В ясный февральский день 1576 года в Отрантском проливе при попутном северном ветре по направлению к Ионическим островам показалась небольшая флотилия под флагами светлейшей Венецианской республики.

Капитан, человек бывалый, повиновался старику лет 60 — Баффо. Сравнивая фрегат с человеческим телом, можно сказать, что капитан был его рукой, синьор Баффо — сердцем, а его красавица дочь, — душою. Весь экипаж признавал дочь Баффо своей царицей.

Синьора Баффо можно было бы обвинить только в одной слабости — в безмерной любви к единственной дочери... Впрочем, она не злоупотребляла своим влиянием на отца, но не было в мире жертвы, на которую не пошел бы старик ради нее. Ей шел 18-й год.

Баффо не раз вспоминал об одном странном предсказании. 10 лет назад, возвращаясь домой с карнавала, он повстречал старуху, которая предрекла, что синьор погибнет в море, а его дочь станет царицей.

Баффо снова увидел старуху через три года, когда в Венеции свирепствовала чума. Болезнь не пощадила и жены синьора. В день похорон Баффо услышал знакомый голос: «Будет царицей».

А еще через шесть лет Баффо получил назначение отправиться губернатором на остров Корфу, и день его отплытия вместе с дочерью и всем имуществом из родной Венеции был ознаменован еще одной встречей с колдуньей. Уже ступив на трап фрегата, Баффо заметил в толпе старуху. Низко кланяясь проходившему мимо нее синьору, она прошамкала, как и шесть лет тому назад: «Будет царицей!»

...За час до рассвета несколько оружейных выстрелов сверкнуло на галере, следовавшей за фрегатом. Затем послышались вопли корсаров, настигавших свою добычу. Два часа длился кровопролитный бой, пока турки не одержали полной победы.

Сраженный кинжалом во время абордажа, старый синьор был брошен за борт и поглощен пучиной. Туркам достались фрегат и весь караван губернаторских галер. Кроме невольниц — молодых служанок дочери Баффо, — корсары нашли тюки драгоценных тканей, парчи, бархата, ящики с серебряной посудой, оружие... Но самым ценным сокровищем была дочь Баффо.

Во время сражения она выбежала из трюма на палубу. Увидев жуткую картину, Баффо решила заколоться попавшимся под руку кинжалом, но, побежденная страхом смерти, лишилась чувств...

Месяца через четыре после этого рокового дня синьорина Баффо, облаченная в богатейший восточный наряд, осыпанный бриллиантами и жемчугами, сияющая своей чарующей красотой, была представлена турецкому султану Амурату III. Когда его мать, султанша (валиде), сняла с прелестной венецианки покрывавшую ее с головы до ног кисейную чадру, повелитель правоверных онемел от удивления, не веря глазам: в венецианской своей пленнице он нашел гурию рая Магомета и ради Баффо забыл весь свой гарем с десятками одалык (одалисок) из всех стран земного шара.

В течение первого года жизни в султанском гареме Баффо сумела совершенно подчинить своему влиянию внука Солимана И. При этом Амурат III вел непрерывные войны с ее родиной; кроме Венеции, ему подчинялась Венгрия; данницей султана была и Австрия.

Любовь Амурата к Баффо возрастала с каждым днем, а после рождения сына-первенца любовь эта уже не имела границ, к зависти забытых одалык и к досаде старой султанши, которая сочла Баффо ведьмой. Желая уверить сына, что он околдован венецианкой, султанша-валиде усердно принялась наговаривать ему на любимицу.

Султан, не сказав ни слова своей любимице, велел арестовать и подвергнуть пыткам ее служанок, но ничего подозрительного открыто не было. Стыдясь своего легковерия и желая вознаградить Баффо за свои подозрения, Амурат объявил матери и членам дивана, что он намерен предоставить своей любимице те же самые права, которые были предоставлены султаном Солиманом II Роксолане... Никто не осмелился возразить...

