В 15 лет Жанна, внебрачная дочь Анны Бекю, торговала на улицах и сделала первые шаги на любовном поприще. При посредничестве своего опекуна Гомара Жанна устроилась на службу в замке вдовы одного королевского откупщика, затем вернулась в Париж, где стала модисткой в ателье господина Лабиля на рю Сент-Оноре. Естественно, при ее красоте и молодости у нее завелось много поклонников.

В конце концов она стала любовницей дю Барри, благодаря которому из гризетки и модистки превратилась в «светскую» даму. Теперь у нее появилась возможность бывать в модных салонах, где проводили время опытные женщины. Дю Барри был достаточно умен, чтобы понять: в лице Жанны он владеет настоящим сокровищем. Он решил извлечь из этого выгоду.

Дю Барри открыто объявил фавориту короля Ришелье, что Жанна предназначается именно Его Величеству и что он именно тот человек, который готов отнести ее прямо в кровать короля. Через некоторое время Ришелье ответил, что граф должен обратиться к Лебелю — может быть, малышка на денек и заинтересует короля... Лебель с интересом выслушал дю Барри. Во время ужина у него на квартире Жанна, разгоряченная шампанским, вела себя совершенно раскрепощенно, в то время как король сначала тайно наблюдал за ней, затем приказал привести ее к себе и, после того как она отдалась и показала, на что способна, так влюбился в нее, что Лебель получил приказ найти ей подходящую партию для замужества и устроить ее дела.

Супруг был скоро найден в лице брата графа дю Барри. Было также облагорожено происхождение Жанны, и в качестве ее благородного отца был назван Жан Жак Гомар де Вобернье.

После своего замужества, преодолев разного рода интриги, она смогла в апреле 1769 года добиться своего представления при дворе.

Ее красота в сочетании с ослепительным туалетом и подаренными ей Людовиком бриллиантами ценой в 100 тысяч франков произвели сенсацию. При пепельно-сером цвете волос у нее были темные брови и темные, загибающиеся едва ли не до бровей ресницы, оттенявшие голубые, почти всегда подернутые дымкой глаза, совершенно прямой нос над изгибом чувственного рта, цвет лица, напоминавший «лепесток розы в молоке», длинная и полная шея и круглые низкие плечи.

Когда король в июле 1769 года отправился в военный лагерь в Компьене, Жанна поехала вместе с ним, в его свите в запряженной шестеркой карете. Вместе с королем она присутствовала на смотре войск, стала настоящей королевой лагеря, и командир полка полковник Бос приветствовал ее точно так же, как членов королевской семьи. Парис, который на выставке в Лувре увидел два ее портрета кисти известного портретиста Друэ, мог только констатировать, что у нее другой тип красоты, чем у Помпадур, однако прелести в ней нисколько не меньше, чем у прежней великой фаворитки короля...

Она предпочитала кокетливые неглиже пышным официальным туалетам, чаще всего носила платья из мягких струящихся тканей и достаточно легкомысленного покроя и к праздничному столу являлась в простых нарядах по сравнению с другими дамами. Она носила также придуманную ею довольно легкомысленную прическу, вскоре ставшую повсеместно известной как «шиньон а-ля дю Барри».

Ей никогда не приходило в голову заняться политикой, как это было с Помпадур. Ее интересовала только роскошь. Принадлежавшие ей платья стоили от 1000 до 15 тысяч ливров. На фабрике в Севре она покупала великолепный фарфор, в том числе столовую посуду в китайском стиле, над живописным оформлением которого лучший художник работал месяцами. Ротье поставлял ей для туалетов и убранства стола все изделия из золота и серебра, и его самый опытный подмастерье тратил дни и ночи, чтобы успеть отполировать их. Она заказала столовый сервиз из чистого золота с ручками из кроваво-красной яшмы, а также золотой туалетный столик, который так и не был закончен — это требовало совсем уж небывалых расходов.

Таким же роскошным, как и все, что ее окружало, был построенный за три месяца архитектором Леду «дворец-будуар Люсьенн», который являлся настоящим памятником искусства и ремесел этой эпохи. Столовую этого воистину сказочного замка, заполненного блестящей и веселящейся публикой, мы еще и сегодня можем увидеть на прекрасной акварели Моро-младшего.

Ко всему прибавлялись еще богатые подарки и подношения. Благодаря бесконечно преданному ей генеральному ревизору Террею Жанна имела возможность неограниченного доступа в государственную казну, так как он проводил все ее счета под видом королевских.

При этом Жанна оставалась добродушной женщиной из народа, не была злопамятной, не знала предрассудков, иногда по-детски сердилась, но быстро обо всем забывала, с открытой душой встречала всех, кто ей нравился и был готов услужить, была привязана к своей семье и заботилась о ней, как только могла...

У нее самой детей не было — во всяком случае, мы ничего определенного об этом не знаем, — и она женила и выдавала замуж детей всех своих родственников, а также устраивала все их дела.

Единственное, что омрачало ее существование и причиняло глубокую обиду, было отношение Марии Антуанетты, расположение которой она напрасно искала.

Между тем король, очень постаревший, стал принимать сильнодействующие средства, но вскоре и они перестали помогать. «Я вижу, что уже не молод и должен остановиться», — сказал он как-то своему придворному врачу. Чтобы хоть немного поднять его настроение, Жанна велела дать представление эротической оперы. Однако это помогло только на очень короткое время. Жанна затеяла путешествие в Трианон, однако уже на второй день он почувствовал себя очень плохо. Болезнь быстро прогрессировала, и вскоре короля не стало. Жанна Бекю, графиня дю Барри доиграла свою роль королевской куртизанки.

Поселившись в 1775 году в Люсьенне, она завела роман с английским послом лордом Сеймуром и в своих письмах использовала такие проникновенные слова для выражения своих чувств, которые было непривычно слышать из ее уст. Впрочем, эта любовная история была короткой.

6 декабря 1793 года ее вызвали в суд. В официальном обвинении говорилось о спрятанных ею сокровищах и о явном доказательстве ее связи с контрреволюцией — большом собрании антиправительственных листовок, карикатур, найденных у нее в замке, а также о ее совершенно открытом трауре в Лондоне после казни тирана Людовика XVI и о ее оживленной переписке со злейшими врагами Республики.

По словам официального защитника, председатель суда Дюма собрал все имеющиеся в деле факты и сделал из куртизанки соучастницу выступления против Франции иностранных держав и бунтов внутри страны.

Через пять часов пятнадцать минут судебного разбирательства Жанна была приговорена к смертной казни, как и ее банкир Ванденивер, которому было предъявлено обвинение в том, что он является связующим звеном между бывшей графиней и эмигрантами.

Однако она не верила в конец, не верила даже тогда, когда ей обрезали волосы и когда ей пришлось садиться в повозку, которая должна была везти ее на казнь.