Луиза Франциска де ла Бом ле Блан де Лавальер родилась в Турени и в детстве, потеряв отца, воспитывалась в замке Блуа, принадлежавшем Гастону Орлеанскому. В 15 лет она поступила фрейлиной к Генриетте Английской и обратила на себя внимание всего двора умом и грацией, несмотря на маленький физический недостаток: она прихрамывала.

Охладев к своей супруге, Людовик XIV в Сен-Жермене стал часто навещать невестку Генриетту Английскую. Его пламенный взор особенно часто останавливался на молоденькой Лавальер. Однажды он заговорил с ней, и было заметно, что разговор этот доставил удовольствие и ему, и ей. Так началась одна из трогательнейших любовных историй, она была освещена истинным чувством — обстоятельство редкое при французском дворе того времени.

Лавальер не была красавицей. На лице у нее были заметны следы оспы. Лафайет, написавший краткую биографию герцогини Орлеанской, рассказывал, что в Лавальер был влюблен и граф де Гиш. Но он благоразумно отступил, когда увидел, что король к ней неравнодушен.

В августе 1661 года министр финансов Фуке устроил в честь короля роскошный праздник, на котором была впервые исполнена комедия Мольера «Сварливые». Ночью сад освещался сотнями светильников, имевших форму больших лилий с открытыми чашечками. Во время этого праздника Людовик открыл Луизе свое сердце. Она ничего не сказала, но ее обворожительный взгляд был красноречивее любых слов.

Этот же праздник погубил Фуке. Влюбленный в Лавальер, он через свою подругу Дюплесси-Бельер хотел передать ей 20 тысяч пистолей. Однако Лавальер, кстати, еще очень небогатая, так как недавно приехала из провинции и не имела связей при дворе, спокойно, но решительно ответила, что она не продаст свою любовь даже за 20 миллионов.

Прохаживаясь вместе с матерью по роскошным чертогам замка Во, король вдруг увидел в кабинете хозяина портрет Лавальер и... судьба могущественного министра была решена. Бывшего интенданта финансов заключили в Пиньероль, где он и провел остаток жизни.

Сблизившись с Лавальер, Людовик словно ожил душой. Он писал ей нежные мадригалы, расточал любезности при встречах, осыпал подарками. Луиза любила его всем сердцем. Когда Людовика не было рядом, она утешалась тем, что рассказывала про него своей единственной подруге Монталэ, остроумной девушке, мечтавшей играть не последнюю роль в высшем обществе.

Еще в Блуа она жила вместе с Луизой при дворе овдовевшей герцогини Орлеанской и тогда уже была посвящена во все ее тайны. Между прочим, Монталэ знала и о том, что в Луизу влюбился один провинциальный дворянин, написавший ей несколько любовных писем. Но мать Луизы, проведав о поклоннике дочери, отослала провинциальному воздыхателю его письма. Монталэ все-таки проболталась об этой чисто платонической связи, и ее рассказ дошел до ушей Людовика. Как вспылил король, когда услышал эту историю! Он бросился к Луизе, произошла бурная сцена.

С разбитым сердцем она отправилась на рассвете в монастырь Сен-Клу. Во время обедни королю сообщили о ее бегстве. В сопровождении трех лиц, закутав голову плащом, Людовик помчался в монастырь. Через час влюбленные уже вели нежную беседу. Все было забыто, и оба торжественно вернулись во дворец.

С этого дня началось возвышение Лавальер. Для нее был построен Версаль, где устраивались торжества и сочинялись песни. Этот волшебный замок — памятник любви короля французского к Лавальер, любовная поэма, созданная из мрамора и вместо иллюстраций украшенная статуями, фонтанами, террасами, цветниками и рощами. Все, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой, впрочем, ничего не нужно было, кроме королевской любви. Любовь Людовика была безмерна. Он сам поддерживал ее во время родов.

Но, как ни любила Лавальер короля, их отношения приносили ей и немало огорчений. Она тяготилась незаконностью этой связи и всегда краснела, когда королева устремляла на нее свой взор. Вечером того дня, когда у нее родился первый ребенок, она явилась на бал к герцогине Орлеанской в бальном платье и с цветами в волосах. «Лучше умру, — заявила она врачу, — чем вызову подозрение, что стала матерью».

Тогда еще была жива Анна Австрийская, и Людовик XIV из боязни перед ней скрывал, что у него от Лавальер есть дети.

В 1667 году Людовик возвел в герцогство имения Вожурэ и два баронства в Турени и Анжу и подарил их Луизе «за ее добродетель, красоту и редкое совершенство», как знак его расположения к ней, иными словами, сделал придворную даму герцогиней. Затем признал обоих детей (еще двое умерли в нежном возрасте) — графа Вермандуа и Анну Бурбонскую.

Увы, счастье Лавальер оказалось недолгим. В Людовике было слишком много огня и страсти, чтобы он мог много лет подряд оставаться рядом с ней. Он охладел. Он стал равнодушен к ней. На горизонте придворной жизни появилась новая звезда — Монтеспан, женщина с удивительными формами и столь же удивительным умом. Подруга детства и юности Лавальер, она сообщила королю несколько анекдотов из жизни фаворитки, бросающих на нее тень. Не забыла и о Фуке, назвав его счастливым соперником. Монтеспан удалось уронить фаворитку в глазах короля, что было верным признаком близкого падения последней.

В феврале 1671 года Луиза бежала в монастырь Св. Марии в Шальо. Это была последняя отчаянная попытка задеть чувства короля. Перед бегством она сообщила ему через своего друга, маршала Бельфона, что уходит от света, потому что потеряла милость короля, которому подарила свою юность. Король послал к ней в монастырь Кольбера. Она вернулась и долго плакала на груди у Людовика. Но звезда Монтеспан всходила все выше и выше. К тому же красота Лавальер начала увядать, и две болезни, едва не унесшие ее в могилу, еще более отразились на ее внешности.

Последнее свидание их состоялось в 1675 году. Король холодно расстался с Луизой.

Лавальер удалилась от света, но сам свет иногда врывался к ней. Так, в 1676 году ее посетили королева и фаворитка короля Монтеспан.

Там же, в монастыре, она написала книгу «Размышления о милосердии Бога», проникнутую глубоко религиозным настроением.

Вольтер имел полное право воскликнуть: «Кто наказал бы такую женщину даже в том случае, если бы она совершила самый дурной поступок, тот был бы тираном, и тысячи женщин добровольно выбрали бы ее участь!»