал Грейс Хау с Нормой Сейлор, разумеется, в пользу первой; в другом писал о дневной ссоре, о встрече в театре позже, вечером. Я все еще ничего не понимал. Тогда Норма спросила, не знакомы ли мне эти фразы, и обвинила меня в том, что письмо написал я сам.

Роберт Хаднатт развел руками с таким отчаянием, что этот жест сказал больше, чем любые оправдания.

— Ну что я мог ей возразить? Отрицал, конечно, но Норма упрямо твердила свое: письмо мог написать только я. Тем более, что внизу стояла подпись: «Роберт».

Ну разве это не безумие?! Письмо, подписанное «Роберт», говорило о ссоре и о свидании в тот же вечер в театре. И письмо это было написано не Робертом Хаднаттом!

Лейтенант молча сидел в кресле, немного наклонившись вперед и сбрасывая невидимые пылинки со щегольских брюк.

Поскольку она предъявила мне такое обвинение, — продолжал Хаднатт, — я подумал, что имею право хотя бы взглянуть на письмо, но она не дала мне его. Все же мне удалось уговорить ее показать конверт, и я обратил ее внимание на то, что, хотя, по ее мнению, послание было написано мною, почерк-то был не мой! В конце концов, я — не единственный Роберт на белом свете. Однако Норма продолжала настаивать на том, что у меня с Грейс была тайная связь. Вы бы слышали, каким озлобленным тоном она бросала мне в лицо эти мерзкие обвинения! Не понимаю, почему она так меня возненавидела. Под конец она заявила, что отнесет письмо в полицию, но сначала покажет его моей жене. — Он с тоской взглянул на Пенелопу. — За последние дни все мы так глубоко погрязли в этом деле, что я отказался от борьбы с обстоятельствами и сказал Норме Сейлор: если она решилась на такой бессмысленный и бесчестный поступок, я не в силах ее остановить. После этого я вернулся к Пенелопе и Мерсии и рассказал им о своем разговоре с Нормой Сейлор. Что еще я мог сделать?

Теперь Трент смотрел на Пенелопу.

— И Норма действительно явилась к вам после того, как предъявила это обвинение вашему мужу?

— Да, — кивнула Пенелопа.

И тут вмешалась Мерсия:

— Позвольте мне все объяснить, Пенни... Вам лучше послушать меня, лейтенант, так как с Нормой разговаривала я. Она пришла в учебный корпус вслед за Робертом и заявила, что хочет побеседовать с миссис Хаднатт. Я знала, что Норма затаила на нее зло, и не хотела допустить безобразной сцены, как добивалась того Норма. Я настояла, чтобы Норма поговорила со мной. Она предложила снова пойти в английский сад, поскольку там нас никто не смог бы подслушать.

Я недолго пробыла с ней. Сказала ей в лицо все, что думала о ее поведении. Ведь даже если она и в самом деле верила, что письмо написал Роберт, то не имела права на такую жестокость по отношению к миссис Хаднатт за то, что та сделала ей совершенно справедливое замечание. Далее я ей сказала, что было очень глупо с ее стороны до сих пор не передать письмо в полицию.

Норма была не менее упряма, чем Грейс. Вновь и вновь она твердила, что это написал Роберт, несмотря на то что почерк был не его. Достала письмо из сумочки и предложила мне его прочесть и удостовериться в этом самой.

— И вы прочли письмо, мисс Перриш? — спросил Трент.

— Нет. Я отказалась даже дотронуться до него. Не хотела брать на себя новую ответственность. Я лишь снова повторила, что она должна немедленно отнести это послание в полицию.

— Она обещала это сделать?

— Нет. — Мерсия пожала плечами. — Тут она заявила мне нечто и вовсе не понятное. Мол, до нее только сейчас дошло, что все это может иметь совсем другое объяснение.

Трент вскинул голову.

— Что именно она имела в виду?

— Она не стала объяснять, вернуться в учебный корпус со мной тоже не пожелала. Я не могла принудить ее уйти из сада: за ручку таких девиц уже никто не водит. Так что она осталась сидеть на скамейке, а я сразу же позвонила в местную полицию. Мне ответили, что шеф Дордан уже в Вентворте. Больше я ничего не могла сделать.

— Все это было до моего приезда?

— Мне кажется, примерно за полчаса.

Трент перевел взгляд на декана Эппла.

— Скажите, вы с Нормой совсем не разговаривали в этот вечер?

— Я? — удивился тот. — Нет. Впрочем, в самом начале вечера я с ней танцевал. Всегда стараюсь потанцевать со своими студентками, чтобы не было обид. Но ее у меня тут же перехватил какой-то парень, так что я с ней вряд ли перекинулся и парой слов.

— Мистер Картерис?

— Я? Нет, я не подходил к Норме. Видел ее мельком вместе с мисс Перриш в саду, когда встретился с Ли. И только.

Пришла моя очередь, Я рассказала о своей неудачной попытке побеседовать с Нормой, о том, как встретилась со Стивом, вернулась с ним на танцы, а позднее танцевала с доктором Хаднаттом, после чего разыскала Джерри. Мы с ним были вместе с того момента, как появился Трент, и до моего страшного открытия в бассейне с фонтаном.

Детектив слушал внимательно.

— Ну что ж, все ясно. Убийство было совершено после моего прибытия на танцы, когда все мы видели Норму на галерее. Я могу отчитаться за мистера Картериса на этот период времени: он находился со мной вплоть до начала тревоги. Мистер Хау и мисс Ловеринг вместе ужинали, они могут дать об этом соответствующие показания. Но если кто-то еще входил в английский сад уже после...

Он не закончил фразу, но всем было понятно ее значение.

Нервно кашлянув, декан Эппл проговорил:

— Вы можете также вычеркнуть и меня, лейтенант. В тот момент, когда вы прибыли, я как раз танцевал с женой ректора и видел, как вы вошли в зал с миссис Хаднатт. После танца мы с ней уселись в уголке с мороженым и беседовали до того момента, как нам сообщили о трагедии. Уверен, она подтвердит мои слова.

Заговорила Мерсия:

— Я тоже видела, как вы вошли, лейтенант. Я танцевала с доктором Хаднаттом. После этого мы поднялись наверх поужинать. И все еще были там, когда смолкла музыка и все куда-то побежали. Нас наверняка видели десятки студентов.

Глаза Трента раскрылись еще шире.

— Похоже, все, находящиеся в этой комнате, могут предъявить свое алиби.

Помолчав, он посмотрел на Пенелопу.

— А вы, миссис Хаднатт? Есть ли и у вас столь же неопровержимое алиби?

Та покачала головой.

— И? — осторожно спросил Трент.

Ее там не было. Мне показалось, что в саду вообще нет ни души.

— Прожектор светил или нет, миссис Хаднатт?

— Затрудняюсь сказать, но у меня создалось впечатление, что в саду было очень темно. Да, полагаю, что прожектор уже был отключен.

Немного помолчав, Трент снова обратился к ней:

— Понимаю, но умолчать об этом я не могла.

Детектив стал ерзать на стуле.

— Есть несколько моментов, которые я хочу прояснить с вашей помощью, миссис Хаднатт. Наверное, это лучше сделать без свидетелей.

— Наоборот, — резко возразила Пенелопа, — я предпочитаю отвечать на ваши вопросы в присутствии этих людей, ибо все мы имеем отношение к данной истории.

— Хорошо. Вы согласны, конечно, миссис Хаднатт, что случившееся сегодня связано со смертью Грейс Хау.

Я хочу на минуту вернуться к той ночи. Мистер Картерис только что неохотно сообщил мне, что он доставил письмо Грейс в этот дом незадолго до того, как она была убита. Я говорю о письме к вам. Вы же мне ничего об этом не сказали.

Впервые Пенелопа растерялась.

— Письмо? Какое письмо?

— Я должна взять вину на себя, — вмешалась Мерсия. — Миссис Хаднатт ничего не знала об этом письме.

Я нашла его в почтовом ящике, прочла и намеренно утаила от нее.

— Это правда, — подтвердила я. — Мисс Перриш показала его мне, я прочла и... и сожгла, поскольку оно было подлое и мерзкое... Миссис Хаднатт о нем ничего не знала.

— Полиция тоже.

Одна бровь Трента выразительно взметнулась вверх, но он больше ничего к этому не добавил.

— Ну что ж, один вопрос выяснен, миссис Хаднатт. А теперь я попрошу остановиться подробнее на событиях того вечера и ночи. Когда вы вернулись из театра с мужем и мисс Перриш, вы, если не ошибаюсь, сразу же легли спать?

— Да.

— В вашей комнате есть параллельный телефонный аппарат?

— Да.

— В таком случае вы могли слышать весь разговор вашего мужа с Г рейс, звонившей со станции техобслуживания.

— До того как лечь спать, я отключила телефон. Но тут вы должны поверить мне на слово. Продолжайте...

— Если вы подходили к площадке лестницы, то могли слышать разговор вашего мужа и мисс Перриш о Грейс Хау, происходивший в этой комнате: о том, что Грейс грозила предать огласке одно очень серьезное...

— Ваши старания быть тактичным в этом щепетильном вопросе излишни, лейтенант. Роберт рассказал мне об инциденте в Калифорнии. Единственное, что удерживало его от этого раньше, было нежелание вспоминать про тот несчастный случай. Но когда убили Г рейс Хау, я еще ничего не знала о калифорнийском эпизоде и о глупейшем намерении Грейс вытащить его снова на свет божий.

— Но вы могли об этом узнать, если бы подслушивали на верхней площадке лестницы, — настаивал Трент, — и, конечно, это возмутило бы вас и настроило против Грейс. Вы также могли узнать, где ее можно в этот час найти. Мисс Ловеринг уже говорила, что ваш желтый «седан» покинул пределы колледжа еще до поездки мисс Перриш на станцию техобслуживания. Кто-то ведь должен был быть за рулем. Вы все еще продолжаете отрицать, что в ту ночь тоже отправились на встречу с Грейс Хау?

— Конечно, и самым категорическим образом.

— И, однако, на следующий день вы отправили свой желтый «седан» в Нью-Йорк для того, чтобы его перекрасили и сделали новые чехлы на сиденья. Разве это не странное совпадение?

— Возможно. Но так уж получилось.

— Я говорил вам, что сегодня днем мы получили новые данные. Забрали вашу машину из ремонтной мастерской, миссис Хаднатт, и сотрудники криминалистической лаборатории полицейского управления ее тщательно осмотрели. На чехле заднего сиденья они обнаружили маленькие пятнышки. Анализ показал, что это пятна человеческой крови, той же группы, что и у Грейс Хау. У меня нет ни малейших сомнений в том, что именно на вашей машине тело Грейс было перевезено в Грейвилл.

Примерно с минуту на это сообщение не последовало никакой реакции со стороны собравшихся, потом я увидела, как изменились выражения лиц. У Джерри и Стива они стали суровыми и настороженными, декан Эппл открыл рот, демонстрируя недоверие, Мерсия побледнела до неузнаваемости.

Первой заговорила Пенелопа. Откинув назад голову, что придало ее фигуре величавость, она спросила:

— Значит, лейтенант, вы обвиняете меня в убийстве Грейс Хау?

— Боюсь, что все выглядит именно так, миссис Хаднатт, — ответил он, глядя ей в глаза.

И тут же Роберт Хаднатт подошел к жене и встал с ней рядом. Его плечи ссутулились, словно от непосильной тяжести, он молча взял Пенелопу за руку, затем повернулся к лейтенанту Тренту.

Тут я увидела его лицо — лицо человека так много пережившего, что теперь он был просто не в состоянии что-либо чувствовать.

— Не надо продолжать эксперимент, лейтенант. Я уверен, что вы не подозреваете мою жену, — это всего лишь очередная попытка заставить меня сказать то, чего вы добиваетесь уже несколько дней. Я готов признаться — можете радоваться. — Он устало махнул рукой. — Я убил Грейс Хау.

«Я убил Грейс Хау».

От этих четырех слов все присутствующие застыли. Я не могла заставить себя поднять глаза, чтобы посмотреть, какое впечатление это ужасное признание произвело на Пенелопу и Мерсию.

Можно было не сомневаться, что Трент уже некоторое время подозревал это. Он специально обвинил Пенелопу в убийстве, чтобы заставить Роберта признаться.

