Рано потеряв мужа, маркиза де ла Турнелль переселилась в Версаль к своей старшей сестре, госпоже де Мальи, бывшей в то время фавориткой короля. На Людовика XV, которому уже наскучила ее старшая сестра, Мария Анна произвела сильное впечатление.

Перед тем как взойти на королевское ложе, молодая женщина выдвинула свои условия. Она потребовала немедленно и публично отослать свою сестру и возвести себя в статус официальной любовницы, какой была покойная де Монтеспан; предоставить прекрасные апартаменты, достойные ее положения, ибо не желала, как ее сестра, ужинать и тайком заниматься любовью в маленьких комнатах. Она хотела иметь свой двор и чтобы король открыто приходил к ней ужинать. В случае недостатка в деньгах она желала получать их в королевской казне с правом собственной подписи. А если она забеременеет, то не будет скрывать этого и дети ее будут считаться законными. Людовик принял эти требования.

В марте 1744 года, подстрекаемый королем Фредериком II, король Франции вынужден был, в свою очередь, объявить войну Марии Терезе Австрийской, Англии и Голландии... Положение было неблестящим — враг стоял на берегах Рейна и во Фламандии. В любой момент он мог захватить французскую территорию.

Де Шатору отвлеклась от придворных сплетен. Однажды утром она пришла к королю и ясно дала ему понять, что пришло время стать настоящим властителем, заняться военными делами и возглавить армию. Людовик XV колебался, и она написала ему замечательное письмо: «Вы не были бы королем, если бы вас можно было любить ради вас самого. Король сам должен заботиться о своем авторитете. Если народ Ваш ропщет, сделайте так, чтобы голос Ваш был для него все равно что голос отца. О, сир! Что может быть важнее для короля, чем быть окруженным счастливыми людьми? Когда я предложила Вашему Величеству приступить к командованию армией, я была далека от мысли подвергнуть Вашу жизнь опасности — она принадлежит государству. Но отец отвечает за детей своих. Ваше присутствие, сир, вдохновит войска, вселит в них уверенность и заставит победить — Вы завоюете все сердца. Сир, простите мне мою откровенность, Вы не можете вменить мне в вину то, что я ратую за Вашу славу. Стоит ли опасаться, что правда может не понравиться Вам? Когда она становится необходимой, ее не боятся. Если бы я не заботилась о Вашем величии, это значило бы, что я не люблю Вас».

Это обращение тронуло Людовика XV. Уже через месяц он отправился во Фламандию, чтобы взять командование в свои руки... Но поскольку он не мог расстаться с де Шатору, то взял ее с собой, что породило множество сплетен.

В начале августа 1744 года король был приглашен герцогом де Ришелье на изысканный ужин. «И там, — писал мемуарист, — мсье де Ришелье чаще держался за зад своей соседки, чем за ложку». Герцог де Ришелье разошелся, и в его голове мелькнула шальная мысль — проводить Людовика XV, де Шатору и ее сестру, бывшую любовницу короля, в отдельную комнату, где стояла огромная кровать. Ришелье предусмотрительно закрыл всех троих. Разумеется, никто никогда не узнает, что же там произошло. Но последствия были плачевны. На следующий день король слег — врач определил у него опасную лихорадку.

В Меце поднялась паника. Горожане молились, ставили свечи, распевали псалмы. Людовик XV, содрогаясь от мысли о скорой кончине, послал за духовником, отцом Перюссо. Этот хитрый иезуит, один из тех, кто ненавидел де Шатору, предварительно договорившись с епископом Суассонским Фитц-Джеймсом, решил воспользоваться случаем... Приблизившись к постели больного короля, он немедленно перешел в наступление: «Если вы хотите получить последнее причастие, прогоните вашу сожительницу».

Два этих почтенных прелата сменяли друг друга до самого вечера и в конце концов сломили дух короля. В семь часов, чувствуя, что силы покидают его, он согласился, прошептав: «Пусть она уедет... далеко... все равно, куда...»

В то время как Людовик XV получал последнее причастие, мадам де Шатору с сестрой спасались бегством под градом оскорблений и угроз. Вслед им бросали камни, запускали ведра с водой и даже... «ночные горшки, наполненные мочой». В Коммерси толпа готовилась разбить карету и разорвать сестер в клочья.

Однако, презрев свой позор, она решила вернуться и написала Ришелье: «Верю, что короля вылечат и все уладится. Я не еду в Париж».

В то время в Мец приехала обеспокоенная королева. Застав короля в постели, она разразилась рыданиями и «целый час» провела рядом, обнимая его и жалея. Король считал себя обреченным. Он мужественно претерпел эти проявления чувств и в минуту слабости покаянно произнес: «Мадам, я прошу у вас прощения за скандал, которому я виной, за все горе и печали, что я вам причинил».

Угрызения совести положительно сказались на состоянии его здоровья — уже через неделю ему стало лучше. Эта новость вызвала взрыв ликования во всем королевстве. Повсюду зазвонили колокола... Народ так радовался за своего короля, за дорогого Людовика XV, что с этих пор прозвал его Любимым.

Королева наивно полагала, что он вернется к ней и будет делить с ней ложе, как в старое время. Она мечтала об этом... но быстро протрезвела. Как только к королю вернулись силы, он стал громко жаловаться: нечестный духовник коварно воспользовался его болезнью, его беспомощностью и вынудил недостойно поступить с «особой, чья вина заключалась лишь в чрезмерной любви к нему».

Целый месяц он только и думал, что о своей герцогине. Наконец 14 ноября в 10 часов вечера, не в силах больше сдерживаться, он тайно покинул Тюильри и отправился на улицу Бак, к ней домой. «Он желал, — писал де Ришелье, — вновь вдохнуть ее очарование; решил без посредников узнать условия ее возвращения ко двору; жаждал получить прощение за все происшедшее во время его болезни в Меце».

Красавица, однако, оказалась злопамятной: «Я вернусь лишь при том условии, если герцог де Буйон, герцог де Шатийон, Ларошфуко, Балерой, отец Перюссо и епископ Суассонский будут изгнаны».

Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, согласился на все ее требования. Для пущего примирения, счастливые, они немедленно возлегли на ложе страсти. «Мадам де Шатору, — рассказывал Ришелье, — решила доказать поистине без страха и упрека любовнику свое расположение. Трудное путешествие, необычные волнения, сложные противоречия и долгое воздержание донельзя их распалили. Они были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и с высокой температурой. Она серьезно заболела».

Бедняжка не смогла от этого оправиться — через две недели она умерла. Такова судьба.