Таким образом, предсказание старой венецианской колдуньи сбылось: Баффо сделалась настоящей царицей. Ее вознесению на высоту, недостижимую для женщины Востока, кроме красоты, в немалой степени способствовало ее умение приспосабливаться к характеру султана и потакать его слабостям. Сластолюбие и скупость были главными страстями Амурата; Баффо, неутомимая в нежных своих ласках, при каждом удобном случае стремилась угодить Амурату или сокращением каких-нибудь дворцовых расходов, или предложением экономических реформ, или, наконец, указанием на новый источник казенного дохода.

По ее советам количество гаремных одалисок было сокращено ш две трети; подарки и денежные награды чиновникам были заменень милостивыми словами и похвальными отзывами из уст повелителя правоверных; многие должности были упразднены, жалованье войскам — уменьшено... Плоды и цветы из серальских садов продавались частным лицам, и вырученные за продажу деньги поступали в султанскую казну. Все это возбуждала крайнее негодование среди его подданных; в войсках начался ропот.

Со смертью Амурата III (6 января 1595 года) могущество султанши Баффо не уменьшилось. При правлении ее сына Магомета III она была фактической правительницей империи. По ее совету Магомет ознаменовал восшествие свое на престол удавлением 19 своих братьев и утоплением 10 одалык (одалисок), оставшихся после Амурата в интересном положении. Это зверство, по мнению Баффо, было необходимо. Оно устраняло возможность свержения нового султана одним из его сводных братьев. Усыпляя в своем сыне всякое стремление к государственной деятельности пирами, праздниками и ласками его наложниц, Баффо управляла империей с умом и тактом, которым мог бы позавидовать и талантливейший государственный деятель.

Известие о раскрытии заговора в Константинополе побудило Магомета учинить суд и расправу. Душою заговора, как оказалось, был младший сын Баффо Селим, намеревавшийся (без ведома матери) свергнуть брата и провозгласить себя султаном. Баффо могла бы вымолить ему прощение, но она не пощадила мятежника, и Селим в 1600 году был повешен. Казнь Селима, нисколько не устрашившая заговорщиков, заставила их только быть осторожнее. Главной целью мятежников были удаление Баффо от участия в государственных делах и предоставление неограниченной власти самому султану.

Баффо могла предотвратить готовившийся бунт, уступив требованиям мятежников, но эта женщина в свои 42 года держалась за власть с редким упрямством и готова была предпочесть смерть своему изгнанию. Положение султана было щекотливым: победитель венгров и австрийцев дрожал и перед своей матерью, и перед народом. Он не мог не сознавать, что требования народа более чем справедливы и разумны, что женщина во главе правительства страны, где религия лишает женщину всяких прав, — явление непозволительное... Но Магомет не мог убить свою мать.

Тем временем заговор распространился по всей империи, проник в азиатские области и угрожал революцией. Народ не отважился бы на восстание, если бы не имел надежной поддержки у янычар. Бунт вспыхнул летом 1602 года почти одновременно в европейских и азиатских владениях султана. В течение нескольких дней Константинополь представлял собой страшную картину пожаров, грабежей, резни и всех ужасов, с которыми неразлучно сопряжены бунты.

Одна Баффо — женщина! — была истинным героем в эти решительные минуты. Ободряя малодушных, напоминая сыну о прямой его обязанности силой усмирить бунтовщиков, не входя с ними ни в какие переговоры, Баффо в то же время командовала небольшими отрядами телохранителей, защищавшими вход в сераль.

В решающий момент султан высказал матери все, что за семь лет накипело у него на душе.

С этого дня Магомет правил сам. Визирь и многие паши по повелению султана, были повешены, смерть их усмирила народное волнение в Константинополе. Однако мятежи в азиатских областях продолжались до кончины Магомета III — 9 декабря 1603 года.

Старинная летопись умалчивает о последних годах жизни султанши Баффо... Скорее всего, она умерла в своем заточении.