Теперь все было кончено, сейчас мы услышим тайну убийства Грейс и Нормы.

— Благодарю вас, доктор Хаднатт. Я рад, что вы наконец признались.

Трент говорил спокойно и, как ни странно, совсем будничным тоном, будто благодарил Роберта за то, что тот передал ему соль или хлеб за столом.

Но Хаднатт не слушал его — он говорил «домашним» голосом с Пенелопой, очевидно, забыв о посторонних:

— Очень сожалею, дорогая, мне следовало все тебе рассказать раньше. Но у меня не хватило смелости просить тебя разделить со мной такую тяжесть. Признаюсь, в ту ночь я воспользовался твоей машиной, так как моя не заводилась. Забавно, как такой пустяк может оказаться столь важным.

Он повернулся к Мерсии, глядевшей на него с отчаянием и недоверием.

Таким образом у меня появилось почти полное алиби. Ты могла присягнуть, без злого умысла, что у меня не было времени совершить эту кошмарную поездку в Грей-вилл. Прости меня, Мерсия, что я не был с тобой вполне откровенным, я не заслужил твоего доверия.

— Но, Роберт, ты не можешь...

— Нет, могу и должен. Я был идиотом, воображая, что можно как-то выпутаться из этого кошмара.

Роберт обратился к Тренту со скорбной усмешкой на губах:

— Наверное, вы не очень высоко цените мое честное слово, лейтенант, но все же я хочу заявить вам следующее: признаю, что я убил Грейс Хау, но, бог — свидетель, я сделал это непреднамеренно. В этом не было злого умысла или желания ее наказать.

Вмешался Трент, он вежливо напомнил, что Роберт не обязан признаваться в том, о чем потом пожалеет. Можно было подумать, что он искренне симпатизирует человеку, за которым так упорно охотился.

Благодарю, лейтенант, но я предпочитаю, чтобы собравшиеся в этой комнате услышали, что я скажу. Из-за моей нерешительности я причинил им много страданий, поэтому они имеют право узнать правду. Я намерен признаться в том, что является, разумеется, криминалом, но я лично не могу считать это убийством. Пенни, ты, вероятно, тоже согласна со мной, им надо послушать, да?

— Как хочешь, Роберт, — едва слышно ответила она.

— Наверное, вам всем известны обстоятельства, которые привели к этой трагедии, — продолжал доктор Хаднатт голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, — детское обожание Грейс, которое неожиданно переросло в злобу, идиотская сцена в карьере, а позже и в театре и, наконец, телефонный звонок со станции техобслуживания. Нет необходимости повторять все это, не так ли, лейтенант?

Трент покачал головой.

— Я поехал на эту станцию за Грейс один, во-первых, потому что не хотел беспокоить женщин среди ночи, а во-вторых, так просила сама Грейс. По телефону она разговаривала со мной извиняющимся тоном, и я подумал, что, возможно, мне удастся поговорить с ней спокойно и убедить ее в том, что на нее никто не обижается. Я был расстроен, нервничал, и мне не удалось завести свою машину. Вот почему я взял желтый «седан» жены и поехал по дороге, которая ведет в Нью-Йорк. Ехал я довольно быстро, но на допустимой скорости. Начался дождь. Тогда еще только моросило, но дорога стала скользкой.

Наверное, я притормозил, приближаясь к повороту у каменоломни. Но проделал это, скорее, механически, по привычке. Помню только, что протянул руку, чтобы включить «дворники», так как ветровое стекло стало мокрым от дождя. Вероятно, поэтому я так и не увидел, что же произошло, пока не почувствовал сильный толчок. Тут я понял, что налетел на что-то при повороте, остановил машину и вышел из нее.

И сразу же увидел... У края дороги лежала девушка, голова ее откинулась назад, видимо от удара о камни у входа в карьер. Эго была Грейс Хау в красном плаще.

В комнате воцарилось напряженное молчание, только слышно было, как ветки дерева стучатся в окно.

Мерсия обратилась к Роберту, в ее голосе слышалась надежда:

— Так вот как все было, Роберт! Это же несчастный случай!

Я подумала то же самое, но потом вспомнила заключение судебного патологоанатома, на первом дознании в Грейвилле. Тогда доктор сомневался, что на Грейс наехала машина. Но если Грейс даже упала навзничь и ударилась головой о камень на обочине шоссе, значит, этот камень кто-то позднее отнес в глубь каменоломни. Хорошо, если Роберту удастся доказать, что с Грейс произошел несчастный случай, но ведь Норму-то, несомненно, убили — этого никто не сможет опровергнуть.

Между тем Хаднатт продолжал:

И вот она лежит мертвая возле колес моей машины.

— Один момент, доктор Хаднатт, — вмешался Трент. — Скажите нам, видели ли вы Грейс на дороге до того, как ваша машина сбила ее?

— Не видел, лейтенант. Как я и говорил, в это время я включал «дворники» и до того, как почувствовал удар обо что-то, на дороге ничего не заметил. Естественно, я сразу вспомнил тот первый несчастный случай, с его страшными последствиями, и отдавал себе отчет в том, чем грозит мне этот второй случай. Конечно, в тот момент я был не в состоянии трезво все обдумать — у меня в голове была одна мысль: никто не должен узнать о случившемся. Я положил тело Грейс к себе в багажник. Одежда промокла от дождя, и я завернул ее в ковер. Потом вспомнил про камень. Его нельзя было оставлять на дороге. Я поднял камень и подумал, что дождь смоет с него все следы, но все же решил войти в каменоломню и положить его среди других таких же, полагая, что там камень не найдут. Потом вернулся к машине... Тут я услышал шум проезжавшего по шоссе автомобиля и выключил фары.

Не сочтите это малодушием, но на минуту у меня появилось желание выбежать на шоссе навстречу этой машине и покончить разом с тем кошмаром, в каком я оказался. Но когда я увидел машину мисс Перриш, то отказался от мысли о самоубийстве. Я не имел права так ее подводить.

Я догадался, что мисс Перриш спешит на станцию техобслуживания. На обратном пути она может заглянуть в карьер. Мне необходимо до этого отсюда уехать, решил я. У меня не было определенного плана. Я вспомнил, что в Грейвилле была больница, и я знал тамошнего врача. Дорога туда была тихая и спокойная — вот я и поехал туда.

И, только добравшись до моста за городом, начал соображать, что делаю: везу мертвую девушку километров за двадцать от того места, где она была сбита. Как это можно объяснить? Меня спросят, почему я не повез ее в больницу Вентворта или колледжа. Подумают, что Грейс, может быть, удалось бы спасти, если бы я поспешил с ней к ближайшему врачу. Вряд ли поверят, что это не было предумышленное убийство.

Я остановил машину, вышел из нее, снова осмотрел Грейс, пощупал ее пульс, чтобы полностью убедиться... Можете быть уверены, мистер Хау, — обратился он к Джерри, — что если бы у нее были хоть малейшие признаки жизни, я отвез бы ее в больницу. Я не прощу себе то, что сделал с вашей сестрой, и не прошу вас простить меня. Могу только добавить, что я поступил как трус, и к тому же глупо, потому что в тот момент почти ничего не соображал. Я отнес тело Грейс к воде. Вряд ли вы захотите слушать продолжение, мистер Хау.

Джерри, со смертельно бледным лицом, посмотрел на Роберта Хаднатта и хриплым голосом пробормотал:

— Представляю, каково было вам, как это было ужасно!

Мне показалось, что Джерри хотел сказать что-то еще, но не нашел слов.

— Благодарю вас... Остальное вы знаете. Я поехал домой и лег в постель. Моя жена спала и ничего не знала обо всем этом. Я действительно собирался на следующее утро рассказать об этих страшных событиях мисс Перриш и спросить у нее совета. Но когда она решила, что я ездил на собственной машине, когда с ее помощью мне было легко солгать и получить алиби, я смалодушничал, поверив, что теперь в безопасности. Оставалось только позаботиться о машине, так как кто-то по дороге мог ее заметить, и я уговорил жену поменять цвет. Боюсь, что это тоже было глупо.

Помолчав, он заговорил более уверенно:

— Хочу, чтобы все вы твердо запомнили одно. Я бы непременно признался во всем, если бы подозрения пали на невинного человека. И еще: я никогда не давал Грейс повода думать, будто я интересуюсь ею не только как подающей надежды студенткой. Я никогда не писал ей никаких писем, и — он слегка пожал плечами — вы должны мне поверить, что я не имею ни малейшего понятия, кто убил Норму Сейлор.

Неожиданно я поняла, что признание Роберта не разрешает загадку убийства Грейс Хау. Так и осталось неизвестным, кто писал ей бесчисленные письма, с кем она надеялась встретиться в театре. Ну и конечно же, мы по-прежнему не знаем, с кем она намеревалась встретиться так поздно в карьере, не говоря уже об убийстве Нормы, которое, несомненно, связано с трагедией Грейс.

— Итак, лейтенант, я готов, — твердо проговорил Роберт.

— Минуту, Роберт! — Пенелопа вскочила с кресла и поспешила к телефону. — Шеф Дордан захочет, чтобы мы сделали заявление в суде? — спросила она Трента.

Тот кивнул.

— В таком случае я хочу, чтобы при этом присутствовал адвокат. Полагаю, у вас нет возражений?

— Конечно, вы можете пригласить адвоката, миссис Хаднатт, — сочувственно ответил тот. — Но сначала вам надо кое-что выслушать. Возможно, после этого вам не потребуется адвокат.

Пенелопа кивнула, соглашаясь, но осталась стоять у телефона.

— Доктор Хаднатт был с нами вполне откровенен, — сказал Трент, — хотя он мог бы сообщить все это раньше. Он признал добровольно, что у него были достаточные основания желать смерти Грейс Хау. Он сознался, что сбил ее машиной и затем отделался от трупа. Как офицер полиции я не могу одобрить его действия и сокрытие фактов. Но как человек я могу заявить, что и сам, возможно, в подобных обстоятельствах действовал бы точно так же.

В то же время доктор Хаднатт категорически отрицает некоторые вещи. Он не писал писем Грейс Хау, не признает своего отношения к убийству Нормы Сейлор, которая погибла из-за последнего письма, доставленного Грейс в день ее смерти. Он отрицает, что назначил ночное свидание с Грейс в карьере, он утверждает, что ее смерть была трагическим, несчастным случаем.

Но нам известно, что кто-то писал многочисленные письма Грейс Хау. Мы знаем, что она собиралась с кем-то встретиться в карьере. Знаем, что имеется еще одно лицо, играющее очень важную роль, помимо Роберта Хаднатта.

Трент обратился к Пенелопе:

— На это я хотел бы обратить ваше внимание, миссис Хаднатт. Безусловно, самым важным моментом в истории вашего мужа был тот, когда он включил «дворники» и одновременно почувствовал неожиданный толчок. Он не видел Грейс Хау до тех пор, пока не вышел из машины и не обнаружил ее тело на дороге.

Я никак не могла сообразить, куда он клонит, но заметила, как Пенелопа, обрадованная, подняла голову.

— Роберт, ты не понимаешь, что предполагает лейтенант? Ты же не видел, как Грейс упала перед машиной. Возможно, она была уже мертва, когда ты на нее наехал. Может быть, ее кто-то убил и подстроил все таким образом, что тело лежало на дороге за поворотом. А ты попался на эту удочку и искренне поверил, что сбил ее. Хитроумная ловушка, чей-то дьявольски изобретательный ход.

Ее глаза блестели, она обратилась к Тренту:

— Вы это имели в виду?

Лейтенант слегка улыбнулся.

— Я имею в виду, что попал в очень странное положение, миссис Хаднатт. Несколько дней я старался изо всех сил заставить вашего мужа сознаться в убийстве, а теперь... — Он перевел взгляд на Роберта, обессиленно поникшего в кресле. — У меня необычная, но очень приятная для вас новость. Уверяю вас, вы невиновны в убийстве Грейс Хау!

В этот драматичный момент появился шеф Дордан в сопровождении двух детективов в гражданском. Все трое казались невероятно усталыми.

Трент встал. Не верилось, что он покинет нас, так и не раскрыв свои карты. Он лишь слегка приоткрыл их.

Но лейтенант не ушел, а спокойно сообщил Дордану, что кое-кто из нас должен сделать заявление в суде. Мы все снова вышли из дома, так и не сменив свои вечерние наряды, с тем чтобы прибыть в час ночи в полицейское управление.

Так как все не могли уместиться в двух полицейских машинах, а автомобиль Стива стоял возле Брум-холла, мы со Стивом отправились туда через залитую лунным светом поляну, но подъехали к зданию суда почти одновременно с остальными. По пути мы проехали мимо погруженного в темноту учебного корпуса, и я подумала, что впервые в истории Вентворта выпускной бал закончился так рано.

И вот мы все сидели в унылой комнате на длинных скамейках вдоль стен и молчали, ожидая вызова в кабинет шефа Дордана.

Первым вызвали Стива. Я нашла местечко рядом с Джерри. Стив вышел минут через пять, за ним отправилась я.

Шеф Дордан сидел за письменным столом, рядом устроился стенографист. Наш разговор был кратким и официальным. Я довольно подробно рассказала о своей меховой шубке, о том, где я была во время танцев, и о событиях в английском саду. Слава богу, в критическое время мы с Джерри были вместе и могли обеспечить алиби друг другу. В этой обстановке алиби приобретало особое значение.

Когда я вернулась в комнату ожидания, Стив и Джерри сидели рядом. Вероятно, случившееся разрушило барьер между ними. Они тихо переговаривались, как в старое доброе время, когда считались закадычными друзьями.

В кабинет вызвали Джерри. Я хотела его подождать, но неумолимая Пенелопа велела мне со Стивом ехать к Элейн. Она дала мне ключ от своего дома, и мы снова оказались в его машине.

Стив был очень бледен — видимо, устал не меньше меня. У меня мелькнула мысль о том, что все те вопросы, какие мне хотелось задать ему еще несколько часов назад, когда он появился в Вентворте, теперь потеряли значение. Все затмила смерть Нормы.

Мы въехали в открытые ворота гаража и покатили мимо старого ночного сторожа по пандусу на третий этаж, где стояли машины колледжа.

Стив подрулил к своему месту, осветив при этом коричневый «седан» Нормы, стоявший рядом. Сколько раз я поднималась сюда с Элейн и Нормой!

Я собралась выйти из машины, но Стив схватил меня за руку и удержал.

— Не спеши, Ли. Знаю, что тебе ровным счетом наплевать, где я был и чем занимался последние два дня, но я должен тебе рассказать..

Он помолчал и продолжал:

— Ты вообразила, будто я скрывался от правосудия, не так ли? Но правда — куда скучнее. Я просто ездил домой, чтобы поговорить с папой. Трент это знает — он удивительный парень! Знаешь, по-моему, он был в курсе еще до того, как я ему все рассказал!

— Меня мало интересует сообразительность лейтенанта! — оборвала я Стива — просто из чистого упрямства.

— И ты объяснишь мне, что именно знала о тебе Г рейс и почему ты так внезапно уехал из «Эмбер-клуба»? — спросила я равнодушно.

— Теперь все это кажется такой ерундой! Помнишь исполнительницу сентиментальных песенок о несчастной любви в «Эмбер-клубе», девицу, которая встала передо мной и пела словно для меня одного? Все было до противного просто. Когда-то, в давно забытые дни, у меня с ней была интрижка. Я назвался вымышленным именем, чтобы не скомпрометировать отца, и она не предполагала, что я сын губернатора, пока Элейн не опьянела от последней порции шампанского и не наболтала ей черт знает что про меня. Тогда ей пришло в голову «подоить» меня. Это она звонила мне в клуб. Я отправился в ее туалетную комнату, и там она начала свою атаку. У нее сохранилось несколько глупейших писем, которые я когда-то ей написал. Она заявила, что подаст на меня в суд за нарушение обещания на ней жениться, если я не выложу приличную сумму денег за эти злополучные письма. Я чертовски перепугался, потому что таких денег у меня нет, а Элейн уверяла ее, что я — сын миллионера. Несколько часов уговаривал я ее вернуть мне эти письма и возвратился в Вентворт так поздно, потому что пришлось везти ее домой. В машине у меня остался ее красный плащ.

Теперь ты все -знаешь, Ли. Знаешь, каким я был безмозглым болваном и как мне удалось отделаться легким испугом, хотя мог разразиться громкий скандал. Не понимаю, как мог я волочиться за этой дешевой красоткой. Конечно, нет худа без добра: я получил хороший урок и впредь не буду таким легкомысленным. Самое же печальное во всей этой истории... я прозевал то, что мне по-настоящему было дорого, свою девушку. Когда она узнает про эту некрасивую историю, вероятно, вообще не захочет на меня смотреть.

В его голосе слышалось такое отчаяние, что я схватила его руку и сжала ее.

— Дорогой, ты совершенно не знаешь женской психологии. Девушкам нравятся парни с немногозапятнанным прошлым. Выше голову — и расскажи ей все! Она будет в восторге.

— Ты действительно так считаешь?

— Конечно. Единственное, чего не переносят девушки, — это когда их оставляют в неведении. Даже я из-за этого злилась на тебя, Стив. Почему ты с самого начала не сказал мне про эту мерзкую певичку? Неужели ты мне не доверяешь?

— Не доверяю тебе?!

Он коротко рассмеялся.

— Твоя психология тоже нуждается в корректировке. Неужели ты не понимаешь? Да я предпочел бы, чтобы ты считала меня убийцей, нежели таким простаком. Я всегда видел в тебе как бы два лица, Ли. Ты самая разумная девушка в Вентворте и мой лучший друг, но... — Сделав паузу, Стив тихо добавил: — Случилось так, что ты и есть та самая девушка, по которой я схожу с ума!

Я вытаращила глаза, была просто потрясена и не знала, что и думать. Стив для меня всегда был сыном губернатора, баловнем судьбы, на которого заглядывались самые модные девушки. И этот ветреник и балагур Стив влюблен в меня? Немыслимо!

Он взял меня за обе руки и привлек к себе.

— Ничего мне не отвечай. Не хочу, чтобы ты над этим ломала себе голову. Знаю, что у меня мало шансов, потому что ты всегда была неравнодушна к Джерри, и не виню тебя. Сначала мне было трудно скрывать от тебя свои чувства, но постепенно я привык и держу себя в руках.

При свете звезд я видела его печальную усмешку.

— У меня хватает здравого смысла, чтобы понять: в этом треугольнике я лишний. У Джерри, Элейн, Хаднаттов, Мерсии были тяжелые дни, которые им трудно забыть. Мне же нужно забыть только тебя. Но боюсь, я никогда не справлюсь с этой задачей.

Неожиданно он наклонился и поцеловал меня. Его губы были мягкие, неуверенные, нежные, так не вязавшиеся с его насмешливыми глазами и обычным имиджем повесы.

Он медленно отошел от меня.

— Если тебе когда-нибудь понадобится простак, прочно сидящий у тебя на крючке, ты только позови меня, Ли, и я сделаю для тебя все, что ты попросишь. Спокойной ночи.

И он направился к Брум-холлу через лужайки, погруженные в ночную темноту.

Изумление и недоверие не оставляли меня, когда я поднималась по темной лестнице в свою комнату на верхнем этаже. Я очень устала, но спать не хотелось. За эти несколько часов произошло куда больше событий, чем за всю мою жизнь.

Пьянящий восторг, охвативший меня, когда я очутилась в объятиях Джерри и его губы нашли мои, сознание, что я ему нужна; затем потрясение от того, что мы нашли в бассейне; убийство Нормы и бешеный калейдоскоп эпизодов; наконец, обвинение Роберта Хаднатта и счастливый исход этой сцены.

А теперь совершенно неожиданный итог безумной ночи: признание Стива Картериса в любви.

Однако я сознавала: сейчас самым важным было то, что Элейн находилась в доме Хаднаттов, возможно, одна. И это после шока от прошедшей ночи! Нужно было немедленно идти к ней.

Я подошла к двери своей комнаты и обратила внимание, что она приоткрыта. Но я хорошо помнила, что, уходя, заперла дверь. Не задерживаясь, я перешагнула через порог, механически протянула руку к выключателю и замерла, увидев смутную тень на фоне окна. В комнате кто-то был.

Видимо, я дошла до такого состояния, что не могла нормально реагировать на такие неожиданности, поэтому, похолодев, просто стояла неподвижно у порога.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядела, что человек склонился над моей кроватью, стоя спиной ко мне. Он должен был слышать, как я вошла, однако даже не пошевелился. Я тоже выжидала, что будет дальше.

— О’кей, Ли Ловеринг. Тогда я дам вам работу. Не думаю, что Роберт Хаднатт виновен в смерти Г рейс Хау, и почти наверняка знаю, чьих это рук дело. Кто-то писал Г рейс заказные письма, с кем-то она должна была встретиться в карьере. И этот человек туда прибыл.

— И убил ее?

— Думаю, что убил.

Я почувствовала облегчение, получив косвенное подтверждение, что Роберт оказался жертвой чьего-то безжалостного плана. В таком случае его нельзя винить за то, что он сделал.

— Но вы пока точно не знаете, кто убил Грейс и Норму?

— На это я отвечу: и да, и нет. «Да», потому что я уверен в своей правоте, а «нет», потому что работники шефа Дордана проверили каждый шаг подозреваемого мной человека и установили его полное алиби. Я имею в виду убийство Нормы.

Он принялся беспокойно ходить взад и вперед по комнате.

— Думаю, есть лишь один способ разрешить это дело — сызнова рассмотреть все факты. Из них четыре — самые важные. Я говорю о четырех письмах, ни одно из которых не попало в руки полиции. Одно письмо для Г рейс было в руках Нормы — из-за него ее и убили. Остальные два Грейс написала в театре, и Картерис доставил их в Вентворт. Письмо, адресованное Джерри, разорвала Норма, а вы с мисс Перриш расправились с письмом для миссис Хаднатт. Третье письмо пока не найдено. Известно только, что Грейс написала его, но кроме этого, мы ничего не знаем.

Он помолчал, глядя на меня.

— Я убежден, что в этих письмах были важные данные, ускользнувшие от внимания тех, кто их читал. Вот почему я стараюсь восстановить все, что удастся. Письмо, полученное Грейс, наверняка уничтожил убийца, но Дэвид Локвуд, просмотревший первую страницу, уверенно заявил, что оно было любовное. Норма прочла из него два отрывка Роберту Хаднатту. В одном из них были нападки на Норму, второй касался ссоры и свидания позднее, вечером. Мы также знаем, что оно было подписано «Роберт», однако написано не рукой Хаднатта. Не думаю, что это письмо так уж важно: в этих отрывках все, что нам требовалось знать.

Мне-то они, разумеется, ничего не сказали, но я не стала задавать вопросов, понимая, что Трент откровенен со мной лишь до известного предела.

— В здании суда, — продолжал он, — мисс Перриш изложила суть письма Грейс к миссис Хаднатт по памяти.

Он достал из бумажника лист бумаги и подал его мне.

— Взгляните, это совпадает с тем, что вы запомнили?

Четким почерком Мерсии было кратко записано содержание того ядовитого послания, в котором упоминались, по калифорнийским газетам, подробности суда над Робертом за несчастный случай по его вине, повлекший смерть пассажирки, и управление машиной в нетрезвом состоянии. Об эпизоде в санатории Виллера ничего не было сказано.

— Очень похоже на то письмо, — подтвердила я.

Трент убрал бумагу, достал чистый листок и приготовился записывать.

— Было также письмо к Джерри, которое порвала Норма. Попытайтесь восстановить его содержание.

Я старалась сосредоточиться, вспоминая то утро в больнице, когда Джерри показал мне письмо Г рейс, пришедшее ночью. В голове всплыли лишь отдельные фразы, которые я и продиктовала Тренту:

«...Я должна предостеречь тебя от Нормы Сейлор. Она совершенно испорчена... она постоянно меня унижает... вот почему она старается, чтобы ты в нее влюбился... не способна любить никого, кроме самой себя... она сделает тебя несчастным... я бы не смогла перенести, если ты будешь страдать так же, как страдала я...»

Эти строчки, написанные девушкой, которая ненавидела другую, сейчас, когда обе они были убиты, прозвучали до боли трогательно.

Трент молча записал то, что я вспомнила.

— Джерри говорил, что Г рейс до этого написала ему еще одно письмо, которое Норма тоже уничтожила. Что вы знаете о нем?

Я вспомнила, что Джерри мне сказал об этом письме в тот вечер у фонтана, и с легким замешательством ответила:

— Кажется, оно было в основном обо мне и Джерри. Я его не читала. Спросите лучше о нем у Джерри.

Трент кивнул.

— И Норма порвала в больнице оба письма? Интересно, не могло ли случиться так, что она не уничтожила эти обрывки?

— Я тоже об этом думала, — сказала я, — но почему-то не спросила его, куда она их дела.

— Жаль. Это помогло бы не только мне, но и Джерри в формальностях со страховой компанией. Во всяком случае, кое-что нам удалось восстановить. А теперь подумаем о третьем письме Грейс, которое, как я надеюсь, может подсказать нам разгадку всего дела.

Я удивленно посмотрела на него.

— Вы хотите сказать, что знаете, где оно находится?

У меня есть некоторые предположения. Вы так и не поинтересовались, что я делал здесь, в вашей комнате? Нарушал закон, производя обыск, не имея ордера.

— Неужели вы предположили, что письмо находится в моей комнате?

— Такова моя версия. Но я не успел до вашего прихода проверить ее правильность.

Трент спокойно сел рядом со мной на кровать, взял в руки серую шубку и вывернул ее подкладкой наружу.

— Стивен Картерис сказал кое-что, показавшееся мне странным. Возможно, он и вам говорил об этом. Когда Грейс отдавала ему шубку, чтобы он вернул ее вам, она попросила его извиниться за то, что порвала подкладку. Вы мне как-то говорили, что Грейс была предельно аккуратна с чужими вещами. Поэтому мне показалось странным, что она ухитрилась порвать подкладку шубки.

— Вы имеете в виду...

— Имею в виду, что она хотела привлечь ваше внимание к этому по какой-то вполне определенной причине.

Он осторожно ощупывал шелк подкладки.

— Вот оно!

Я взглянула через его плечо, и меня охватило мрачное предчувствие. Это был разрез подкладки внизу. Длинный, аккуратный разрез.

— Почти, как если бы...

— ...как если бы Грейс нарочно разрезала подкладку, — подхватил Трент. — Вот именно. Это был ловкий ход, если она хотела передать вам письмо, не привлекая внимания Стива. Он не заметил бы, что это разрез в подкладке, — он мужчина. Но вы бы сразу подумали, что так разорвать материю нельзя.

Трент хладнокровно погрузил пальцы в разрез и вскоре вытащил оттуда знакомый конверт, который молча показал мне, чтобы я видела, кому он адресован. Крупным наклонным почерком Грейс было написано: «Ли Ловеринг».

— Оказывается, последнее и самое важное письмо предназначалось вам, — сказал лейтенант.

Я даже не удивилась — на меня нашло какое-то отупение.

Трент распечатал конверт, извлек из него листок и быстро прочел. Лицо его приняло суровое выражение.

Я нетерпеливо смотрела на него.

Ну, оно вам о чем-нибудь говорит?

— Думаю, что да. Теперь мне совершенно ясно, кто убил Грейс Хау и кто — Норму Сейлор.

Но вы дадите мне его прочесть? Оно ведь адресовано мне.

— Верно, но я вам его не покажу.

Откровенно говоря, в душе я даже обрадовалась, услышав такой ответ, опасаясь еще одного шока.

— Значит, разгадка все время находилась в моей шубке, — пробормотала я, и тут меня поразила страшная мысль:

— Боже мой, если бы Стив сразу привез мне шубку и я раньше нашла письмо, возможно, Норму не убили бы?

Трент сурово взглянул на меня.

— Если бы Картерис привез вам письмо в первый же день, вероятно, вместо Нормы Сейлор, убили бы вас, Ли Ловеринг.

Вдруг он взял меня за руку.

— Послушайте меня. Нам еще долго блуждать, прежде чем мы выберемся из леса... Письмо в моих руках — настоящий динамит. Пока я ничего не могу предпринять, потому что не располагаю доказательствами. Но могу вам сказать одно: кто-то знает, что третье письмо адресовано вам. Наверное, он сходит с ума, гадая, попало ли оно к вам. Теперь, когда Норма убита, рисковать никто не станет. Но если все гак, как я предполагаю, этот человек ни перед чем не остановится, чтобы добраться до вас или до письма...

Я говорю это вам не только как полицейский, но и как мужчина — прелестной девушке. Вы совершили много поспешных, опасных для вас поступков, защищая своих знакомых. Отныне вы должны защищать только саму себя, Ли Ловеринг. И этому делу вы посвятите все свое время, ясно? Вы будете ночевать в доме Хаднаттов? Это прекрасно. Сейчас же отправляйтесь туда и не высовывайте носа, пока я утром не зайду за вами. Вы меня поняли?

— Поняла.

— Хорошо. А теперь забирайте свою зубную щетку — я провожу вас к Хаднаттам.

С минуту я не двигалась: стояла рядом и краешком глаза смотрела на письмо Грейс, которое он все еще держал в руке. Я смогла разобрать всего одно слово на последней строчке, написанной рукой Грейс: это была фамилия «Эппл».

Лейтенант Трент проводил меня до дверей дома Хаднаттов. Впустила меня Мерсия Перриш. Выглядела она усталой и грустной. Как только детектив ушел, я спросила:

— Хаднатты вернулись?

— Нет еще, но думаю, скоро приедут. Во всяком случае, в сегодняшнем вечере было хоть одно светлое пятно: вроде для Роберта все закончится благополучно.

Она провела меня наверх.

— Я тоже ночую здесь. Пенелопа хочет, чтобы ты была вместе с Элейн. Я дала бедняжке снотворное. Постарайся не разбудить ее.

Она положила холодные пальцы мне на руку.

— И, Ли, прошу тебя забыть все то, что я говорила о себе и Роберте. После сегодняшних событий я поняла, что для Роберта не может быть более подходящей жены, чем Пенелопа. Для меня в его сердце не осталось местечка... Теперь постарайся и ты заснуть. Спокойной ночи.

Я проскользнула в темную комнату и разделась, не зажигая света. Я видела очертания фигуры Элейн на постели, слышала ее ровное дыхание.

В доме было удивительно тихо — только один раз скрипнула внизу входная дверь, а потом послышались осторожные шаги, и я поняла, что Роберт с Пенелопой вернулись.

Сон упорно не приходил. Мысли вновь и вновь возвращались ко всему тому, что натворила Грейс. Вроде я хорошо ее знала, а на поверку оказалось, что для всех нас она была загадкой. По ее милости все мы: Роберт, Пенелопа, Стив, Джерри, я сама и Норма — были втянуты в водоворот подозрений и реальной опасности.

Потом задумалась о Норме. Тот факт, что я ее не любила, лишь усугублял мои терзания. Я мучила себя воспоминаниями о тех моментах, когда желала ей зла.

Перед глазами мелькали события первого дня после исчезновения Грейс, когда я была у Джерри в больнице и вдруг в палату впорхнула Норма, уверенная в себе и убийственно красивая. Я представила себе ее зеленый спортивный костюм, ее глаза, ласкающие Джерри и умышленно не замечающие меня. «Хелло, дорогой, я принесла тебе нашу газетку...»

Вроде так она назвала листок, выпускаемый в колледже, или я ошиблась?

Я сказала лейтенанту Тренту, что обрывки писем до сих пор могли сохраниться, еще не осознав, как важно их найти. Тренту они нужны как улики, Джерри — для подтверждения законности своих притязаний на страховку, а мне хотелось, чтобы он ее получил. Вовсе не из-за того, что мое будущее было связано с Джерри... А если и так, чего тут стыдиться?

Короче говоря, я была сама не своя оттого, что могу по-настоящему помочь Тренту и Джерри.

Тут мне пришла в голову другая мысль. Раз эти письма так важны для Трента и Джерри, они наверняка важны и для убийцы! Может быть, именно сейчас кому- то тоже не спится, и он тоже ломает себе голову над тем, как раздобыть обрывки этих писем.

Это все решило.

Я встала, убедилась, что Элейн крепко спит, и принялась одеваться. Я не сообразила захватить с собой будничную одежду, и пришлось снова натянуть свое черное вечернее платье.

Только выйдя из комнаты, я вспомнила о предостережении лейтенанта. Он не велел мне и носа высовывать из дома Хаднаттов до его прихода утром. Мне стало страшно. Но тут же я подумала о том, что, если обрывки писем в гараже, их надо раздобыть как можно скорее, пока убийца не уничтожил эти драгоценные клочки.

И потом, чего ради идти туда одной? Я могу позвонить Джерри — он пойдет со мной.

Итак, я стала на ощупь спускаться по лестнице, держась за перила и боясь, как бы не проснулась Мерсия или Пенелопа.

Телефонный аппарат на боковом столике я разглядела в темноте, но, чтобы позвонить, пришлось включить свет, который я тут же и выключила — ждала в потемках, прижимая трубку к уху.

Мне показалось, будто прошло несколько часов, рука с трубкой затекла, нервы были напряжены до предела, потому что я прислушивалась к звукам в доме. Мне даже показалось, что лестница стала подозрительно поскрипывать.

В этот момент в трубке послышался сонный голос:

— Хелло?

Будьте добры, позовите к телефону Джерри Хау,— взмолилась я шепотом.

— Ли, какого черта ты вздумала звонить в такое время?

Я обрадовалась, узнав голос Стива.

— Стив, передай Джерри, пожалуйста, это крайне важно... Скажи ему, чтобы он ждал меня у северных ворот, как только сможет туда добраться.

— Но зачем?..

— Прошу тебя, я не могу объяснить.

Я осторожно положила трубку и пошла к входной двери. Проклятая щеколда не сразу подалась, но все же я выбралась из дома.

Во дворе было холодно и темно, луна и звезды скрылись за тучами. Только одна едва заметная полоска на горизонте говорила о приближении утренней зари.

Я побежала по сырой траве мимо серых зданий к северным воротам. Джерри пришел почти одновременно со мной. На нем была куртка и довольно неказистые брюки, в которых, как мне показалось, он выглядел большим и надежным.

— Джерри, ты, наверное, подумал, что я сошла с ума, вызывая тебя среди ночи, но мне только что пришла в голову очень важная мысль.

Я поведала ему о том, как Трент обнаружил письмо Грейс в подкладке моей шубки, содержащее, по его мнению, решение загадки, и как я додумалась до того, что обрывки письма, вернее, двух писем, разорванных Нормой, могут быть в машине сестер Сейлор.

— Это необходимо проверить! — заключила я свой рассказ.

Он не сразу ответил — я подумала даже, что он еще не совсем проснулся, — потом спокойно сказал:

— Теперь я вспомнил. Норма действительно унесла с собой газету, так что, возможно, мы и отыщем эти обрывки в машине. Но Трент ведь предупредил, что это для тебя опасно, Ли. Тебе не следует туда ходить.

— Раз я с тобой, то в этом нет никакого риска, Джерри.

Он подошел ближе и внимательно посмотрел на меня.

— Правильно, дорогая. Всегда помни об этом. Когда ты со мной, тебе не надо бояться.

Неожиданно он обнял меня и поцеловал. И тотчас отпрянул.

— Пошли!

Выйдя из ворот кампуса, мы молча двинулись по дороге. Тишину нарушало лишь пение петухов да эхо наших шагов.

Точно не знаю когда, но я вдруг почувствовала почему-то, что нас преследуют. Уверенность в этом не основывалась ни на чем определенном, однако я могла держать пари на любую сумму, что кто-то крался за нами, соблюдая дистанцию и соразмеряя свои шаги с нашими.

Джерри ускорил шаги, когда в конце главной улицы Вентворта показался гараж. Кажется, он почувствовал такое же облегчение, добравшись до него, как и я.

Первый этаж был освещен единственной тусклой лампочкой, висевшей на шнуре посреди зала. Серый цементный пандус уходил вверх в темноту. Старик сторож безмятежно спал, положив голову на руки, покоящиеся на столе.

— Не стоит его будить, — прошептала я. — Мне известно, где стоит машина Нормы.

Мы начали осторожно подниматься по пандусу. Джерри слегка волочил ногу со странным шаркающим звуком, эхом отражавшимся от холодных стен.

Чем выше мы поднимались, тем темнее становилось, а в воздухе все сильнее пахло бензином и пролитым маслом.

Наконец мы добрались до третьего этажа, где стояли машины обитателей колледжа, и остановились, вглядываясь в полнейшую темноту.

— Где-то должен быть выключатель.

— Обойдемся без света, я знаю, куда идти. А потом мы включим освещение на приборном щитке в машине.

Дорогу я действительно знала. Перед нами была небольшая ремонтная мастерская, где я видела машину декана Эппла, которую в то время красили. Машина Стива была восьмой слева, а рядом с ней, как раз возле ремонтной мастерской, и было место коричневого «седана» сестер Сейлор.

Мы медленно двинулись туда. Я дотрагивалась до кузовов автомашин и считала их. Одна, вторая, третья...

Вот восьмая, Стива, и наконец мы возле девятой. Я нажала ручку, распахнула дверцу и нащупала ключ зажигания, потом включила освещение щитка.

— Я осмотрю переднюю часть, — шепнула я Джерри, — а ты поищи сзади.

Когда мы оказались вместе в этом небольшом освещенном пространстве, я больше не боялась, совершенно позабыв о той невидимой, безмолвной фигуре, присутствие которой ощущала позади нас на дороге.

Я принялась за поиски, не пропуская ни одного местечка, куда можно было сунуть газету. Заметив, что Джерри ощупывает чехлы на заднем сиденье, стала делать то же самое и заглянула за сиденье, в карман чехла.

Газета была там.

— Я нашла ее, Джерри! Это «Кларион»!

Джерри подошел ко мне.

— А обрывки письма все еще там?

Он осторожно развернул газету, которую точнее было бы назвать тоненьким журналом, и вздохнул с облегчением. Там, между стихами местной поэтессы и сообщением о деятельности Общества любителей изящной словесности Вентворта, лежала кучка обрывков бумаги. Даже при слабом свете приборной доски я разобрала характерный почерк Грейс.

Джерри смотрел на эти клочки с необычайно угрюмым, как показалось мне, лицом.

Я заговорила первой:

— Джерри, что же нам делать? Может, попробовать собрать эти кусочки и...

— Нет, пусть этим займется полиция. Давай немедленно выбираться отсюда.

Мы выключили освещение в машине и оказались в непроглядной тьме. Я уже протянула пальцы к ручке дверцы, как вдруг Джерри схватил меня за плечо с напугавшей меня грубостью. Затем прошептал мне на ухо:

— Не двигайся! Кто-то поднимается сюда.

Я прислушалась. Да, кто-то осторожно поднимался вверх по пандусу.

Ко мне вернулись все прежние страхи. Сомнений не было: кто-то следовал за нами от самого колледжа.

Шаги достигли верхней площадки и остановились у первой машины в кромешной тьме.

Джерри чуть слышно прошептал:

— Если это сторож, он сейчас включит свет.

Мы замерли, прижавшись друг к другу на переднем сиденье.

Свет не загорелся, а шаги стали приближаться.

— Я посмотрю, кто это, — снова прошептал Джерри. — Оставайся здесь, не шевелись и не высовывай голову. Вряд ли он станет заглядывать в машины.

— Джерри, ты не должен!..

Но он заткнул мне рот поцелуем, сжал руку и неслышно выскользнул наружу, оказавшись у задней стены гаража.

Я пригнулась на сиденье, чтобы голова моя не была заметна снаружи. Теперь я уже не боялась за себя — все затмила тревога за Джерри.

Я не сомневалась, что в этих медленно приближавшихся шагах таилась угроза. Потом подумала: может, это один из сотрудников полиции, которому поручили охранять меня... И на душе сразу стало легче. Но полицейский непременно включил бы освещение, в крайнем случае мог воспользоваться своим фонариком... Нет, это наверняка наш неизвестный преследователь. Но что ему нужно? Вспомнила предостережения Трента. Грозит ли мне действительно опасность? Охотится ли он именно за обрывками письма, которые мы только что нашли? Если так, то он, так же как я, мог догадаться, где следует их искать.

Или другое: его интересует письмо, написанное Грейс мне, в котором, по словам лейтенанта Трента, заключается разгадка двух убийств. Каким-то образом он додумался, что оно спрятано под подкладкой моей шубки. Ведь Трент это предвидел, значит, мог догадаться и тот, другой...

Если так, то преследователь явился сюда с определенной целью — найти машину Нормы, в которой сейчас, скорчившись в три погибели, сидела я.

Мне страшно захотелось позвать на помощь Джерри, но я понимала, что этого делать нельзя.

В гараже воцарилась мертвая тишина: замерли все звуки, даже шагов больше не было слышно. Я медленно подняла голову и стала вглядываться в темноту.

И тут внезапно эту темноту прорезал яркий луч фонарика. светивший, по-видимому, оттуда, где находился неизвестный. Световой конус начал перемещаться от одной машины к другой, вырывая их из темноты и неумолимо приближаясь к коричневому «седану» Нормы.

Где же Джерри?

Я снова прижалась к сиденью, полуживая от страха, ожидая, что кто-то вот-вот распахнет дверцу и найдет меня.

Вдруг слева раздался резкий звук. Луч фонарика метнулся прочь от меня. Тишина, снова грохот и звук шагов, быстро, но осторожно удалявшихся от меня.

Чувство тревоги и облегчения слились воедино когда я сообразила, что произошло: очевидно, Джерри заметил, как этот тип приближается ко мне, и нарочно отвлек от меня его внимание.

Я приподняла голову и выглянула в окошко.

Луч фонарика ощупывал стены, стараясь обнаружить источник непонятного звука. Вот он медленно заскользил по стене, высветив большие жирные пятна и многочисленные трещины на кирпичной кладке. Вот добрался до распахнутой двери ремонтной мастерской, освещая то, что я уже видела: блестящий кузов спортивной машины декана Эппла.

Потом я заметила в ремонтной мастерской фигуру Джерри, чуть освещенную фонариком. Он прижался к стене, по-прежнему сжимая в руке «Кларион».

Слава богу, луч скользнул дальше, но тотчас вернулся назад, повторив несколько раз свой путь слева направо и обратно. И каждый раз передо мной мелькала прикрытая машиной фигура Джерри.

Наконец луч остановился на Джерри, и тот медленно стал отступать в глубину мастерской. А сноп света становился все ярче и короче — человек с фонариком неумолимо приближался к своей добыче.

А я лежала в машине, умирая от страха за Джерри и обвиняя во всем себя. Да, во всем была виновата я одна. Пренебрегая предупреждением Трента, заставила Джерри пойти вместе со мной в гараж!

Теперь Джерри был за машиной, у задней стены. И тут я увидела то, что не мог заметить он: позади него поперек бетонного пола протянулся какой-то предмет: не то рельс, не то труба. Отступая, Джерри мог легко споткнуться об это препятствие и...

Все произошло именно так.

Джерри споткнулся и замахал руками. «Кларион» выпал из его руки, когда он пытался ухватиться за машину Эппла. Но это ему не помогло.

Неизвестный с фонариком быстро двинулся вперед, а Джерри тяжело упал на серый бетонный пол. Фонарик погас, и наступила полнейшая тишина. Я так и не успела разглядеть, кто держал этот фонарик: мужчина или женщина.

Я услышала шарканье, негромкий крик боли — и опять тишина. А потом отвратительный скрежет закрывающейся, скользящей двери ремонтной мастерской.

Я ничего не понимала. Джерри упал и ударился затылком о бетонный пол. Никакой борьбы не последовало. А это могло означать только одно: Джерри был ранен, возможно, потерял сознание и лежал на полу мастерской, где его и запер неизвестный.

Продолжение последовало так быстро, что я к нему не успела подготовиться, да и почти ничего не соображала в паническом ужасе. Левая дверца машины открылась, кто-то влез внутрь, захлопнул дверцу и стал нащупывать ключ зажигания. Я пыталась помешать этому и коснулась руки с длинными пальцами и острыми ногтями это не была рука Джерри. Я отпрянула, мотор заработал, и машина двинулась к пандусу.

Я думала только об одном: кто-то нарочно увозит меня прочь от Джерри. И я нащупала ручку дверцы, открыла ее и на ходу выскочила из машины, хотя похититель попытался меня удержать. Машина съехала с пандуса не задерживаясь.

Сперва я почувствовала только облегчение, потом появилась тупая боль в правом виске, она становилась невыносимой — и я погрузилась в небытие.

Не знаю, долго ли это продолжалось, но постепенно снова застучала боль в виске, которым я, очевидно, ударилась о крыло ближайшей автомашины.

Но все это было пустяком по сравнению с мыслями о Джерри. Где он? Неужели все еще заперт в ремонтной мастерской?

И как будто в ответ на свой вопрос услышала где-то ритмический стук работающего мотора. Сначала я решила, что незнакомец в «седане» Нормы все еще где-то в гараже. Потом до меня дошло, что звук идет из ремонтной мастерской. Боже мой! Кто-то запустил мотор машины декана Эппла, а беспомощный Джерри лежит в этом маленьком помещении без вентиляции. Он дышит выхлопными газами. Это же верная смерть!

Превозмогая боль в виске, я поднялась с пола, бросилась по проходу к мастерской и забарабанила обеими руками по тяжелой двери.

— Джерри!.. Джерри!..

Но изнутри только стук мотора.

На ощупь я стала искать замок. Спичек у меня не было, но в темноте я все же нащупала металлический квадратик и поняла, что это был пружинный замок, автоматически защелкивающийся при закрытии двери.

Джерри был заперт, а я не могла до него добраться. Оставалось только громко звать на помощь. У старика сторожа внизу наверняка есть ключи. Он должен услышать меня и прийти на помощь.

Прошла целая вечность. Наконец этаж осветился. Я повернулась. Сторож стоял у пандуса, руку он все еще держал на выключателе и смотрел на меня опухшими от сна глазами.

— Скорее! — крикнула я. — Ключ от двери! Там заперт человек, он может задохнуться!

Шаркающей походкой сторож поспешил ко мне. Зазвенели ключи, он неторопливо перебирал их на связке. Найдя ключ, он вставил его в скважину и отодвинул дверь.

— Осторожно, — предупредил сторож, — здесь полно выхлопных газов.

Но разве я могла думать о таких пустяках? Я отстранила его и метнулась в тесное помещение без окон. Джерри лежал там же, где упал, в полуметре от выхлопной трубы. Я в отчаянии ухватилась за его куртку и, напрягая силы, потащила наружу.

— Заглушите мотор! — крикнула я сторожу.

Тот послушно засеменил мимо меня к машине. Потом вернулся ко мне. Мы вдвоем приволокли Джерри к окну в гараже.

Я опустилась возле него на колени. Губы его посинели, даже щеки приобрели синеватый оттенок. Видеть его в таком состоянии было мучительно. Поборов страх, я взяла Джерри за руку и убедилась, что пульс слегка прощупывается. Наклонившись к его лицу, уловила дыхание.

Приподняв его голову, я стала ласково приговаривать:

— Джерри, Джерри, дорогой! С тобой будет все в порядке. Все будет хорошо.

Медленно задрожали ресницы, и открылись глаза. Сначала он ничего не видел, потом с трудом повернул голову и облизал губы. Взгляд постепенно стал осмысленным — он узнал меня.

И тогда я расплакалась.

Мне удалось справиться с минутной слабостью. Джерри было скверно и без рыдающей девицы. Мы со сторожем перетащили его в машину Стива. Я попросила ошеломленного и изрядно перепуганного старика отвезти нас в больницу колледжа, сама же села вместе с Джерри на заднее сиденье, положив его голову на свое плечо.

Занималась заря, снаружи царил предрассветный полумрак. Я продолжала ругать себя последними словами. Ослушавшись лейтенанта Трента, я чуть не стала причиной гибели Джерри и ничего при этом не добилась, даже позабыла об обрывках письма, ради которых решилась на эту авантюру. Интересно, где они теперь? Может, по-прежнему лежат в гараже? Или их взял человек, проделавший такую штуку с Джерри?

Вдруг мне все стало безразлично. У меня болела ссадина на голове, ныли ноги в модных туфлях на высоченных каблуках-шпильках... Мне хотелось забиться в какой-нибудь уголок и умереть.

В больнице медсестра вела себя удивительно. Она не задавала никаких вопросов — просто провела Джерри в отдельную палату, уложила его в постель и заверила меня, что ничего страшного не произошло. Словно он обратился в больницу в обычное время с порезом пальца или ушибом локтя. Я хотела подежурить, но Джерри настоял на том, чтобы я отправилась спать.

И я ушла.

Я прекрасно понимала, что мне следует немедленно обратиться в полицию или, в крайнем случае, позвонить туда по телефону, но я не стала этого делать. Мне было даже страшно подумать о встрече с лейтенантом Трентом после того, что я натворила.

Я отперла входную дверь ключом, который мне дала Пенелопа в здании суда, и потихоньку поднялась по лестнице, по-видимому, никого не разбудив.

В ванной нашла антисептический пластырь и неуклюже заклеила им ссадину. Нужно было видеть меня с этим сомнительным украшением на виске, с всклокоченными волосами, в испачканном нарядном вечернем платье! Но мне и это было безразлично.

Удивляясь, как можно вообще заснуть в такое время, сама я почти мгновенно отключилась: меня сморила не только физическая усталость, но и все переживания последних часов. И проспала бы до самого вечера, если бы меня не разбудила Пенелопа. Солнце стояло уже высоко в небе, а в комнате ощущалось приятное тепло.

Пенелопа Хаднатт стояла в ногах моей кровати, наблюдая за мной суровыми, неулыбчивыми глазами. И все же она изменилась, как будто переживания прошедшей недели растопили защитную ледяную оболочку, которая отпугивала от нее многих. Во всяком случае, на меня она смотрела е явной симпатией. Откуда-то Пенелопа уже знала о наших приключениях в гараже, но не стала меня бранить, а просто присела на край кровати.

— Надеюсь, этот порез не опасен, Ли?

— Порез?

Я вспомнила о своей травме и тронула пластырь на виске.

— Сущие пустяки. А как Джерри?

— С ним все в порядке. Снова повредил свое злополучное колено, но не слишком. Сейчас у него в больнице лейтенант Трент. Он хочет поговорить с тобой, но сначала я пришлю тебе сюда завтрак. Ну тебе и досталось, дорогая! Надеюсь, ты не утратила свою стойкость и смелость? Чувствую, что всем нам они еще понадобятся.

— Почему? Что еще случилось?

— Не знаю, но думаю, что шеф Дордан готовит ордер... вздохнула она. — Последует арест.

— Значит, лейтенант Трент был прав. Он сказал мне вчера вечером, что знает, догадывается, кто преступник. В некотором смысле, я даже рада. Раньше мне не хотелось знать правду, но после случившегося с Джерри и Нормой...

— Да, Ли, нам всем лучше знать правду, какой бы горькой она ни была.

Пенелопа взяла меня за руки.

— Мне нелегко говорить, но я все-таки хочу тебе кое-что сказать. Мерсия поведала мне о том, как ты пыталась защитить колледж, меня и моего мужа. Не могу решить, права ты была или нет. Мы все наделали глупостей, но знай: мы тебе очень благодарны. Последние дни были настоящим кошмаром для Роберта и меня. Если бы не ты и Мерсия, не представляю, как бы мы все это вынесли. Не забывай, что мы — твои верные друзья навеки.

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. И тут же снова стала энергичным, деловитым деканом.

— Сейчас я пришлю тебе завтрак. Нельзя заставлять ждать лейтенанта.

Я пошла в больницу окружным путем, минуя Брум-холл. Как и после убийства Грейс, кампус гудел: студенты читали газеты и высказывали самые фантастические предположения. Оказаться среди них было выше моих сил — мне вполне хватало предстоящего разговора с лейтенантом Трентом.

Я встретилась с ним в коридоре больницы, куда он вышел из палаты Джерри. Вид у него был измученный и встревоженный.

— А я уже хотел вас разыскивать...

Он остановился против меня, его серые глаза на этот раз не улыбались.

— Хотя вы и виновны в том, что едва не погиб Джерри Хау, я хочу вас поздравить с тем, что вы его спасли.

— Я очень сожалею, понимаю, что вела себя по-идиотски. Мне и в голову не пришло, что убийца...

— У вас очень своеобразное представление об убийцах, Ли. Пора бы уж кое-чему научиться. И в этом смысле я рад, что у вас появилась шишка на голове. Надеюсь, она болит и будет напоминать вам, что люди, убивающие других, не те, кого приглашают на чашку чая или партию крокета. Вы с самого начала были в дружеских отношениях с убийцами и, признаться, очень мне этим мешали.

Несмотря на то что мне было очень стыдно, я рассердилась.

— Но ведь вы все равно разгадали загадку, не так ли? Даже если на вашем пути был бы десяток таких, как я, вас не собьешь с толку. Не ругайте меня! Разве вы не понимаете, что я сама ненавижу себя за то, что сделала с Джерри?

Он сочувственно похлопал меня по плечу.

— О’кей, Ли Ловеринг, не обижайтесь... Просто я не владею собой, когда .думаю, что могло случиться ночью, если бы... — Он взглянул на пластырь на моем виске — ...если бы ваша голова не оказалась такой крепкой.

Затем он снова посуровел.

Вы правы, я знаю, кто убил Грейс Хау и Норму Сейлор. Шеф Дордан согласен с моими выводами, но пока у нас мало улик. Вот почему я прошу вас и Джерри внести ясность в кое-какие моменты. Вы ведь знали Грейс и Норму лучше, чем кто-либо другой. Вы готовы мне помочь?

— Готова, готова!

Мы вместе пошли но коридору к палате Джерри. Его нога была снова забинтована, лицо поражало своей бледностью. Все же он мне улыбнулся, и я села рядом с ним.

— Джерри знает, что я намерен проделать, Ли, — заявил Трент, усаживаясь на единственный стул. — Изложу, как дело представлялось с самого начала мне, постороннему человеку. Хочу убедиться, придете ли вы к тому же заключению, что и я. Вынужден сообщить несколько очень нелестных сведений о Грейс, которые Джерри будет неприятно слышать. Но и для всех это дело оказалось крайне неприятным и, похоже, останется таковым.

Данная версия появилась у меня очень рано. Благодаря вам, Ли. Мне пришлось пройти долгий путь, но он привел меня к вполне логичному выводу. В большинстве дел, связанных с убийствами, кто-то кого-то непременно покрывает. А поскольку большая часть убийств оказываются довольно примитивными, то в девяти случаях из десяти «опекаемое лицо» и является виновным. Но данное дело с самого начала было непростым. Более того, некая Ли Ловеринг старалась защитить как минимум пятерых людей.

Интригующая ситуация — иначе не назовешь. Особенно когда я выяснил, что четверо из этой пятерки побывали на месте преступления примерно в то время, когда оно было совершено, и что каждый из них отчаянно старался скрыть это от полиции. Постепенно выяснилось, что все они, правда в разной степени, имели основания желать смерти Грейс Хау.

В уголовных делах личность убитого часто подсказывает правильный ответ, но ваша сестра, мистер Хау, озадачила меня. Сначала она показалась мне такой же, как сотни других студенток. Ее проблемы казались типичными для ее возраста: легкие романы, обычная ревность, вполне объяснимая зависть, понятные разочарования. И лишь постепенно я понял различие. Ваша сестра шагала по жизни без защитного панциря, поэтому все, что нормальные девушки легко забывают и прощают, глубоко ранило ее. А уж если кто-то ее обидел, даже нечаянно, она этого не прощала никогда. Да-да, у нее была гипертрофированная мстительность особы с повышенной чувствительностью. Именно по этой причине упомянутые мною пять человек могли желать ее смерти.

Это было моей первой идеей. Потом возникло безумное предположение, что все пятеро договорились вместе убить ее или прикрыть того, кто это сделает. Я не мог найти иного объяснения тому, что все они непосредственно общались с ней в последние часы ее жизни.

Трент обратился ко мне:

— Конечно, я очень скоро отказался от этой версии. Она была фантастической, но помогла мне прийти к другой, более убедительной и правдоподобной. Я был уверен, что предполагаемая причастность этих пяти человек к убийству не была случайной: кому-то из них или совсем другому человеку были известны факты, связывающие их с Грейс, и этот «Икс» сделал все, чтобы максимально впутать их в убийство. Понимаете, как это было ловко придумано? Этот человек подстроил так, что на место преступления приблизительно в одно и то же время приехали пятеро других, кого можно было счесть убийцами. Вот я и принялся выискивать настоящего преступника среди подставных, руководствуясь при этом всего одним, не очень надежным показателем.

— Заказными письмами? — спросила я.

— Совершенно верно. Точнее, несколькими фразами из последних писем, которые мне удалось услышать от Дэвида Локвуда и доктора Хаднатта.

Эти заказные письма были самым трудным звеном в расследовании. Последнее из них пришло вечером в день убийства Грейс и, очевидно, определило все ее действия. Прочтя его, она отказалась пойти на празднование дня рождения Стива Картериса и поехала в театр «Кембридж» на свидание с кем-то. Все, казалось, говорило о том, что автором этих писем был Дэвид Локвуд: вы, Ли, видели его в театре с Грейс. Но оказалось, что это не так. Я тщательно разобрался и установил, что он вообще не имел никакого отношения к нашему делу.

Однако кто-то же писал эти письма. Кто? Давайте подумаем. Грейс хотела с кем-то встретиться в театре, а позднее — в карьере. Дэвид Локвуд видел письмо и был готов присягнуть, что это было страстное любовное послание от мужчины. Какого мужчины? Разумеется, теперь все указывало на доктора Хаднатта. Он был в театре, разговаривал с Грейс, позднее она звонила ему со станции техобслуживания. На той стадии расследования я не сомневался в его вине и постоянно давил не него, пытаясь всеми способами заставить его сознаться. И заставил. Он признался, что убил Грейс Хау. — Лейтенант развел руками. — Но стоило мне услышать его исповедь, как я понял, что ошибался не только я, но и сам доктор Хаднатт, хоть он и считал себя виновником смерти Грейс. Он не писал ей этих заказных писем.

Полагаю, вам ясны мои рассуждения? Лицо, убившее Норму Сейлор, уничтожило это роковое послацие к тому времени, как Хаднатт признался. Никто не читал этого письма. Если бы Хаднатт был виновен, он не стал бы пересказывать нам все, что говорила ему Норма. Ведь ее слова компрометировали его.

Тогда-то я и понял, что он не мог быть автором писем. К тому же Норма не скрывала, что в письме содержались унизительные для нее фразы. На основе этих двух фактов я догадался, кто сочинял эти послания.

Я считал, что и вы догадаетесь, Ли. Сначала Норма Сейлор была уверена, что их писал Хаднатт. Иначе она не обвинила бы его в этом совершенно открыто. Откуда у нее была такая уверенность? Значит, письма были написаны стилем Хаднатта, а одно даже было подписано «Роберт».

Дальше. В письме говорилось о ссоре, происшедшей в тот же день. Грейс поссорилась лишь с одним человеком — с доктором Хаднаттом, в карьере. В письме упоминалось о встрече в театре. Доктор Хаднатт признал, что виделся с Грейс в театре «Кембридж». Выходит, кто-то писал Грейс от имени Роберта и сумел убедить ее, что письма подлинные.

Джерри приподнялся в постели.

— Но это же безумие!

— Давайте сначала разберемся, кто их в действительности писал, тогда все станет предельно ясным. У кого были основания писать любовные письма Грейс от имени Роберта Хаднатта? Кто понимал, что доставит Грейс удовольствие, обливая грязью Норму? Кто знал о сцене в карьере или предвидел встречу в театре? Наконец, кто мог писать письма ежедневно, письма интимные, наполненные подробностями из жизни Г рейс, которые льстили бы ей, но не вызывали подозрения, что это — мистификация?

Джерри смотрел на него, по-прежнему ничего не понимая, но я догадалась:

— Вы хотите сказать...

— Да. Именно это и усложнило расследование. Было бы куда проще, если бы я вместо поисков вещественных доказательств посидел спокойно и хорошенько подумал. Конечно, только одно лицо во всем мире могло посылать Грейс фальшивые письма и не вызвать при этом у нее подозрений! — Он криво усмехнулся. — Все эти письма написала Грейс Хау — самой себе.

Джерри с Трентом уехали, а мне было велено возвратиться в Пигот-холл и ждать, пока за мной не явится Дордан. Я старалась отогнать от себя всякие мысли, но уже не сомневалась, что правда окажется для меня тяжелым ударом. Надо было поберечь свои нервы, чтобы не закатить истерику. Надо было пожалеть Джерри, которому было труднее всех...

Шеф Дордан довез меня до учебного корпуса. Вчера такое нарядное и веселое, здание совсем опустело. В нем не было никого, кроме Джерри, Трента и двух полицейских в гражданском. Окна были зашторены. Внизу, правда, сохранилось многоцветное освещение зала, но темная галерея нависала над нами мрачным кольцом.

Трент взглянул на Джерри, тот кивнул в ответ. Тогда лейтенант обратился к Дордану:

— У мистера Хау возникла интересная мысль. Он хочет провести эксперимент. Если он удастся, то можно будет не считаться с известным вам алиби. Вы сможете с полным правом выдать ордер на арест убийцы Нормы Сейлор.

Он обернулся к Джерри, который ждал, широко расставив ноги и сунув руки в карманы.

— О’кей, Джерри?

Тот взволнованно заговорил:

— Вчера вечером, когда лейтенант прибыл сюда, многие из нас видели Норму: она стояла наверху, на галерее, возле стола с закусками. Видимо, на основании этого вы решили, что Норму убили позже, когда лейтенант Трент беседовал со Стивом Картерисом. Я считаю иначе.

Подойдя ко мне, он взял меня за руку и увлек под нависающую сверху галерею, к рядам стульев, оставшихся здесь со вчерашнего дня.

— Я хочу воспроизвести тот момент, когда Трент прибыл сюда. Мы с Ли стояли здесь, к нам подошел Стив Картерис. Он что-то сказал, не помню, что именно, потом к нам присоединились Трент и миссис Хаднатт, и мы втроем стали смотреть на все еще темную галерею.

Трент спросил, не видел ли кто-либо из нас Норму. Мы с Ли ответили, что не видели. Тогда Стив сказал, что недавно видел ее на галерее, в толпе поклонников. Затем он повернулся к галерее и добавил: «Да она все еще там».

Джерри снова взял меня за руку и громко крикнул в темноту:

— Ник! Начинайте!

Значит, Ник Додд был где-то наверху, подумала я. И тут галерею залил теплый янтарный свет, который Ник и Джерри подготовили для бала.

В первое мгновение все казалось нереальным. Я смотрела и не верила собственным глазам. На галерее, повернувшись к нам спиной, стояла Норма Сейлор! Те же светлые волосы, та же полуобнаженная спина, то же потрясающее платье из блестящей золотой парчи.

Совершенно ошеломленная, я услышала голос Джерри:

— Разве ты не готова присягнуть, что это Норма, Ли?

— Да, — прошептала я. — Мне кажется, что эго Норма. Определьнно, это ее платье.

Джерри снова что-то крикнул Нику, свет на галерее погас.

Джерри и Трент смотрели на Дордана, потом лейтенант сказал:

— Вероятно, теперь вы поняли, как нас всех одурачили. Мисс Ловеринг прекрасно знала Норму, но сейчас была почти убеждена, что на галерее стоит она.

— Но как же это можно объяснить? — спросила я, запинаясь.

В этот момент на галерее подняли тяжелые шторы, и дневной свет выхватил из темноты фигурку девушки, все еще стоявшей у балюстрады, над площадкой для оркестра.

И я все поняла.

Девушка медленно повернулась к нам. Ее золотистое при янтарном освещении платье сейчас, при дневном свете, оказалось серебристым. Разумеется, это была Элейн в своем бальном туалете из блестящей парчи...

С минуту она стояла наверху, глядя на нас. Ее осунувшееся личико было бледным, под глазами появились темные круги. Затем она резко повернулась и исчезла в полумраке.

— Это идея мистера Хау, шеф Дордан, — заговорил Трент. — Он подсказал, что убийца очень умно использовал световой эффект, убедив нас, что Норма жива, хотя, разумеется, он покончил с ней еще до этого. Таким образом, у него было прекрасное алиби. Конечно, всем было известно, что только у Нормы платье из золотистой парчи. Никому и в голову не пришло, что серебристое платье в янтарном свете будет казаться золотистым.

Джерри снова подошел ко мне, а Трент продолжал:

— Это не просто предположение. Мистер Хау сообщил мне, что студенты затеяли глупейший спор о том, что у Элейн самая красивая спина в колледже. Ничего не стоило уговорить ее попозировать у любого из прожекторов, не вызвав никаких подозрений.

Он взглянул на Джерри.

— Благодарю вас, мистер Хау. Уверен, теперь и шефу Дордану совершенно ясно, что Норму могли убить еще до моего приезда сюда вчера вечером. Естественно, все алиби после этого времени теряют силу.

С галереи спустился Ник Додд, и Джерри подошел к нему.

Шеф Дордан был мрачен.

— Ну что ж, теперь все встало на свои места. Я немедленно оформлю ордер на арест.

Пожалуй, только после этого я сообразила, кого они имели в виду.

Практически, Трент уже сообщил все про убийцу, кроме его имени. Отгадать это теперь было нетрудно.

Это человек, с самого начала знавший о самоубийстве Грейс и новом завещании. Человек, которому появление Элейн на галерее в янтарном свете прожекторов обеспечивало неопровержимое алиби. Человек, обративший всеобщее внимание на нее в тот момент...

Я в растерянности бросилась к лейтенанту:

— Но не можете же вы подозревать его?! Это невозможно! И Грейс не могла бы завещать ему деньги — она его не любила. Она...

— А я и не утверждал, что она оставила деньги ему. Я сказал, что он надеялся воспользоваться ее новым завещанием. Это не одно и то же. Хотел добраться до ее денег через ту особу, которая должна была их унаследовать. Конечно, теперь никаких денег никто не получит, но Грейс составила свое завещание в вашу пользу, Ли.

Вы, ее единственная подруга, со всех точек зрения и были именно тем человеком, которому она могла их завещать. Не могла же она предвидеть того, что произойдет. Что человек, которому страшно нужны были эти деньги, постарается завоевать вашу любовь и...

— Не говорите этого, лейтенант!

Неожиданно Джерри непочтительно оттолкнул в сторону Трента и схватил меня за руки.

—- Не верь этому, Ли! Возможно, он на самом деле нуждался в деньгах. Это был большой соблазн, и он даже пошел на убийство Нормы... Но он не обманывал тебя в отношении своих чувств, поверь мне!

Я вспомнила, что эти двое когда-то были неразлучными друзьями.

Потом Джерри подошел к Тренту и спокойно предложил:

— Давайте покончим с этим. Я обещал вам его признание. Полагаю, что смогу это сделать, если вы оставите нас вдвоем, без свидетелей.

— О’кей.

Трент кивнул ему и подошел ко мне.

— Нам действительно лучше уйти и предоставить Джерри действовать одному. Отправляйтесь в Пигот-холл и оставайтесь у себя в комнате. Я скоро туда приду. Затем обратился к Дордану:

— Все подготовлено?

— Да, мой сотрудник сейчас привезет сюда Картериса.

Итак, фамилия Стива была произнесена — больше сомнений не оставалось.

Даже не помню, как я выбралась из этого темного здания, и не сразу заметила двух мужчин, направлявшихся в мою сторону. Один из них, низкий, коренастый и какой-то незаметный, явно был полицейским в гражданской одежде. А рядом шагал высокий, стройный красавец в светло-сером костюме. Стив Картерис.

Я не знала, что делать. Они были уже так близко, что вряд ли я сумела бы избежать с ними встречи. Но что я могла сейчас сказать Стиву? Я заставила себя идти, не глядя на них, но чувствовала каждый их шаг.

— Ли!

— Ли, я хочу, чтобы ты кое-что узнала, прежде чем все закончится. Сегодня утром в гараже я не хотел причинить тебе зла. Мне не пришло в голову, что ты выпрыгнешь...

— Все в порядке, Стив, — прошептала я, — все в порядке.

Потом сидела одна в своей комнате. Теперь она стала для меня хранилищем таких тяжелых воспоминаний, о которых хотелось забыть. Я сидела на стуле, спиной к окну, уставившись в одну точку на стене, и ждала лейтенанта.

Затрудняюсь сказать, как долго я так просидела. Теперь, решившись взглянуть правде в глаза, я ясно увидела всю картину. Стив повез Грейс со станции техобслуживания в тот вечер. Ему было легко догадаться, что она задумала покончить с собой. Возможно, она даже намекнула ему об этом и сообщила про то безумное завещание, по которому я могла унаследовать теперь уже несуществующие сто пятьдесят тысяч долларов. Потом она рассталась с ним, оставила ему меховую шубку и свои письма. Стив все их прочел и знал правду с самого начала.

А вчера вечером он появился среди кустов английского сада, когда я наблюдала за разговором Мерсии с Нормой. Он мог услышать слова Нормы о том, что теперь она знает подлинное объяснение событий. А раз так, то ее нужно убить. У Ника Додда, живущего с ним в одной комнате, он выведал все подробности о праздничном освещении, уговорил Элейн попозировать на галерее, что дало ему безупречное алиби. Позднее Стив был с лейтенантом Трентом в предполагаемое время убийства Нормы.

Стив всегда занимал особое место в моей жизни. Он был веселым, внимательным, очень добрым и всегда откровенным. Он был моим другом, и сейчас я поняла, что всегда в нем нуждалась. Все эти годы, когда Джерри был для меня несбыточной мечтой, рядом находился Стив. А вчера вечером он сказал, что любит меня. Неужели только потому, что решил, будто я стану богатой, Стив мог пойти на такую низость?!

Я сидела и в отчаянии думала, что больше никому не смогу верить, когда внезапно открылась дверь и вошел лейтенант Трент. Я поднялась. С минуту мы постояли, глядя друг на друга.

Его серые глаза смотрели на меня тепло и сочувственно.

— Так все кончено?

— Кончено. Он полностью признался. Так ему гораздо легче. Шеф Дордан сейчас отправит его в управление. Через несколько минут они заедут сюда за мной. Так что я ухожу из вашей жизни — настало время. Очень жаль, что все так получилось. Прошу вас, не таите на меня зла за это, хорошо?

Я кивнула.

— Вы только выполнили свою обязанность. Я просто не могу поверить, что такое могло случиться.

— Вы его любили? — тихо спросил он.

— Конечно любила. Ужасно любила.

— Я так и думал. Когда-то мне казалось, что вы слегка влюблены в Стива Картериса.

— Да, вы правы. Наверное, так... если можно одновременно любить двоих.

Трент взял меня за руку.

— Девочка, если человек молод, он сможет все. Может до безумия влюбиться сразу и в пятнадцать человек. Может вообразить себя влюбленным, когда на самом деле — это только старые воспоминания. И может в одночасье разлюбить. Да-да, если ты молод и постараешься, то тебе по плечу все.

Он крепко пожал мне руку.

— О’кей, Ли Ловеринг. В один прекрасный день мы снова встретимся, и все случившееся покажется нам дурным сном. Удар был сильный, согласен, но он не смог сбить вас с ног. — И Трент вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я машинально подошла к окну. Солнце спряталось за набежавшую тучку. Собирался дождь, кампус выглядел серым и мрачным. Машина Стива, наполовину скрытая молодой весенней листвой тополей, по-прежнему стояла у покрытой гравием подъездной дороги. Вторая машина — рядом. Я смутно видела сидящих в ней людей, но инстинктивно старалась не приглядываться, боясь узнать среди сидевших арестованного Стива. Я видела, как Трент торопливо сбежал по ступенькам. Тут же появился Дордан, и они вместе прошли через двор и скрылись в административном корпусе.

В этот момент раздался тихий стук в дверь, и в комнату вошла Элейн. На ней было черное платье, бледное лицо казалось измученным. Подойдя ко мне, она положила руки мне на плечи.

— Дорогая, мне пришлось им сказать. Именно он попросил меня постоять на галерее в луче прожектора, чтобы все смогли оценить мою спину. Тогда все это казалось мне просто дурацкой шуткой. Я и не подозревала его ни в чем, да и сейчас чувствовала себя настоящей предательницей, сообщив об этом полиции, но, в конце концов, он же не пожалел Норму!

— Конечно, ты должна была сказать! — в отчаянии воскликнула я.

— Дорогая, но ведь я понимаю, как все это ужасно для тебя. Ты же любила его...

— Тебе еще тяжелее, чем мне.

Я снова выглянула в окно. Дордан с Трентом вышли из административного корпуса и направлялись к полицейской машине.

— Ли, дорогая, — продолжала Элейн, — я сейчас встретила лейтенанта Трента, и он просил передать тебе письмо.

Она вынула из сумочки конверт и подала его мне. Я взглянула на него без особого интереса. Обычный конверт с напечатанным на нем моим именем.

Я уже хотела распечатать его, когда Элейн тихо ахнула, глядя в окно.

— Посмотри, Ли, что там происходит... Не то драка, не то еще что-то, совершенно непонятное...

Тополя мешали разглядеть происходившее в кампусе. Вокруг полицейской машины творилась неразбериха, дверца распахнулась, полицейский в гражданском споткнулся и упал па дорогу. Послышались приглушенные крики, резко прогремел пистолетный выстрел. Еще один полицейский метнулся в сторону от машины.

Внезапно в просвете листвы я увидела третью фигуру, бегущую к машине, — Стива. Ее дверца распахнулась и со стуком захлопнулась. Снова раздались предупреждающие крики, взревел мотор внезапно ожившего автомобиля.

— Ли, он хочет сбежать!

Теперь я увидела мчавшуюся машину Стива, следом бежал полицейский. Она летела прямо на шефа Дордана и лейтенанта Трента, с каждой секундой набирая скорость. Дордан двинулся было навстречу, пытаясь преградить ей путь, но лейтенант схватил его за руку и оттащил в сторону. Машина пронеслась мимо в двух шагах от них.

Она мчалась как-то пугающе странно, словно ею никто не управлял: не свернув к воротам колледжа, с ревом понеслась к учебному корпусу. Вдруг машина свернула с дороги и, подпрыгивая на неровностях, понеслась через лужайку. И тут я заметила прямо перед ней старый, толстенный дуб. Раздался треск, скрежет и грохот — на полном ходу машина врезалась в этого гиганта и, подпрыгнув, как живая, завалилась набок.

Шатаясь как пьяная, я отошла от окна, не в силах смотреть на это дальше.

Я и так видела достаточно и уже понимала, что никто из сидящих в машине не мог остаться в живых.

Я села на кровать, не способная ни думать, ни чувствовать. Ко мне подошла Элейн. Мы долго молчали, потом она изменившимся от волнения голосом сказала:

— Думаю, так лучше, Ли. Ты сама убедишься в этом. Ни суда, ни газетных сплетен, ни изнурительных допросов — ничего.

Мне удалось выговорить:

— Наверное, ты права: так лучше. Но если ты не возражаешь, я бы предпочла остаться одна.

— Конечно, дорогая.

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, потом выскользнула из комнаты.

Я еще долго неподвижно сидела на кровати. Снаружи доносились неясные звуки, заработал мотор, отъехала машина, но я не подходила к окну.

Постепенно я очнулась от оцепенения и поняла, что до сих пор держу в руке конверт. Я распечатала его

и увидела в нем два сложенных листка. Развернув один, узнала мелкий почерк Трента.

«Дорогая Ли!

Возможно, мне следовало самому сообщить эту новость, но я решил, что так вам будет легче. Вы ознакомились со всеми документами по делу, кроме одного. Посылаю вам его копию. Все обрывки были подобраны и наклеены на прозрачную пленку. Думаю, письмо говорит само за себя. Выше голову!

Почувствовав, как у меня болезненно сжалось сердце, я развернула второй листок. Эго была копия письма, напечатанная на машинке. Выглядела она так:

«Копия письма, написанного Грейс Хау ее брату в ночь самоубийства.

Дорогой Джерри!

Прежде всего я прошу тебя уничтожить это письмо, как только ты его прочтешь. Если ты сам не сможешь этого сделать в больнице, попроси Ли или кого-нибудь другого. Это очень важно. Понимаю, что мне не следовало тебе писать, но я не смогу выполнить того, что задумала, не простившись с тобой.

Не горюй, Джерри! Сегодня я узнала такое, что жить больше не в состоянии. Джерри, пожалуйста, пойми и прости меня. Я решила покончить с собой. Знаю, это звучит ужасно, но иного выхода нет. Чего мне ждать? Глупо обманывать себя, что жизнь когда-нибудь подарит мне то, чего я от нее хочу. Я никому не нравлюсь, и мне кажется, что люди меня ненавидят. Они всегда относились ко мне так жестоко, причинили мне столько боли, что я больше не в состоянии это терпеть. Ты — единственный, кого я люблю, тебя и Ли. Не хочу обременять тебя, я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив.

Никто не узнает, что я покончила с собой, дорогой. Об этом я позаботилась. Не опасайся скандала, всего того кошмара, который сопровождал папину смерть. Но я сделала одну вещь, за которую ты можешь на меня обидеться. Прошу тебя, поверь, что я пошла на это для твоей же пользы. Я знаю, что ты дал Норме значок своего землячества, иначе говоря, это была неофициальная помолвка. Меня это просто убивает. Я понимаю, что сейчас ты влюблен и не можешь судить о ней беспристрастно. А если ты получишь страховку за меня, тебе, ни за что не вырваться из ее когтей. Поэтому я составила новое завещание — оставила все Ли. Она тебя любит по-настоящему и стоит пяти тысяч таких, как Норма. Я была бы счастлива, если бы ты в один прекрасный день на ней женился. Тебе нужен кто-то сильный и очень порядочный, так же как и мне. Нам нужно многое изменить в самих себе, перебороть дурную наследственность. Кажется, я давно знала, что таков и будет мой конец, — еще с той страшной ночи, когда мы услышали про папу. Считай это предчувствием или предвидением, но я этого ждала.

Прощай, дорогой. Грейс».

Никогда до этого я не представляла, что имеют в виду люди, когда говорят, что «почва ушла у них из-под ног». На мгновение я оледенела: кровь в жилах застыла, пальцы, державшие письмо, превратились в сосульки. Продолжала работать только голова, в логической последовательности рождая одну мысль за другой.

Грейс написала Джерри это письмо за несколько часов до своей смерти. Джерри показал мне другое, о Норме, написанное раньше. Он нарочно показал его мне, чтобы я могла утверждать, будто в письме Грейс ничто не указывало на ее намерение покончить с собой. Потом он показал его Норме, специально, чтобы вывести ее из себя, и та порвала оба письма. Он с самого начала знал, что Грейс задумала сделать, знал и про завещание в мою пользу. Если бы это завещание имело юридическую силу, я получила бы деньги, а он — меня. Если бы его сочли незаконным, Джерри все равно получил бы деньги, но при условии, если никто не узнает, что его сестра покончила жизнь самоубийством. Конечно, у него были куда более сильные мотивы, чем у кого-либо другого. И он должен был убить Норму — ведь она могла помешать ему получить деньги. Джерри убил ее, а затем отправился со мной к фонтану, чтобы обеспечить себе алиби. Он объяснялся мне в любви, зная, что в бассейне труп Нормы. Джерри сделал все то, что по глупости я приписывала Стиву. И в машине, разбившейся у меня на глазах, был совсем не Стив. Я ошиблась, я была обманута... Все остальное утрачивало значение, потому что Джерри так бессовестно поступил со мной. И он был мертв.

Я не слышала, как в комнату вошел Стив, и не знаю, сколько времени он стоял рядом, глядя на меня своими темными глазами, которые так много умели сказать без слов.

Он забрал письмо из моих онемевших пальцев и тщательно разорвал его на мелкие клочки, которые затем разбросал по полу.

— Не придавай такого значения тому, о чем ты думаешь, Ли, — мягко заговорил он. — Сейчас твои мысли — всего лишь полуправда. Ты должна понять, что на самом деле все не так отвратительно, как тебе кажется. Джерри мне все рассказал — предпочел говорить со мной, а не с полицией. Сегодня утром он понял, что Трент обо всем догадался. Вот почему он решил опровергнуть свое алиби и сознаться.

Я смотрела на него, но почти ничего не видела.

— Он умер, да, Стив? Джерри погиб?

Стив кивнул, с сочувствием глядя на меня.

— Я догадывался, что он способен отколоть нечто подобное, но ничего не сказал Тренту. Подумал — будет лучше, если Джерри сам распорядится своей судьбой. Ночью в гараже, когда ты нашла в «Кларионе» обрывки подлинного последнего письма Грейс, он понял, что все потеряно. Он не мог продолжать обманывать тебя и пытался покончить с собой в ремонтной мастерской. Он сам захлопнул дверь и включил мотор.

— Значит, за нами следил ты?

— Да. Трент разобрался во всем еще вчера и опасался, что с тобой может что-нибудь случиться. Он поручил мне не спускать с тебя глаз. Рассказал и про это письмо, объяснив, что Джерри постарается любой ценой узнать, куда девались обрывки. А потом ты позвонила среди ночи. Мне было неприятно подглядывать за тобой, но я отправился вслед за вами. Я забрал «Кларион» с обрывками письма у Джерри в мастерской. Я знал, что это его смертный приговор. Поэтому я не заговорил с тобой, когда вернулся к машине. Я намеревался отвезти тебя назад в колледж и кое-что объяснить, но ты выпрыгнула из машины, а я не мог тебя остановить. Тогда я понял, что ты приняла меня за убийцу... Но это было не так страшно, как открыть тебе, что Норму убил Джерри. Этого я не смог и послал наверх сторожа гаража, попросил его отвезти тебя домой в моей машине. Я не знал, что ты сильно ушиблась, и, конечно, не догадывался, что Джерри решил покончить с собой.

— А теперь Джерри умер. Он уверял, что любит меня, хотя все время думал...

— Нет, это неверно. Попытайся понять, Ли, Джерри мне все объяснил. Грейс ввела его в огромное искушение, и у него не хватило сил противиться. Но тебя он любил, только понял это, когда было уже слитком поздно и кривая дорожка завела его далеко.

— Но он обманул меня! — возразила я.

— Только в мелочах, Ли. Обманул тебя, подменив письмо Грейс в больнице. Джерри будоражили эфемерные мысли о том, что страховка сказочно изменит его жизнь. А потом, когда деньги почти были в его руках, появилась Норма. Она в тот вечер пригрозила ему обнародовать то, что Г рейс писала письма самой себе и что это наверняка было самоубийство. И о страховке Норма тоже догадалась. Она обвинила Джерри в том, что он подсунул ей письма и вынудил ее разорвать их вместе с предсмертной запиской Г рейс. Норма была вне себя от ярости и вовсе не шутила. Но все это лишь цветочки, а ягодки были впереди: она заявила, будто вовсе не уничтожила обрывки писем, но ему их не найти — может не стараться, она же отнесет их в полицию. Это и оказалось для нее роковым. Джерри считал, что Норма — единственная, кто может свидетельствовать против него.

Некоторое время мы молчали, прислушиваясь, как барабанит дождь за окном.

Вот что я узнал от Джерри, — наконец нарушил молчание Стив. — Он хотел, чтобы ты знала эго, и просил меня передать от его имени, что тебе будет лучше без него. Говорил, что на самом деле ты его не любила. Точнее, любила не теперешнего Джерри, а воспоминания о нем, когда вы были подростками, до всех этих происшествий, так изменивших его. Он просил тебя забыть о нем.

— Но я не могу забыть! Я буду помнить и любить его всю жизнь!

Лицо Стива побледнело еще сильнее, и я поняла, что причинила ему боль.

— Вся жизнь — долгий срок, Ли. Наверное, сейчас ты думаешь, что пришел конец всему, но в один прекрасный день, может быть, все станет казаться не таким трагичным. И если тебе понадобится друг, на которого в трудную минуту можно опереться, вспомни обо мне. Не забывай о том, что я тебе вчера сказал. Я буду рядом, всегда буду рядом.

Он привлек меня к себе. Руки были теплые и успокаивающие.

Странно, почему-то я вспомнила слова Трента: «Можно решить, что влюблен, когда на самом деле только цепляешься за старые воспоминания. Можно разлюбить в одночасье. Можно сделать все, если молод и будешь очень стараться».

И я подумала, что жизнь еще не кончилась.